и вечер прочь

летит отброшенным плащом.

да, терпкостью вина мы не залечим рану.

я знаю, всё пройдет –

отпущен малый срок

для этих ярких ласк... ты знаешь сам, и ладно,

я замужем давно,

а ты вот одинок...

прошу, ну не сердись, не нужно портить вечер –

я знаю, ты ведь

ждал прихода моего,

пусть не глядишь в глаза, но весь – порыв навстречу,

и я хочу тебя...

есть три часа всего,

пока мой мальчик спит... прости, но это правда,

и мне бывает, знай,

похлеще твоего:

быть близкой с ним опять – не далее, как завтра,

и вспоминая нас,

спать на плече его...

Пришёл поговорить... – Анна Рубинштейн

Пришёл поговорить?

            А, впрочем, как обычно...

Ты руки убери.

            Налить? Ну, что ж, налей.

О, "Данхилл"!.. Закурю. Но больше по привычке...

Я бросила курить.

            Ну, что ты, дуралей...

Ты бицепс подкачал?! А ну-ка, я проверю...

Ого!..

            Налить? Налей.

                     Эй, руки убери!

А что мегера? Спит? Дай я закрою двери.

Ты помнишь прошлый раз?..

            Трясётся всё внутри...

Мне совесть не указ... Скажи – какая цаца!

Допью.

            Налей! Налил?

                     Ну, выпьем за любовь,

Так сложно всё... Прости.

            Ну, хватит целоваться...

Я вовсе не хочу... Ты бабник и плейбой!

Эй, руки...

            Это что? "Шанель"? Какая прелесть...

Оставь... Пусти!..

            Налил? За что? За твой развод?..

Ты вроде не дурак, а всё городишь ересь.

Кто я тебе? Пустяк.

            Случайный эпизод.

Ты психоанали... Пусти... Какие руки!..

Целуй меня, целуй...

            Да, да, вот тут... И там!

Как хочешь... Так?

            Снимай. Пиджак. Быстрей.

                  И брюки.

Нет, нет, не тороплюсь! Люблю... ты знаешь сам...

Лечу к тебе стремглав...

            О, милый, милый... Боже!

Хочу тебя всего! Пылаю и люблю!

Ещё чуть-чуть!... О! А!

            Ты кончил? Да, я тоже.

Ты хочешь первый в душ?

            Давай... Я постелю...

Прикуришь мне? Чайку? Есть где-то шоколадка...

Оставь, к чему сейчас никчёмный разговор...

Мне плохо без тебя... И ей с тобой несладко.

А за окном рассвет крадётся, словно вор.

Шуршание листвы в осеннем парке... – docking the mad dog

"История наша похожа на мрачный верлибр,

ни ритма, ни рифмы, красивая цепь многоточ...

Бывает и так"...

                             Yandel

Плохой подстрочник... Да и сам сюжет

почти приелся. Зрители устали.

Финальный занавес.

Смотри... А нас уж нет...

Разрублен остриём дамасской стали

ручной работы шёлковый платок.

Использовать, как повод для дуэли

и ревности?

А ливневый поток

смывает краски с листьев. Неужели

закончится унылым октябрём,

шуршанием листвы в пустынном парке,

рассказ, где мы пока ещё идём,

рука в руке?

Ни холодно, ни жарко,

а так...

Банальный, в сущности, сюжет...

Ты оглянулась. Пусто. Нас уж нет.

06.10.2003

Но не отменит холод ноябрей... – Уже Другая

"Смотри... А нас уж нет...

Разрублен остриём дамасской стали

ручной работы шёлковый платок" (с)

                          docking the mad dog

А помнишь, говорила – я уйду,

а помнишь, отвечал ты – всё пустое?

А помнишь, как в горячечном бреду

метались мы?

... Случайное, слепое,

сорвалось слово, разбивая свет

на тысячи и тысячи осколков...

Осталась только сталь

в звенящем "нет",

и два обрывка трепетного шёлка.

... Вот снова осень...

В тишине аллей не встретимся,

строги и безучастны,

но не отменит

холод ноябрей

янтарности просыпанного

счастья...

Подстрочник – Анна Рубинштейн

Верлибрами истории подстрочник

начертан нерифмованно и мрачно...

Избитые приёмы многоточий –

притворны, как невинность новобрачной

в горячечном сюжете о дуэли

и ревности из тысячи осколков...

Дамасской стали взмахи разлетелись

обрывками из трепетного шёлка.

В шуршаньи юбок слышались Петрарке

слова любви, слетавшие на плечи...

А мы с тобой – измены перестарки,

друг друга позабывшие до встречи,

мы слепы, холодны и безучастны

к стараниям ноябрьского бреда...

Финальное просыпанное счастье –

пустых объятий пиррова победа.

К её руке припасть… (Grappa) – docking the mad dog

О, Grappa, из Италии далекой!

Энергия... крадущейся лозы...

Возможно, итальянки темноокой

дыхание почувствует... язык?

И обожжет язык огонь жестокий.

       Налей ещё... Сознание бежит...

Куда? Какая разница, приятель!

Империи упадок и расцвет,

всё это в прошлом... Гунны, шорох платья,

и оброне'нный на бегу букет...

Коварство ядов,.. жар её объятий...

И яд страстей, и звучность языка...

О, Seniorita... или  Bella Donna...

Как нежно – дуновенье ветерка!

К её руке припасть главой склоненной...

Налей еще... я пьян, но лишь слегка!

О пользе капли атропина... – Уже Другая

ммммм... Bella Donna опьяняет слух,

но горечь дёгтя – это норма к мёду.

/...пришёл внезапно образ чьих-то рук,

причудливо тасующих колоду,

и, мысль сорвав, как аленький цветок,

уходит вдохновение по следу

букетов, ядов, гуннов/... Как жесток

был век империй, верно? Нам, эстетам,

пресыщенным усталым мотылькам,

подверженным депрессиям и сплину,

натурализм укутавшим в меха,

нет, не понять реальную причину,

которая тогдашних милых дам,

носивших гордо звание матроны,

толкала под руку бежать в ночи к прудам,

на поиски созревшей белладонны.

Боюсь подумать, что могло бы быть,

но женщины, как правило, искусны.

Всё обошлось – не оборвалась нить,

и сквозь века горят, горят искусом

глаза мадонн грешнейших – в этом суть,

пардон, похоже, снова повторяюсь.

Что женщина – огонь?... Или сосуд?

И как прожить, ни разу не раскаясь?

Да полноте... но стоит ли тогда

Париж всех месс, а день похмелья – граппы?