— Оставь их в покое, — выговорил принц сквозь стиснутые зубы. — Само заживет.

— То, что я увидел, стоит причиненной боли, мой господин. Железо может разрушить не только плоть. Оно может убить самое жизнь в мышцах. Но ты, как мне кажется, еще сможешь держать в руках меч.

— А когда я смогу взять меч в руки, я проткну им черное сердце Торна, — с ожесточением выговорил Кэриллон.

Глаза Аликс расширились — она увидела, как из тьмы на свет костра вышел Финн. Рядом с ним шел Сторр.

— Какой же меч тебе нужен, малютка принц? Ты ведь потерял тот, который мой жехаан подарил Мухаару.

Кэриллон покраснел:

— Я признаю это.

Финн приподнял бровь:

— Я ожидал отрицаний и оправданий. Ты удивляешь меня.

— Это может подождать, — с упреком заметил Дункан.

Финн подошел ближе к огню и вынул из-за спины меч в кожаных ножнах, золотая рукоять блеснула в свете костра, рубин был похож на каплю крови — или пламени.

Воин поднял меч и пристально взглянул на него:

— Меч Хэйла предназначался только для одного человека, Кэриллон. Не знаю, ты ли это, но если ты, лучше поберегись. Ты уже второй раз теряешь меч моего жехаана. В третий раз я могу и не увидеть его в твоих руках.

Кэриллон ничего не сказал — только посмотрел недоверчиво, когда Финн протянул ему меч, но Финн не попытался отнять оружие, и принц принял его из рук Чэйсули.

— Если ты не хочешь, чтобы этот меч наследовал я, почему ты возвращаешь его мне? В твоих руках он может оказаться более могучим оружием.

Финн пожал плечами и скрестил руки на груди:

— Воин Чэйсули не носит меча. А я прежде всего воин.

Кэриллон положил меч на колени и остался сидеть так, разглядывая гербового льва на рукояти, но вскоре усталость и боль дали себя знать, и он уснул — сидя, крепко прижав к груди меч Хэйла. Ничего в нем не осталось от прежнего принца, которого знала Аликс — ничего, кроме решимости, которую его лицо сохраняло даже во сне, да рубинового кольца с печаткой.

Аликс вздохнула, сейчас она понимала, что толмоора Кэриллона неизбежно уведет его еще дальше от нее.

Дункан поднялся и обернулся к ней. Что-то в его лице подсказывало ей, что, должно быть, все эти чувства легко можно было прочесть на ее лице, на мгновение она увидела перед собой того упорного почти до жестокости воина Чэйсули, который заставил ее против воли войти в клан.

Потом странное ощущение исчезло.

Это Дункан, напомнила она себе, Дункан…

Этого оказалось достаточно. Дункан подошел к Аликс и поднял ее с земли.

Она почувствовала силу в его руках и радостно удивилась, что этот мужчина взял в свой шатер необразованную деревенскую девчонку, когда мог выбрать любую другую женщину.

— Идем со мной, — ласково сказал он, уводя ее с прогалины в лес.

В лесу он усадил ее на пенек, а сам остался стоять перед ней.

— Дункан?

— Я не могу винить тебя за то, что ты сделала. Ты решила, что нужно делать, и сделала это. Как и подобает воину.

Аликс испугалась, что за этими словами последует вспышка гнева — гнев Дункана был страшнее, чем чей-либо другой. Особенно для нее.

— Я понимаю, что значит быть привязанным к кому-то — привязанным настолько, чтобы сделать для него все, что в твоих силах, — сказал он. — Ты знаешь, я так же пожертвовал бы собой ради тебя или Финна. Ради любого воина клана.

Она подняла на него глаза, нервно облизнув губы:

— Если ты злишься, Дункан, лучше так и скажи. Я не могу ждать всю ночь.

На его лице ничего не отразилось, но голос звучал удивленно:

— Я не злюсь на тебя. То, что ты сделала, не было неверным — только необдуманным.

Она застыла:

— Необдуманным?

Дункан вздохнул и шагнул к ней, в свет луны. Он улыбнулся, положив руки ей на плечи:

— Разве ты забыла о ребенке? Разве забыла о магии в твоей душе?

— Дункан…

— Я не хочу потерять тебя, если у тебя будет выкидыш. Это может отнять у женщины жизнь. Но я не хочу и рисковать ребенком, которому суждено стать воином. Аликс, ты принимала облик лиир, нося ребенка. Разве ты не подумала о том, чего это может стоить?

