— Этот брак не будет скучным, — заметил он.

— Этого брака вообще не будет, — мрачно отпарировала она. — Дункан, отмени свое разрешение.

— На каком основании? Аликс нахмурилась:

— Я не хочу его! Дункан пожал плечами:

— Это не основание. Это только упрямство, к которому так склонны женщины.

— Ты не можешь хотеть, чтобы я принадлежала ему!

Лицо Дункана дернулось:

— Нет, — ответил он после долгого молчания. — Я не хочу этого. Но отказать ему только потому, что так не хочу я… вождь клана не может быть таким мелочным. Аликс, этот союз будет благом для нашего клана.

— И это все, что ты можешь мне сказать?! Или ты думаешь только о клане, но не обо, мне? Во имя богов, Дункан, я думала, что нас объединяет что-то большее.

Что же случилось с этой твоей драгоценной толмоорой?

Дункан покраснел, потом побледнел:

— А другого воина ты примешь?

— Ты знаешь, что я приму только одного.

— Тогда выбирай, — уже мягче сказал он.

— Будь моей мэйхой… или чэйсулой другого.

— Но почему?

— Я дал обещание Малине, когда нам было по восемь лет, — тихо ответил Дункан.

— Клятва Чэйсули держит прочно.

— Она первая нарушила клятву.

— Она не думала, что я сдержу слово, — Дункан коснулся золотого украшения на столе. — Она ушла к Боррсу, потому что решила, что я передумаю. А когда я этого не сделал… она попала в ловушку.

Вождь клана дал разрешение Боррсу просить ее клановых прав, а когда решение принято, его уже нельзя изменить. Это прочно, как клятва, — он взглянул на Аликс. — Я сделал то же, что и ты. Я просил вождя клана отменить решение, чтобы я мог просить прав Малины. Он этого не сделал… и их союз признал Совет.

— Но я думала, что ты был вождь клана, а потому не взял чэйсулы.

Дункан выглядел усталым:

— Тиернан умер от болезни. Прошло несколько месяцев. Все знали, что я стану его преемником, а потому я принял решение оставаться одному до его смерти. Но тогда он был вождем. А когда он умер, Малина уже была чэйсулой Боррса.

— Но ребенок…

— Он может быть моим. Он может быть ребенком Боррса, — Дункан тихо вздохнул. — У нашего народа верность — не высшая добродетель.

Аликс отшатнулась:

— Но она была замужем!

Дункан улыбнулся:

— Я и не думал, что ты поймешь.

— Ты хочешь сказать, что возьмешь к себе и Малину, и меня, да еще будешь искать себе других женщин?

Дункан задумчиво нахмурился — Я не могу сказать, так ли это будет. Да и кто из мужчин мог бы дать подобное обещание?

Это новое открытие потрясло Аликс. Она с сомнением вгляделась в лицо Дункана:

— Дункан… ты и вправду так думаешь?

Он пожал плечами:

— Я не из тех, кому нужны все женщины. Хватит и одной. Не думаю, что тебе нужно из-за этого беспокоиться.

— Дункан!

— Аликс, она носит ребенка, который может быть моим…

— А я нет.

— Аликс…

— Если бы она не забеременела, ты был бы так же готов взять ее чэйсулой?

Он отвел взгляд.

— Если бы Боррс был жив, а ребенок все равно был бы моим… — Дункан глубоко вздохнул. — Я думаю, я ничего бы не сказал.

— Значит, это из-за ребенка…

— Мне всегда нравилась Малина, — твердо заявил Дункан.

— А если ребенок не твой?

— Я не могу рассчитывать на это.

— И все-таки она согласна разделить тебя со мной?

— Я поставил это условие, — мягко сказал он. — Я сказал, что беру ее ради ребенка… и только если она примет тебя, как мою мэйху.

— Дункан!

— Маленькая, если бы она сказала — нет, я бы сделал тебя своей чэйсулой.

Но меня слишком многое связывает с Малиной, и я не могу так просто ее оставить.

— Но ты бросаешь меня… ты отдаешь меня Финну!

— Потому что он об этом просил, и нет причин отказывать ему. Не мне это делать.

— Я не буду с ним. Я сказала ему об этом, а теперь говорю тебе, — она сжала руки в кулаки. — Я Чэйсули, вождь, и ты не можешь принудить меня.

