Форд полностью поддерживал творческий стиль Кершнера. А вот с Фишер все было сложнее. Кершнеру было тяжело справляться с актрисой и ее постоянными болезнями. Некоторые действительно были реальными, и она даже ложилась в больницу обследоваться из-за болей в животе. Но куда чаще проблемы были связаны с постоянными вечеринками в ее квартире, ее дружбой с Rolling Stones, ее новым увлечением кокаином и – как минимум в одном случае – бутылкой крепкого тунисского ликера, привезенного комиком из Monty Python Эриком Айдлом. Описывая процесс съемок, Арнольд не упоминал слухов о том, что она веселилась всю ночь (когда так и было), и деликатно избегал темы личной жизни Фишер: у нее была «аллергия на многие вещи», и она «не всегда заботилась о себе подобающим образом», – писал он.

Сложнее было избежать ее истерик на съемочной площадке. Она злилась, что Форду разрешено менять свои реплики по желанию, и ее одолевала паранойя, что сценарий переписывается без ее ведома. Она однажды накричала на Форда, после чего Керш попросил, чтобы в случае чего она кричала на него, а не на других актеров. Они обсуждали, должна ли Фишер дать Лэндо пощечину. Билли Ди Уильямс беспокоился, потому что Лэндо и так часто били, но готов был попробовать. Фишер ударила так сильно, что это даже слышно на записи:

УИЛЬЯМС: Не бей меня так!

ФИШЕР: Больно?

УИЛЬЯМС: Конечно, больно.

ФИШЕР: Прости. А как надо бить?

УИЛЬЯМС: Если хочешь ударить меня, сделай это понарошку.

Фишер, единственная из исполнителей главных ролей, была недовольна своим персонажем. «Я знаю, что любимый цвет Леи белый, – сказала она, вот и все. – Она карикатура, одномерный персонаж». Люку приходилось бороться с привлекательностью Темной стороны после пугающего откровения; у Хана была сцена самопожертвования; у Лэндо было искупление предательства и его плохая сделка с Империей. Лея? Да, она все еще хорошо стреляла из бластера, но все, чему ей пришлось научиться, это дрожать в объятьях Хана, как «использовать хороший поцелуй» и как говорить мужчине, что любишь его. Не то чтобы играть в романтических сценах с Харрисоном Фордом было плохо: «с помощью спецэффектов ему сделали очень хороший рот», – шутила она. Дело в том, что Фишер начала ощущать на себе проклятье «Звездных войн»: ее карьера остановилась за их пределами. «Похоже, как актриса я нужна только в космосе», – сказала Фишер. Она была первым, но далеко не последним из исполнителей ролей в «Звездных войнах», испытавшим это.

Тем временем в ILM Лукасу удавалось подгонять своих работников создавать лучшие спецэффекты как можно быстрее. Фил Типпетт, который в последние моменты работы над «Звездными войнами» делал анимацию шахмат, а теперь возглавлял целый департамент кукольной анимации[95] в Сан-Рафаэль, вспоминает момент, когда понял, что стал еще бо́льшим перфекционистом, чем Лукас. Когда его не устраивали движения тоон-тоонов, «мне приходилось спорить, чтобы снять еще один дубль», рассказывает Типпетт. «Он скажет: «Все хорошо»; а потом скажет: «Ладно, еще один дубль». Типпетт знал, что его тридцатитрехлетний босс-миллионер разрывается между требованиями искусства и требованиями банка и что это была настоящая агония. Но «он никогда не занимался микроменеджментом», – говорит Типпетт.

«Он всегда относился к нам с уважением. Мы спрашивали: «Тоон-тооны делают так или этак?» – а он всегда отвечал: «Это ваше дело. Делайте, что хотите». Когда так работаешь с творческими людьми, очень многого можешь от них добиться».

Напряжение Лукаса лишь однажды выйдет на поверхность – после окончания съемки, когда Керш и Кертц вернутся в Сан-Анселмо. Лукас решил сам перемонтировать фильм, настаивая, что Керш задал слишком медленный темп – и на этот раз, по всем отзывам, результат был ужасен. Супермонтажер был слишком возбужден, чтобы хорошо работать. Монтажер Пол Хирш его успокоил. «Вы, парни, разрушаете мой фильм», – жаловался Лукас, но в конце концов смирился.

Когда фильм был смонтирован так, как хотел Керш, стало понятно, что в результате групповых усилий вышел гибрид.