Внезапно она почувствовала страх и невольно прикрыла живот руками:

— Дункан… ведь это не повредит ребенку? Это не отнимет его у меня?

Он попытался разгладить морщины, вдруг прорезавшиеся на ее гладком лбу:

— Я думаю, это не повредит ему, чэйсула, но и ничего доброго тоже не принесет. Разве ты хотела бы, чтобы эта бедная, еще незрелая душа начала менять облик, не зная даже своего собственного обличья?

— Дункан!

Он снова вздохнул, поднял ее и притянул к себе, Аликс отвернулась.

Лиирэн, ты единственная женщина, которая ему нужна, ласково возразил ей Кай.

Аликс прижалась к Дункану. Ей очень хотелось верить, что ястреб прав.

— Я не собираюсь терпеть колдовство Чэйсули! — решительно заявил Кэриллон на следующее утро.

Чэйсули смотрели на него с молчаливым осуждением.

— Кэриллон, — с упреком сказала Аликс.

Его глаза вспыхнули:

— Аликс, это чародейство — зло. Я понимаю, что ты — одна из них, но тебя я знаю. Ты никогда не попытаешься причинить зло наследнику трона Хомейны.

— Так же, как и мы, — заметил Дункан и вздохнул. — Может, ты не поверишь, но Чэйсули никогда не желали оставить свое место подле Мухааров Хомейны. Пока не ушел Хэйл, воины Чэйсули верно служили королям Хомэйны. Мы не ищем ссор с тобой.

Стоявший поодаль Финн прибавил с привычной насмешливостью:

— Зато, похоже, ссоры ищешь ты. Кэриллон поджал губы:

— Я только хочу добраться до Мухаары и освободить мой город от демонов-Айлини. И от Беллэма Солиндского.

— Ты не доберешься туда без нашей помощи, — коротко ответил Финн. — К тому же прошлой ночью ты был, кажется, вполне доволен тем, что мы использовали наши дары против врага.

— Одно дело — использовать вашу магию, чтобы освободить своего сюзерена, возразил Кэриллон. — Но совсем другое — подчинить мою волю.

Финн презрительно рассмеялся:

— Вы только посмотрите, как быстро он начал считать себя нашим властелином! Всего несколько месяцев назад ты был в наших руках, малютка принц, и исполнял нашу волю. Разве мы не могли тогда испытать на тебе свою силу, пожелай мы этого? Или все это просто потому, что ты поднялся выше, когда был убит Фергус Хомейнский?

— Рухо, — тихо сказал Дункан.

Глаза Кэриллона были холодны, как лед:

— Пусть говорит. Эта война помогла мне лучше узнать людей, я понял, что иногда нужно сперва посмотреть на себя. Я долго позволял Мухаару распоряжаться мной — с меня довольно. Мой отец пал от рук атвийцев, я должен исполнить то, что сделал бы он, — Кэриллон невесело улыбнулся. — Нравится тебе это или нет, Изменяющийся, но однажды я стану владыкой Хомейны. И лучше тебе сейчас начать привыкать к этой мысли.

Краска залила лицо Финна, огонь, плясавший в желтых глазах, выдавал всю глубину его ярости, и Аликс довольно усмехнулась. Он взглянул на молодую женщину, но она не торопилась убрать улыбку с лица, и это еще больше разозлило Финна. Он развернулся и пошел прочь.

Дункан стоял перед Кэриллоном, расставив ноги и скрестив руки на груди, по его лицу блуждала ироническая усмешка:

— Господин мой принц, ты можешь быть нашим сюзереном, но это ничего не значит: сейчас ты не можешь ехать в Мухаару. Ты не перенесешь дороги.

Кэриллон встал и выпрямился во весь рост. Чэйсули были высокой и статной расой, но немного нашлось бы равных ростом Хомейнскому принцу. Только глаза Кэриллона выдавали, чего стоит ему удержаться на ногах:

— Если я не могу доехать до моего города, тогда и говорить нечего о том, чтобы его освободить!

— Кэриллон, — мягко сказала Аликс. — Это не больно. Ты только станешь сильнее.

Он взглянул на нее и протянул руку: след наручника был воспаленным, из ранок сочилась лимфа.

— Мне нет дела, болят у меня руки, или нет. Разве я не научился терпеть боль?