— Аликс…

Девушка резко обернулась — позади стоял Дункан с конем в поводу. Его левая рука была окровавлена, на щеке темнел кровоподтек, лоб пересекала узкая рана, но в остальном все было в порядке.

Аликс молча смотрела на него. Все те гневные слова, которые она наговорила ему перед их расставанием, больше не имели значения: какое-то новое чувство затеплилось в ее душе, и она начала понимать, что это.

— Конь ускакал, — неверным голосом вымолвила девушка.

Дункан не отводил взгляда от Аликс:

— Я нашел его. Хромает, но скоро поправится.

— Я рада, что он не сильно пострадал.

Их слова сейчас не имели значения — важнее было то, что стояло за словами.

— Тебе придется ехать со мной, потерпишь? — спросил Дункан. — Я не могу терять время на поиски другого коня. Я нужен клану.

Аликс медленно подошла к нему, чувствуя странную слабость, и остановилась всего в, шаге от Чэйсули.

— Это был Тинстар.

— Я видел его.

Дрожащей рукой она осторожно коснулась окровавленной руки воина:

— Дункан, я не хотела задеть тебя.

Он чуть отстранился, но девушка поняла: не от боли. То, что этот человек отныне принадлежит ей, внезапно потрясло ее.

— Дункан… — она смотрела в его горящие глаза, — Дункан, пожалуйста… обними меня, чтобы я поняла, что я и правда есть.

Он что-то прошептал на Древнем Языке и сжал ее в объятиях. Аликс почувствовала, что просто тает от прикосновения воина. Странная слабость, охватившая ее, была новым для нее чувством — но чувством без сомнения приятным.

Дункан зарылся пальцами в ее волосы и заставил ее откинуть голову:

— Ты все еще хочешь отречься от толмооры?

Она не ответила.

Дункан нашел пещеру в горах неподалеку от Мухаары и застелил пол шкурами.

Аликс сидела, завернувшись в красное одеяло, наблюдая за тем, как Дункан разводит огонь и пристраивает над ним куропатку.

— Болит рука?

— Да нет. Они не умели владеть оружием.

— Финн сказал, вы можете лечить. Разве ты этого не сделаешь?

— Не ради себя, тем более, из-за такой пустяковой раны. Искусством исцеления пользуются только когда это действительно нужно — и обычно ради других.

— Финн вылечил руку Кэриллону.

— Только потому, что Кэриллону нужно было доказать, что мы не демоны, как он думал.

Аликс пошевелилась — болела нога, болело все тело после падения с коня:

— Что ты сказал Кэриллону, когда мы уезжали? Мне показалось, ты говоришь так, будто все знаешь наверное.

Дункан отпил горячего меда:

— Я говорил так, потому что знаю Пророчество. Кэриллон в нем не называется прямо — Пророчество вообще не называет имен — но я думаю, что это именно он.

— Объясни.

Дункан криво улыбнулся:

— Я не могу. Ты не знаешь Пророчества. Шар тэл расскажет тебе, и тогда ты поймешь.

— Почему твои слова всегда так темны? Ты заставишь меня думать, что действительно замышляешь какое-то колдовство.

— Служение богам не может быть колдовством.

— А как же Тинстар?

Дункан замер и ответил не сразу:

— Тинстар служит темным богам преисподней. Он зло. Он хочет уничтожить Пророчество, прежде чем ему придет время исполниться.

— Именно так он и сказал, — Аликс вздохнула и потерла лоб. — Куда ты ушел, когда мой конь ускакал прочь?

— Сперва я убил двоих разбойников. Третий убежал. Я пошел искать его.

— Почему ты просто не послал Кая? Или не принял, облик лиир?

— Я не мог принять облик лиир. Я чувствовал присутствие Айлини, хотя и не знал, кто это. Что же до Кая… его я послал в Хомейну-Мухаар.

— В Хомейну-Мухаар? Зачем?

— Я думал, ты вернулась к Кэриллону, — просто ответил Дункан.

Она ошеломленно уставилась на него, потом почувствовала, как в ней, непонятно почему, закипает смех:

— Я могу подумать, что ты ревнуешь.

Дункан сдвинул брови:

— Нет, не ревную.

