Ему суждено жениться на какой-нибудь принцессе — на высокородной госпоже из Атвии, Эринны или, быть может, даже Солинды, если война с Солиндой когда-нибудь окончится.

— Значит, ты будешь его любовницей. Его мэйхой.

Это девушке не понравилось:

— Сложновато мне будет стать даже его любовницей, если я, как ты говоришь, должна остаться с кланом! — обиженно проговорила она.

Дункан усмехнулся, внезапно сделавшись удивительно похожим на Финна, но это ощущение исчезло, стоило Аликс повнимательнее приглядеться к нему. Даже сейчас в Дункане не было ничего от резкости и нарочитой грубости Финна:

— Ты не пленница, хотя тебе и могло так показаться. Что же до принца… мне кажется, он сказал то, что думал. Он вернется за тобой, — он вздохнул. — Я не знаю когда, но он это сделает.

— Я буду рада этому, Изменяющийся. Дункан пристально разглядывал ее несколько мгновений:

— Почему ты так нас боишься? Я же сказал тебе, что мы не причиняем зла людям своей крови.

Аликс отвернулась в некотором замешательстве: неужели ей ничего не удается скрыть от глаз Дункана? Или — что же, ее мысли так легко прочесть?

— А я уже ответила. Меня вырастили в страхе перед вами и перед тем чародейством, которое у вас в крови. Все, что я знала о вас — то, что Чэйсули это демоны… и они опасны, как демоны, — снова взглянула на Дункана. — Вы нападаете на фермы и угоняете скот, вы раните и убиваете людей. Если в этом нет зла, то у вас весьма странные представления о добре и зле!

Дункан улыбнулся:

— Да, может показаться и так. Но не забывай — нас принудил к этому Шейн.

Прежде мы мирно жили в своих лесах, охотились, где и когда хотели — нам не было нужды совершать набеги. Кумаалин сделала нас чем-то вроде разбойников с большой дороги, грабящих честных людей. Мы никогда не были такими, мы воины, а не воры — но Шейн не оставил нам выбора.

— А если бы выбор был… вы вернулись бы к своей прежней жизни?

Он потрогал золотую рукоять кинжала, смотрел как-то отстраненно, а когда заговорил, показалось — это слова пророчества:

— Мы никогда не будем жить, как прежде. Мы предназначены для другого. Так оказали древние боги.

Она зябко передернула плечами: эти слова напугали ее. Хотела было отпить еще глоток из деревянной чаши, но меда больше не осталось.

— Так ты станешь любовницей Кэриллона? Чаша выпала из ее рук:

— Я не стану ничьей любовницей. Дункан криво и недоверчиво усмехнулся:

— Насколько я понял, многие женщины пошли бы на все, чтобы удостоиться столь высокой чести.

— Я не «многие», — резко ответила Аликс. — Я не могу представить, чтобы такое когда-либо случилось, а потому об этом и не думаю.

Какое право он вообще имеет лезть в мою жизнь и выспрашивать меня о моих чувствах?!

— Но что же, ты так легко от него откажешься?

Аликс тоскливо посмотрела на него — в голосе Дункана слышалось участие, и она забыла, что говорит с врагом.

— Я не могу сказать, что буду делать. Я не знаю даже, чего хочу! Дункан сдвинул брови:

— Это все ограничения, которые ставит ваше хомэйнское воспитание. Среди Чэйсули женщина вольна выбрать того, кого захочет. Женщина клана может оставить одного мужчину и уйти к другому, если таково будет ее желание.

— Ты что, думаешь, что мой отец воспитал уличную девку? — с укором проговорила Аликс. — Однажды я выйду замуж за фермера, такого же, как мой отец, или за какого-нибудь деревенского парня, — она пожала плечами. — Когда-нибудь…

— Твой отец вовсе тебя не воспитывал, — заметил Дункан.

Аликс не успела возразить: она поняла, что Дункан говорит о Хэйле. Правда или нет эта удивительная история ее рождения — она не знала, а потому завела старую песню — надо же хоть что-то сказать!

— Кэриллон женится на принцессе. Конечно, так и будет.

— Конечно, так и будет, — насмешливо повторил Дункан, явно передразнивая ее. — Если он выживет, то женится на принцессе.

— Если выживет?! Дункан потер глаз:

— Айлини позаботятся о том, чтобы Кэриллон не прожил так долго.

