Я прячу их за спиной.
— Н-Ничего.
— Я говорила тебе не лгать мне! — ее голос эхом разносится вокруг.
Она хватает меня за руку, ее ногти впиваются в кожу.
Я изо всех сил стараюсь удержать пачку с шоколадными шариками, но она выхватывает их.
— Верни. — я свирепо смотрю на нее. — Это мое.
— Ты неблагодарный маленький гаденыш. — она бьет меня по лицу. Я падаю на бок на твердый пол, щеку щиплет. — Я дала тебе все, все! Но все, что ты делаешь, это лежишь и играешь на озере, когда тебе не следует этого делать!
Первый удар хлыста касается спины.
Что-то разрывает мою кожу, и я кричу.
— Мама все исправит, Илай. Мама все исправит.
Удар.
Я плачу. Эта боль не похожа ни на что, что я испытывал ранее. Это больнее, чем когда она порезала мне руку или когда приковала меня наручниками.
— Прекрати... — я ползу в угол, дрожа всем телом.
Удар. Удар. Удар.
Она продолжает и продолжает... и продолжает.
Липкая, теплая жидкость стекает по позвоночнику и капает на пол.
Кап.
Кап.
Кап.
Мои глаза закрываются, а слеза скатывается по щеке.
Мне очень жаль, Эльза. Я не сдержу своего обещания.
Глава 29
Эльза
Я слушаю рассказ Эйдена о том дне.
Каждое слово и предложение это как удар ножом в живот. Это все равно что быть разрезанным и оставленным истекать кровью на земле. Это все равно что оказаться в эпицентре землетрясения, похороненным заживо.
Мы сидим бок о бок на холодном полу, не прикасаясь друг к другу. Эйден ни разу не взглянул на меня с тех пор, как начал говорить.
Его взгляд затерян вдалеке, будто он видит, как события разворачиваются перед ним. Как будто моя мать прямо здесь, хлестает маленького ребенка, пока он не истечет кровью и не потеряет сознание.
Он смотрит в угол, словно видит себя; слабого, маленького и беззащитного.
В момент молчания, тяжелая тишина охватывает подвал.
Пугающая тишина.
Поразительная тишина.
Я подтягиваю колени к груди и борюсь с желанием спрятаться и заплакать.
Я не сделаю этого.
Это память Эйдена, а не моя. Это он страдал, а не я.
Я отворачиваюсь от него, потому что знаю, что долго не смогу продержаться, и не хочу, чтобы он видел, как я ломаюсь.
— Что случилось потом? — спрашиваю я тихим голосом.
— Эта часть принадлежит тебе, — говорит он. — Я не стану заставлять тебя вспоминать.
— Хорошо. — долгий вдох вырывается из легких. — Хорошо, — повторяю я, потому что, очевидно, мой разум попал в петлю.
— Эльза?
Я все еще смотрю в сторону от него, поэтому выражение моего лица не видно.
Есть ли способ выкопать яму, чтобы похоронить себя в ней?
— В чем дело, милая?
Моя грудь грохочет от взрывов и искр, когда он так меня называет. Как он может так называть меня после, случившегося? Как он может смотреть мне в лицо, не говоря уже о том, чтобы быть со мной, когда я так похожа на нее?
На его мучителя.
— Эльза, посмотри на меня.
— Не могу. Я просто не могу, Эйден. — я задыхаюсь от слов. — Что, если ты в конце концов возненавидишь меня? Что, если однажды ты проснешься и поймешь, что спишь рядом с монстром?
— Этого, блядь, никогда не случится.
— Откуда ты это знаешь? Как ты можешь быть так уверен?
— Посмотри на меня, — повторяет он, но на этот раз низким, глубоким приказом.
Я вытираю щеки и поворачиваюсь к нему. Глубина тоски в его глазах застает меня врасплох.
О, Боже.
— Кроме того момента, когда ты впервые вошла в КЭШ, я никогда не видел в тебе твою мать. — он берет мою руку и сжимает ее своими сильными ладонями. — Ты та маленькая девочка, которая приносила мне еду и напитки, и ее надоедливые Maltesers. Ты не та красная женщина.
Из меня вырывается рыдание, повисшее в воздухе, как топор.
— Что насчет будущего? Что, если ты передумаешь?