— Мы обязаны поступать, как должно, Аликс, — мягко сказал он. — Даже с человеком из нашего народа.

Девушка медленно поднялась, оправляя юбки. Она заставила себя улыбнуться:

— Ты не сможешь принудить меня, Дункан. Скоро ты сам увидишь это.

Она резко развернулась и вышла из шатра.

Аликс остановилась перед шатром Райссы и позвала Кая и Сторра. Лиир не замедлили явиться, и втроем они отправились к опаленному молнией дереву молча, хотя Аликс была уверена: они знают, что она собирается делать. Ей нужно было учиться принимать облик лиир — быть может, если она покажет Совету, на что способна, хотя бы это сможет изменить ее судьбу?

Как и в первый раз, Кай устроился на суку над ее головой, Сторр уселся напротив нее и пристально посмотрел ей в лицо мудрыми янтарными глазами.

— Помоги мне, — попросила Аликс.

Ты просто должна представить себя волком, сказал Сторр, и ты станешь им.

Девушка вспомнила то, что он говорил ей раньше, те ощущения, которые пришли, когда она впервые меняла облик. Отчасти превращение все еще пугало ее, но она уже понимала, что это дар. И, если она покажет свои умения Совету, это может спасти ее от Финна.

Аликс открыла глаза и на брюхе выползла из глубокого дупла, встряхнулась, звуки были ярче и четче, чем когда бы то ни было, а нюх говорил ей больше, чем все прочие чувства.

Рыжевато-серебряная молодая волчица улыбнулась, обнажив острые белые клыки.

Сторр и молодая волчица бок о бок пробирались сквозь густой подлесок.

Аликс наслаждалась неведомыми ей прежде чувствами, ощущениями, которые прежде ускользали от нее. Она поняла, что не потеряла себя — скорее, обрела новое: человек и волк в ней слились воедино.

Она утратила дар человеческой речи, но слова и не были нужны, когда она говорила с лиир. Мысли Кая и Сторра остались образами, которые она понимала по-прежнему легко. Гордость и восхищение охватили ее — она поняла, что значит быть Чэйсули.

И в то же мгновенье поняла, за что Мухаар Шейн ненавидит ее народ.

Он думает, что Чэйсули используют свои дары, чтобы отплатить ему за кумаалин. Он никогда не сможет измениться!

Теперь ты понимаешь все, лиирэн, прозвенел в ней чистый голос Кая.. Шейн не может простить себе собственной гордыни и страха.

Аликс, еще не привыкшая ощущать мир как волк и ушедшая в размышления, не услышала треска в кустах. Кай поднялся в небо, Сторр скользнул в тень, но она, сияющая здоровьем юности красновато-серебряная волчица, была прекрасной целью для всадника.

Хрустнул под копытом сучок. Аликс подпрыгнула и обернулась: тревога заставила напрячься все жилы ее волчьего тела, ударила в сердце.

Она взлетела в воздух в прыжке, взвыв от боли и страха, когда стрела впилась ей в шею.

Охотник, спешившийся, чтобы разглядеть раненую волчицу, раздвинул кусты и встретил полный боли взгляд женщины.

Он отшатнулся, Женщина прижимала руку к левому плечу, между пальцев у нее сочилась кровь. Другой рукой она сжимала стрелу и, дрожа от потрясения и боли, в следующий миг швырнула ее в охотника.

Аликс проклинала его сквозь стиснутые в боли зубы — слова звучали невнятно, путались, но человек уже ломился сквозь кусты к своему коню, потрясенный и испуганный не меньше молодой женщины.

Девушка стонала, раскачиваясь из стороны в сторону.

Ты должна вернуться в Обитель! встревожено сказал возникший из-за деревьев Сторр.

— Н-немогу…

Кай опустился на ближнюю ветку и запахнулся в крылья, он был взволнован.

Лиирэн, ты должна вернуться в Обитель.

Аликс смогла заставить себя только пробормотать какое-то отрицание и бессильно повалилась на землю, пятная золотые и багряные листья кровью.

Когда чьи-то руки подняли ее с земли, прижали к широкой груди, Аликс снова почувствовала боль. С неимоверным трудом открыв глаза, она смутно увидела лицо Дункана, напряженное и бледное. В его глазах был страх.