Никакого ответа не приходит.

Сейчас в Китае должно быть около восьми утра, но он может быть слишком занят для ответа.

Я уже собираюсь попытаться заснуть, когда мой телефон вибрирует в руке, заставляя вздрогнуть.

Эйден: Я всегда здесь для тебя, милая.

Мое сердце делает переворот, будто снова влюбляется в Эйдена.

Разве мы уже не прошли эту фазу, сердце?

Прежде чем я успеваю ответить, на моем экране загорается еще одно сообщение.

Эйден: Тебе приснился еще один кошмар?

Боже. Он так хорошо меня знает. При нормальных обстоятельствах я бы в это время крепко спала.

Эльза: Наполовину кошмар. Наполовину сон.

Эйден: Расскажи.

Эльза: Сон был о тебе.

Эйден: Я говорил тебе, что однажды я буду сниться тебе так же, ты мне. Был ли сон извращенным?

Эльза: Нет.

Эйден: Наполовину извращенным?

Эльза: Что вообще значит «наполовину извращенным»?

Эйден: Это значит, что я привязал тебя к столбику кровати и трахал тебя на протяжении всего дня.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки, температура тела поднимается.

Эльза: Нет. Все было не так.

Эйден: Все было не так, да? Забавно, потому что мне приснился такой сон. Нам нужно синхронизировать наши сны.

Я подавляю улыбку. Какой магией обладает Эйден, чтобы я чувствовала себя лучше даже через смс?

Эльза: Если я попрошу тебя рассказать мне о прошлом, ты расскажешь?

Я ожидаю, что он подумает об этом, скажет мне, что я не готова, но ответ приходит незамедлительно.

Эйден: Когда захочешь.

Из меня вырывается прерывистое дыхание. Тот тип дыхания, который снимает некоторый вес с груди. Не весь, но облегчение имеется, каким бы крошечным оно ни было.

Эльза: Спасибо.

Эйден: Не благодари меня, пока не узнаешь все факты.

Моя рука, сжимающая телефон, становится липкой. В глубине сознания существует гигантская коробка под названием «Нелёгкая Правда», но его слова увеличивают эту коробку, она становится шире и больше, чем может вместить моя голова.

Мы с папой говорили о моих пропавших воспоминаниях, наедине и с доктором Ханом. Мой психиатр рекомендовал мне запомнить самостоятельно, не слушая пересказов, и папа подчинился.

Правда коварная штука. Как и ведьма, она требует высокой цены, прежде чем освободить тебя.

Жизнь, какой я ее знаю, может превратиться в дым, включая мои отношения с папой и Эйденом.

Я подавляю эту страшную мысль и печатаю вопрос, который задавала с тех пор, как он ушел.

Эльза: Когда ты вернешься?

Эйден: Меньше, чем через неделю.

Эйден: А что? Скучаешь по мне?

Я даже не думаю, когда печатаю. Я больше не слушаю свою паранойю. Отрицание моих чувств к Эйдену только разрушило меня изнутри.

Эльза: Да.

Телефон светлеет от его имени и фотографии нашего первого поцелуя.

Дерьмо.

Я не думала, что он позвонит.

Прочистив горло, я отвечаю:

— Привет.

— Скажи это. Мне нужно это услышать.

Резкость в его тоне вызывает мурашки, пробегающие по спине. Этот голос создан для грязных, властных слов.

— Что сказать?

— Что скучаешь по мне.

— Я скучаю по тебе.

Мой голос низкий, страстный. Я даже не знала, что владею таким диапазоном.

— Черт, милая. Я твердый.

Волна желания хватает меня за горло. Оно покалывает внизу моего живота, скапливаясь.

— Да?

— Блядь, да.

Его рычание грубое, даже животное.

Боже. Мне нравится его голос, когда он позволяет своему настоящему «я» просвечивать сквозь него.

— Ты сводишь меня с ума, Эльза.

— Насколько сильно? — я спрашиваю, потому что ничего не могу с собой поделать.

— Достаточно сильно, чтобы дрочить в ванной, когда я должен быть внизу.

Мои щеки горят, будто их подожгли. Все тело пылает.

Жажда в голосе Эйдена заразительна. Это тот тип желания, который хватает тебя за шею и не отпускает.

