Эти орудия, снаряды которых (начиненные не черным порохом, а пироксилином) имели по два медных пояска и считались дальнобойными. Они могли забросить тридцатидвухпудовый снаряд на семь с половиной верст; дальность действия одиннадцатидюймовок была еще больше - до девяти верст.

Крайне важной мерой стала установка на кронштадтских фортах тридцати восьмидюймовых мортир образца 1867-го года. Их восьмипудовые бомбы с легкостью пронизывали броневые палубы на шести с половиной верстах.

Орудия на фортах стояли за прикрытием толстых каменных брустверов, частично - в закрытых казематах. Было и кое-что посолиднее, например две «скрывающиеся» одиннадцатидюймовки форта «Константин» и еще дюжина, попарно установленных в поворотных броневых башнях форта «Милютин». Эти башни, рассчитанные на попадание четырнадцатидюймового снаряда с минимальной дистанции, имели двенадцать дюймов броневого пояса на полуметровой тиковой прокладке, а под ней - еще два или три дюйма брони. Башни приводились во вращение паровыми машинами; паровой привод обеспечивал и подачу снарядов из погребов.

Матросы, шагая строем по городу, распевали песню, сложенную еще во время кампании 1854-55-го годов и адресованную командующему британской эскадрой адмиралу Нейпиру:

Он, поднявши кверху нос, 

Поклялся пред светом, 

Что наёмный их матрос 

Разобьет нас летом.

Берегись хвастун Непир! 

Вздор язык твой мелет: 

Ведь за это бомбардир 

Прямо в глаз прицелит.

Нам сказал Великий Князь: 

«Молодцы ребята»! 

Мы врага затопчем в грязь. 

Не сдадим Кронштадта!

Флотские и гарнизонные офицеры спешно вывозили семьи в Петербург. Из кронштадтских обывателей почти никто не покидал город, несмотря на предложения, сделанные властями в феврале. Впрочем, они не имели принудительного характера.

К середине апреля Морской канал на всем протяжении очистился ото льда. А восемнадцатого апреля сигнальщики военного парохода, несшего дозорную службу за Аландскими островами, где в прошлую кампанию стояла крепость Бомарсунд, увидел на горизонте многочисленные дымы.

Эскадра Специальной Службы под командованием вице-адмирала сэра Эстли Купера явилась на Балтику.

X.«The Guns! Thank Gawd, the Guns!»[25]

И беглого знакомства с корабельным составом Эскадры Специальной Службы довольно, чтобы прийти к выводу: ни эта эскадра (хотя бы и в новом, усиленном составе) ни даже два таких соединения не в состоянии выполнить задачу, поставленную пред сэром Купером Ки лордами Адмиралтейства. И дело даже не в минной опасности, с которой Королевский Флот не умел бороться. Проблема была в клыках британского льва - в пушках, ждущих своего часа в башнях, казематах и на батарейных палубах посудин Её Величества.

Скажите любому, кто знаком с историей второй половины девятнадцатого века, слово «пушки», и он, не задумываясь, ответит - «Крупп». И правильно сделает. Сталелитейные заводы Круппа задавали мировой стандарт в артиллерии, особенно - в производстве орудий крупных калибров. Недаром в Штальштадте, мрачном логове отрицательного героя жюльверновских «500 миллионов бегумы» угадываются черты заводов «Фри́дрих Крупп АГ».

Многовековое соперничество снаряда и брони привело к взрывному росту калибров корабельных орудий. Необходимость поражать цели на большой дистанции сделал снаряды коническими, орудия - нарезными и казнозарядными. В 1867-77-м годах Крупп производил целую линейку тяжелых пушек, гаубиц и мортир калибром от шести до четырнадцати дюймов самого разного назначения - береговых, осадных, корабельных. Это орудия, заслуженно принесшие Круппу титул «пушечного короля», стояли на вооружении многих стран, от России до Японии. Крупповскими и созданными по их образцу орудиями Обуховского сталелитейного завода были вооружены крепостные форты, балтийские мониторы и черноморские «поповки».

Англичане, конкуренты Германии и в индустрии и в военном деле, пошли своим путем. Британский флот, безусловно, являлся законодателем мод в военно-морской области. Но это имело неприятный побочный эффект: если другие страны охотно копировали удачные британские конструкции или заказывали их на английских верфях, то сами англичане вынуждены были постоянно экспериментировать. В результате, многие их боевые корабли стали, по сути, опытными образцам, на которых обкатывались передовые, и нередко, ошибочные идеи. Новенькие, с иголочки, броненосцы оказывались попросту небоеспособны – и, тем не менее, числились на службе, входили в состав эскадр, завораживая лордов Адмиралтейства, политиков, газетчиков и крикунов из Гайд-парка своим количеством. Британия все еще правит морями, не так ли?

Но самая тяжелая доля выпала корабельной артиллерии флота Её Величества. Достаточно сказать, что в 1865-м году практически вся артиллерия британских броненосцев оставалась дульнозарядной. Сколько мучений это доставляло британским морякам - страшно сказать. Представьте такое орудие, установленное, например, в башне монитора. После каждого выстрела его, естественно, надо перезаряжать. А значит, либо втягивать громадину весом в несколько десятков тонн внутрь, где она, к тому же, отравит тесное помещение порцией пороховых газов, либо самим выбираться наружу и заряжать, подставляя расчет под град осколков. А ведь снаряды этих монстров весили не один десяток пудов, и на руках их уже было не поднять.

Кораблестроители пускались на ухищрения - например, устанавливали досылатели, подающие снаряды в дуло орудия из-под палубы, по наклонным желобам. Правда, для этого, башню после каждого выстрела требовалось вернуть в диаметральную плоскость, до упора опустить стволы. Ясно, что ни о какой пристрелке речи быть не могло, в отличие от казнозарядных пушек, которые при перезарядке оставались наведенными на цель.

О скорострельности тоже говорить не приходилось - дульнозарядные чудища хорошо, если давали один выстрел в десять-пятнадцать минут. Вспомните о десяти выстрелах, сделанных «Уаскаром» за три с лишним часа морского боя: башня, и орудия, и система заряжания перуанского монитора были британскими...

Королевский флот дольше других флотов хранил верность гладкоствольной артиллерии. Причина такого консерватизма крылась, как ни странно, все в той же тяге британцев к прогрессу. Незадолго до Крымской войны они приняли на вооружение восьмидюймовые нарезные орудия системы Ланкстера. Несколько экземпляров попало под Севастополь, и большую их часть разорвало при первых же выстрелах. Надо ли говорить, что новомодные пушки были сняты с вооружения, и флот вернулся к дульнозарядным системам.

Однако, время гладкоствольных орудий уже прошло - броня и новые дистанции боя требовали нарезных стволов. И в британском флоте начался мучительный период экспериментов с дульнозарядной нарезной артиллерией. Венцом его стала вульвичская система. Ее снаряды были оснащены выступами из мягкого металла (цинка или меди), которые при заряжании входили в нарезы ствола. При стрельбе эти нарезы очень быстро забивались сорванным металлом выступов, что приводило к разрывам стволов.

«Геркулес», флагманский броненосец вице-адмирала Эстли Купера Ки, нес восемь вульвичских орудий калибра десять дюймов, заряжаемых с дула. При первой же практической стрельбе шесть из них вышли из строя - и это при том, что при учебных стрельбах использовали, как правило, половинные заряды! Лондонская «Army and Navy gazette» писала по этому поводу

«Орудия самого сильного нашего броненосца приведены в негодность собственными снарядами».