— Никогда, милая. Знаешь, почему? — он вытирает слезу под моим веком и гладит уголок глаза. — Хотя ты так похожа на нее, у тебя нет ее пустого взгляда или ее навязчивого голоса. Пока в твоих глазах горит эта искра, я всегда буду узнавать в тебе мою Эльзу.
Что-то отрывается от моей груди, даже когда мое сердце разрывается, истекая кровью из-за того, что с ним случилось.
Я смотрю на него сквозь мокрые ресницы.
— Могу я спросить тебя кое о чем? — он издает утвердительный звук. — Была ли я тогда жестокой? Я имею в виду, разве некоторые дети в этом возрасте не проявляют признаков антиобщественного поведения?
— Хм. Ты не была жестокой сама по себе, но ты не прощала несправедливости. Очевидно, ты была таким же одиноким ребенком, как и я, и именно поэтому мы сплелись. Разница, между нами, в том, что тебе было непросто контролировать и направлять свою энергию. Как будто ты попала в ловушку реальности, которую не могла принять.
— И ты все это понял тогда?
— Нет. Я понял в течение последних лет. — он постукивает себя по голове. — Здесь не пусто.
— Очевидно. — я слегка улыбаюсь. — Держу пари, там тесновато.
— Ты можешь отправиться на экскурсию в любое время. — он подмигивает. — Просто знай, что это не бесплатно.
Я улыбаюсь веселью в его тоне.
— Какую валюту ты принимаешь?
— Что-нибудь простое. Секс.
Я в шутку толкаю его плечом.
— Твой разум всегда устремляется туда?
— С тобой, да.
Он опускает мою руку к своим джинсам и обхватывает пальцами безошибочно узнаваемую выпуклость.
Стон вырывается из его горла при соприкосновении.
— Здесь? — я задыхаюсь, понижая голос, как будто кто-то может услышать. — Это похоже на камеру пыток.
— У нас также хорошие воспоминания об этом месте. — он ухмыляется, и его член твердеет под моей рукой. — Мы можем сделать их лучше, если ты откроешь для меня этот ротик.
Я могу сказать «нет».
Я имею в виду, даже он бы понял. Мы должны были прийти сюда, чтобы я восстановила свои воспоминания, а не для того, чтобы сделать ему минет.
Однако мой рот действует не так, как думает мой мозг.
Есть эта непреодолимая потребность доставить ему удовольствие после всей той боли, которую он испытал.
Я встаю перед ним на колени и крепче обхватываю его через джинсы. Стон удовольствия это все, что мне нужно для продолжения. Я освобождаю ремень и лихорадочными движениями расстегиваю джинсы. В тот момент, когда я освобождаю его от трусов, Эйден берет обе мои руки в одну.
— Что? — я тяжело дышу, сбитая с толку. — Я думала, ты хочешь, чтобы я взяла тебя в рот?
— И я все еще хочу. Сначала ляг.
— Зачем?
— Сделай это.
Его властный тон жесткий и хриплый.
Воздух вокруг нас дрожит от статики и сдерживаемого желания, пока я делаю, как мне говорят, не зная, к чему он клонит.
— Сними свое нижнее белье. Делай это медленно, чтобы я мог наблюдать.
От его приказа мне становится горячо. Почему его команды так сильно заводят меня?
Сцепив пальцы по обе стороны шорт, я стягиваю их вниз по ногам так медленно, как только могу, упиваясь тем, как грешно он смотрит на меня. Он похож на хищника, готового прыгнуть и полакомиться моей плотью.
Как только нижнее белье свисает с моих пальцев, Эйден протягивает руку.
— А теперь отдай их мне.
Я так и делаю, и он кладет их в карман, будто они всегда были там.
С какой стати это так горячо?
Все еще не отрывая взгляда, он стягивает джинсы и боксеры.
Вид его твердого, пульсирующего члена заставляет мои собственные бедра дрожать.
Он проводит рукой от основания своего члена к головке. Я так очарована видом, что приоткрывается рот.
— Ты собираешься обхватить губами мой член, не так ли, милая?
Я рассеянно киваю, наблюдая за каплей преякулята, блестящей на кончике члена. Я хочу лизнуть это, пососать и проглотить целиком.