Аликс удивленно улыбнулась, потом рассмеялась:

— Итак, мне предлагается думать, что Чэйсули неспособны на такие хомэйнские чувства? Однако твой — и мой брат, похоже, вполне способен проявлять ревность.

— Финн молод.

— А ты — немногим старше.

Лицо Дункана потемнело:

— Моя юность кончилась в тот день, когда моя первая Обитель была уничтожена солдатами Мухаара. Только волей богов я остался жив, когда столь многие были убиты.

— Прости, Дункан…

— Ты все увидишь сама, когда мы приедем в Обитель.

— Осталось так мало..?

— Около пятидесяти женщин, и большинство не может иметь детей. Остальные старики и дети. И, может быть, шестьдесят воинов.

В первый раз Аликс осознала весь ужас кумаалин.

— Дункан…

Воин казался постаревшим на много лет:

— Когда-то эта земля была нашей. По Хомейне странствовали пятьдесят кланов Чэйсули — от Хондарт, что на берегах Идрийского Океана до северных гор за рекой Синих Клыков. Теперь все они уничтожены, остался только мой клан. И мы стали слабее, чем прежде.

— Деяние Шейна…

Он взял ее за руку, посмотрел почти умоляюще:

— Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему мы крадем женщин и принуждаем их рожать нам детей? Аликс, это ради того, чтобы выжил наш народ. Совет увидит не тебя: твою кровь и твою молодость. Ты должна послужить своему народу, чэйсула.

Она выпрямилась:

— Но узнают ли они, что ты называл меня — так?

Дункан выпустил ее руку:

— Я буду просить о тебе. Это моя толмоора.

Снова — знакомый жест.

— Ты дочь Хэйла. Я думаю, мне не откажут.

Аликс почувствовала озноб:

— Но — могут ? Скажи, тебе могут отказать?

Он бессильно уронил руки:

— Да. Прежде клан должен признать тебя, дать тебе знание по старинному обряду, рассказать тебе твою родословную. Шар тэл скажет, действительно ли ты Чэйсули.

— Но… ты же говорил!.. Дункан печально улыбнулся:

— В этом как раз нет сомнений, малышка, это только обычай. Но ты была воспитана хомэйнами. В глазах Совета ты запятнана. До тех пор, пока шар тэл не объявит, что ты свободна от этого.

Она прикрыла глаза. Едва появившееся у нее чувство безопасности оказалось уничтожено всего несколькими словами.

— Они не отдадут меня Финну! На лице Дункана быстро сменялись удивление насмешливое веселье — раздумье. В конце концов, он нахмурился. Аликс внезапно испугалась:

— Дункан, они не сделают этого! Он медленно перевернул на огне жарящуюся птицу:

— Я вождь клана, но не единственная власть в клане. Совет решит, что будет.

Аликс вскочила и шагнула к стене, уставившись в нее невидящими глазами, плотнее завернувшись в одеяло. Прижалась лбом к холодному камню. Внезапно она поняла, что значит для нее Дункан, и теперь сама мысль о том, что они могут и не быть вместе, больно ранила ее душу.

Потерять его — сейчас, когда я едва успела обрести его…

Руки Дункана легли ей на плечи:

— Я не отпущу тебя так легко. Она дернулась, дрожа всем телом:

— Ты разве сможешь что-то изменить, если они отдадут меня другому?

Под смуглой кожей на скулах Дункана заходили желваки:

— Нет.

— Тогда как же толмоора, о которой ты все время твердишь?

— Она моя, Аликс. Моя, не клана.

Девушка почти беззвучно прошептала его имя. Подняла лицо и коснулась его руки:

— А если я предстану перед Советом, когда уже буду носить твоего ребенка..?

Его глаза вспыхнули удивлением, потом он улыбнулся уголками губ:

— Если ты принесешь такую жертву, малыш, они вряд ли смогут отказать мне.

Одеяло упало с плеч Аликс. Она медленно расстегнула застежки платья у шеи.

Дункан смотрел на нее молча, тяжело дыша, но ее взгляд все еще не позволял ему сдвинуться с места.

Расстегнутое платье упало к ногам Аликс, ее распущенные волосы были похожи на темную искрящуюся мантию.

— Для меня это совсем ново… — прошептала она, дрожа. — Дункан… наверно, зачать не так тяжело…

— Нет, — выдохнул он, потянувшись к ней. — Это не так тяжело…