— Айлини! — Аликс в ужасе посмотрела на вождя. — Колдуны, служащие черным богам? Но почему? На что им Кэриллон? Разве не Беллэм правит Солиндой?

Дункан, вновь занявшийся своим луком, заговорил наставительно:

— Солинда всегда была сильной державой, но короли ее алчны. Они не хотят довольствоваться одной Солинды: им нужно, чтобы хомэйны стали их подданными.

Беллэм стремился к этому всю жизнь, но стычки на границах и даже серьезные битвы, в которых погибло столько людей, не дали ему ничего. Теперь он пытается добиться власти над Хомейной любыми возможными способами.

— Обращаясь к Айлини?..

— Солинда и сейчас много сильнее прежнего. Беллэму нужна сверхъестественная сила Тинстара, который правит Айлини — если только чародей может править народом чародеев, — Дункан склонился над луком. — Сила Солинды Тинстар, а не Беллэм.

— Тинстар… — прошептала она, на мгновение вспомнив истории, которые она слышала в детстве от матери — та все пугала ее Айлини, когда девочка не хотела слушаться.

Пока отец не сказал ей, что этого нельзя делать: говоря о Тинстаре и Айлини, сказал он, ты призываешь их в Хомейну. Аликс передернула плечами, прогоняя воспоминание, но Дункан, кажется, не заметил этого.

— Тинстар, прозванный Великим Айлини, — продолжил вождь, — быть может, сильнейший из тех, что служат темным богам преисподней. Никто из людей просто не должен обладать такой силой и властью. И все это он использует на благо Беллэма. На этот раз Хомейне не выстоять.

Аликс выпрямилась, вспыхнув от возмущения:

— Хомейна не склонялась ни перед кем! Как бы ей ни грозили короли Солинды, мечтающие покорить нас, — она гордо вскинула голову. — Так говорит мой отец.

Дункан взглянул на нее с такой насмешливой жалостью, что она чуть не запустила в него чашей — в конце концов, какое право он имеет обращаться с ней, как с дитем неразумным!..

— И все это время рядом с Мухаарами Хомейны были воины Чэйсули. Мы с помощью данных нам богами даров отражали наступление войск Солинды, и даже Айлини не могли противостоять нам, — спокойное и терпеливое выражение исчезло с его лица, черты стали острее и резче, в голосе зазвучала мрачная гордость. Двадцать пять лет назад мы помогли Шейну отстоять границы Хомейны, отразив войско Беллэма, которое могло уничтожить эту землю. Мир, наступивший после этой победы, был бы скреплен женитьбой Эллика, сына Беллэма, на Линдир. Когда была разорвана помолвка, рухнул и мир. Теперь Шейн убивает нас

— и потому Хомейне суждено пасть перед силой Айлини.

— Двадцать пять лет… — эхом отозвалась Аликс.

— Линдир скрывалась в лесах вместе с Хэйлом восемь лет, спасаясь от ярости своего жехаана. Когда Хэйл был убит, она возвратилась и через несколько недель родила тебя.

— Что ж… если Айлини столь сильны, как же вы противостояли им раньше?

— Существует то, что связано только с двумя нашими расами. Мне трудно объяснить тебе.., — он еле заметно нахмурился. — Айлини не могут использовать свою силу полностью, когда рядом мы. Да, они могут творить видения, миражи — но их черная магия им недоступна. И мы тоже расплачиваемся за это: хотя Айлини не могут победить нас своими чарами, мы тоже не можем ни принимать облик своих лиир, ни слышать их, если рядом Айлини. Перед Айлини мы — просто люди. Как и они перед нами.

Ошеломленная его словами, Аликс не сказала ничего. Всю свою жизнь она знала, что Чэйсули обладают загадочными и пугающими способностями, хотя и не могла бы сказать, какими именно. Когда Дункан заговорил об Айлини, как о демонах — она-то всегда считала демонами самих Чэйсули, — это перевернуло все ее представления о мире. Финн отнял у нее невинную детскую убежденность в своей правоте, Дункан пошел еще дальше, рассказывая о Пророчестве и о ее будущем в клане. И теперь, осознав, что Айлини — не страшная сказка, а вполне реальная угроза для той земли, которую она любила, Аликс почувствовала, как в ее душе поднимается волна отчаянья.