— Поговори со мной, милая. Дай мне услышать твой голос. — он делает паузу. — Забудь. Прикоснись к себе, словно я рядом, с тобой.

Моя свободная рука уже путешествует под майкой, лаская нежную кожу груди. Они тяжелые, ноющие.

— Как ты хочешь, чтобы я прикасалась к себе? — я спрашиваю.

— Сними свою одежду. — его хриплый приказ проходит через мое ухо и попадает прямо в сердце. — Делай это медленно, будто я наблюдаю.

Зажав телефон между плечом и ухом, я стягиваю шорты. Несмотря на их мягкий материал, они создают сводящее с ума трение о разгоряченную кожу.

Я кладу телефон на подушку и стягиваю майку через голову, позволяя ей упасть рядом.

Прохладный воздух в комнате вызывает мурашки, которые покрывают мою горящую плоть. Соски напрягаются, напрягаются, требуя прикосновений.

— Сделано, — бормочу я, снова берясь за телефон.

Стон прорезает другую линию.

— У тебя твердые соски?

— Да. О-они...

— Они что?

Я почти могу представить, как напряглась его челюсть.

— Они ноют.

— Они ноют, да?

— Да.

— Почему они ноют, милая?

— Потому что они хотят, чтобы твои руки оказались на них, — выпаливаю я, резко втягивая воздух.

— Прикоснись к ним, как делаю это я.

Так много власти. Это самая эротичная вещь, которую я когда-либо слышала.

Я обхватываю большим и указательным пальцами один сосок и сжимаю. Стон срывается с моих губ.

— Не так я прикасаюсь к тебе, — рычит он.

— Н-не так?

— Нет. Ущипни их так же жестоко, как я бы это сделал.

Подавляя стон, я сильнее сжимаю свой чувствительный сосок, мучая его, словно это делает Эйден.

Я представляю его здесь, со мной, как его губы обхватывают другой мой сосок, втягивая его в свой горячий рот. Как он покусывает бутон, посылая покалывание прямо между моих ног.

— Эйден...

— Хм, милая?

Я чувствую его рычание на своей коже вместо того, чтобы слышать его.

— Еще. Я хочу большего.

— Ты мокрая для меня?

— Да.

Сто раз, да. Мое возбуждение покрывает мои бедра и пропитывает воздух.

— Раздвинь ноги и погрузи средний палец в эту мокрую киску.

Мне не нужно повторять дважды.

В тот момент, когда мой палец оказывается внутри, я отрываюсь от кровати. Как будто Эйден здесь, вводит в меня свой длинный палец, пробуя на вкус.

— Добавь еще один.

— Но...

— Сделай это.

О, Боже. Почему его приказы так возбуждают сегодня? Это больше, чем слова и прямые орудия пыток.

Осторожно я добавляю еще один палец. Мои глаза закатываются от того, как сильно я их скручиваю.

— Двигай ими для меня, милая. Дай мне услышать те звуки, которые ты издаешь.

Я двигаю пальцами. Все это время я представляю пальцы Эйдена внутри себя. Его тело, подавляющее мое. Его сильные мышцы, напрягающиеся с каждым движением.

— Прикоснись к своему клитору.

Мой большой палец касается опухшего бугорка. Наслаждение проносится сквозь меня мучительными вспышками. Я держу телефон между щекой и плечом, а другой рукой покручиваю свой твердый, ноющий сосок.

Закрыв глаза, я отдаюсь ошеломляющим ощущениям. Может, это я прикасаюсь к себе, но не я стою за этим удовольствием.

А хриплые приказы Эйдена.

Это почти так, как если бы он входил и выходил из меня, дразня мой клитор и играя с моим соском. Он приближает меня к краю с каждым прикосновением.

— Эйден.. О, Боже мой, Эйден.

— Верно, мать твою, твой Бог.

Мои движения ускоряются, в ушах гудит, а желудок сжимается. Простыни подо мной кажутся жесткими и болезненными на разгоряченной коже.

— Сильнее, — приказывает он с ворчанием. — Быстрее.

Я следую его команде, сердцебиение учащается с каждым движением.

— Черт. — на другом конце его дыхание становится глубже. — Блядь!