С одной стороны, сиквел во многом походил на первые «Звездные войны». Лукас решил сделать очевидным, что «Звездные войны» – это название франшизы, а не фильма: он начнет ленту со слов «Давным-давно», того же логотипа Сюзи Райс, тех же фанфар. Только титры укажут, что это другой эпизод («Эпизод V» запутал многих зрителей, которые пытались понять, не пропустили ли они эпизоды со второго по четвертый). Первоначально предполагалось, что титры растворятся на фоне пейзажа планеты Хот и тоон-тоонов – это можно увидеть в комиксе на основе фильма. Но в последний момент Лукас решил, что каждый фильм серии «Звездные войны» будет начинаться в космосе со звездными разрушителями – на этот раз он запускал дроидов на планету.

С другой стороны, фильм значительно мрачнее своего предшественника. Если это и сказка, то она ближе к братьям Гримм. Часть фильма ближе к финалу, где Хана замораживают в карбоните, Люк теряет световой меч в поединке с Вейдером, теряет руку, узнает правду об отце, а потом падает в шахту вниз – и все это за двадцать минут, – один из самых пугающих моментов в детском кино. То, что Хэмиллу до последнего не говорили слов, которые озвучил Джеймс Эрл Джонс, несомненно, помогло ему сыграть эту ключевую сцену.

Признание Вейдера вызвало противоречивую реакцию, как Лукас и надеялся. Не все сразу поверили, что он говорит правду. Даже слова Люка, после дуэли: «Бен, почему ты не сказал мне?» – не убеждали их. (Эта строчка была добавлена в самом последнем варианте сценария.) Если Вейдер говорил правду, значит, святой Оби-Ван солгал об отце Люка. Даже Джеймс Эрл Джонс, прочтя слова Вейдера: «Я твой отец», в ту же секунду отреагировал: «Он лжет».

По словам Лукаса, он разговаривал с детскими психологами, которые заявляли, что дети определенного возраста – младше восьми-девяти лет – просто не поверят Вейдеру. (Мне было семь лет на момент просмотра, и я ему не поверил.) Одно точно: правдивость заявления Вейдера обсуждали и в офисах, и на детских площадках по всему миру следующие три года. В детстве Лукаса привлекали открытые финалы эпизодов сериалов и мучительно-сладкое ожидание, чтобы узнать, что будет дальше с нашими героями. Теперь сам Лукас создал самый обсуждаемый подобный финал в истории, оставив далеко позади вопрос, кто застрелил Дж. Р. в сериале «Даллас».[96]

Сегодня забывается, что многие зрители не были довольны открытым финалом. Это было первое подобное событие в семейном фильме, и большим достижением Лукаса было то, что он смог продать это зрителям. Однако не все соглашались это купить. «Фильм заканчивается на такой мрачной ноте, что многие зрители могут обидеться, – писал после пресс-показа фильма Starburst, уважаемый британский научно-фантастический журнал. – Такой финал можно было бы принять, если бы мы знали, что увидим шестой эпизод через неделю, месяц или даже полгода. Но, на мой взгляд, предполагать, что мы готовы ждать ответа от полутора до трех лет, слишком самонадеянно со стороны Лукаса и компании. Не стоит забывать, что зрительская аудитория не статичная сущность, она меняется год от года. Но Лукас и Кертц ведут себя, словно это огромный клуб поклонников «Звездных войн», готовый терпеливо ждать, пока история медленно излагается на протяжении от 10 до 15 лет».

Зрительская аудитория действительно не была статичной сущностью; я был одним из тех, кто впервые присоединился к ней на просмотре «Империи». Но автор статьи не имел возможности взглянуть на этот вопрос в ретроспективе и не смог понять, что моему поколению – детям от восьми до тринадцати – только что вручили самый большой подарок – интерес, поиск ответов и желание самим продолжить сагу. Я сделал себе небольшую картонную эмблему «Империя наносит ответный удар» – я не понял идею Лукаса с логотипом Сюзи Райс, – чтобы каждый эпизод игры открывать, убирая надпись из своего поля зрения. Лэндо, Чуи, Люк и Лея спасали замороженного Хана миллионом разных способов. Нет, мое поколение не хотело ждать следующий эпизод от полутора до трех лет, но пока мы ждали, то постоянно думали о «Звездных войнах». Мы бы с радостью ждали и дальше – если бы сага продлилась те десять-пятнадцать лет, о которых говорилось в статье.