Саш, уже собравшийся идти к одному из шатров, обернулся, смерил Сабла взглядом. Крепкий воин, на голову выше Саша, чем-то напоминал помощников Дженги. Такой же жилистый и верткий.

– Ты из эссов? – спросил он Сабла.

– Откуда знаешь? – нахмурился воин.

– Наблюдательный я, – ответил Саш и добавил негромко: – А на башне все-таки ничего не разглядел интересного. А Сикиса мне не жалко. И тебя жалеть не буду, если сдохнешь. Мне и себя не жалко теперь.

Саш лежал на спине. Два меча упирались в лопатки, сверток мантии чуть давил на спину, провалившись в подвядшую траву. Не слишком удобно, зато спокойно. Лучи Алателя пробивались сквозь дыры в ветхом шатре, все напоминало обычное утро, вот только гомон стоял рядом. Гомон, крики, храп лошадей, скрип колес. Саш поднялся, вдохнул запах лежалой травы, пота, крови и вышел на улицу. Мимо шатров «отребья» вдоль русла Маны тянулось нескончаемое войско Бангорда. Баллисты на повозках, всадники, мечники, латники с секирами, раддские лучники, обозы с доспехами, с котлами, скотина, привязанная к подводам, которая будет убита, освежевана и съедена на ближайшем и следующем за ним привалах. Бангорд не позволял себе отдыха.

– Что в небо уставился? – раздался насмешливый голос Сабла. – Думаешь, поголубело? Ты бы спал еще! Баюл-то над тобой как фазаниха над яйцами, прыгал: не трогайте, не трогайте! Теперь-то хоть выспался? Ты ведь у нас самый шустрый? Уши-то от глухоты сберегли лишь ты да Свач. Спасибо лекарю твоему, подлечил остальных, не зря я его за шиворот как щенка на башню тащил!

Саш обернулся. Эсс стоял, широко расставив ноги, положив руку на рукоять меча, но зла в его глазах не было.

– Я не убивал Бриуха, – сказал ему Саш как можно спокойнее. – Поэтому вины, что ты не получишь выигрыш, на мне нет.

– А я переспорил, – расплылся в улыбке Сабл. – Со Свачем. Этот пронырливый анг согласился рискнуть всеми своими накоплениями.

– Ты не обижайся! – крикнул от котла анг. – Спор дело такое. Манк ведь на голову болен, это точно! Когда-нибудь все равно до тебя доберется, а какой бы ты шустрый ни был, все одно, с безумным рубиться, это тебе не мертвяков крошить. Просто ты пока не видел, как Манк бьется. Его только Лидд и может взять, так теперь, когда он свой двуручник на фитюльку короткую поменял, я бы и на Лидда не поставил!

Саш ничего не ответил, взял у подошедшего Баюла тарелку с пареным зерном, опустился на траву.

– Лидда ждем, – вздохнул банги, провожая взглядом очередной отряд всадников. – Дикки так и сказал, можете спать, можете жрать, можете гадить, только чтобы были упакованы и застегнуты – как Лидд вернется, так и двинемся. Я уж говорю повару, зачем кувыркать жратву в траву, давай котел на повозку так поднимем, мешками обложим, не упадет! Смотри, какие молодцы, один Сабл чего стоит! Спина – не промнешь!

– Куда они? – кивнул Саш на движущееся войско.

Каша казалась даже вкусной, да и сил прибавилось. Он чувствовал себя почти отдохнувшим, вот только запах смерти все еще обжигал сердце.

– Так война-то не кончилась, – удивился банги. – Я уж не знаю, как мы выпутываться будем. Тут все говорят, что Салмию надо крушить. Честно говоря, – перешел на шепот банги, – понятия не имею, что делать дальше!

– Ждать своего шанса, – прошептал Саш.

– Дождешься тут! – заговорщицки наклонился Баюл. – Живот меня замучил. Я еще затемно по нужде собрался, слышу разговор у входа в шатер. И имя мое звучит. Мое, а потом и твое. Подбираюсь к дыре, смотрю. Вроде светает, у входа стоит Сабл, и с кем он, как ты думаешь, говорит? Мукка! Тот самый главарь пиратов, который меня терзал на своем корабле!

– Я помню это имя, – кивнул Саш.

– Продал он нас! – сбивчиво затараторил Баюл. – Продал нас Сабл Мукке! Ты забыл, что за меня подгорные отцы кучу золота сулят?

– Успокойся! – поморщился Саш, поднялся, шагнул к бочке, бросил в едкую жидкость жестянку и вдруг почувствовал странную перемену за спиной.

У шатра стоял высокий, худой человек с впалыми щеками, одетый в латы дарджинского мечника. Баюл, который не достигал незнакомцу и до пояса, выставил перед его лицом пику и медленно пятился к котлу.

– Вот так встреча! – широко улыбнулся незнакомец, и в этой улыбке было столько злобы, что Саш мгновенно понял – перед ним именно Мукка.

Только перемена была не в Мукке. Отряд всадников остановился на тракте, и среди широкоплечих стражей выделялась хрупкая фигурка. Сама Альма с интересом рассматривала Баюла.

– Сабл! – послышался голос Свача. – Убрал бы ты отсюда своего дружка!

Альма только взглянула на анга, и тот заткнулся, словно заклеил рот смолой эрна.

– Должок, как я узнал, есть у Баюла перед стражником принцессы! – поклонился Альме Сабл. – Да и у принцессы счет к коротышке. Вор он, оказывается, в покои ее лазил.

– Какой должок? – прохрипел Баюл. – А не наоборот ли он мне должен? И чего это я украл у принцессы? Ничего я не брал!

– Но лазил! – довольно поднял палец Сабл. – Зачем спорить, банги? Ты, конечно, костоправ знатный, но разве не знаешь, как решаются споры среди воинов?

– Может быть, я поспорю за него? – спросил Саш, шагнув вперед.

– У меня к тебе счета нет, – ухмыльнулся Мукка. – А то, что этот обглодыш маловат ростом, меня не смущает. Приходилось и грудных на клинок насаживать.

Шагнул вперед Вук и потянул из ножен меч.

– Не дергайся, одноглазый! – прошипел Сабл, мгновенно приложив клинок к шее Вука. – Кто сильнее, тот и прав.

– Ну? – усмехнулся Мукка. – Долго ли мы будем спорить? Разойдитесь, воины! Дайте простор маленькому силачу. Должен же он размахнуться своей чудесной пикой!

Отшатнулся назад Вук. Попытался что-то сказать Свач, но раздраженно махнул рукой. Хмуро встали в круг остальные наемники. Маловато осталось «отребья». Стражников у Альмы вдвое больше. Да и памятно было всем, как летели из Маны ледяные иглы. К тому же Сабл встал на сторону худого убийцы. Надо было спасать неудачливого банги, но как? Тяжелый взгляд принцессы обещал немедленную расправу.

И тут Саш вспомнил, что такое дыхание смерти. Он уже стал забывать это ощущение. Только там, на тропе Арбана, когда рассекающий воздух металл мгновением позже резал, рубил, пронзал его плоть, он почувствовал и запомнил, что это значит – поступь смерти. Неотвратимость и безысходность, которая обжигает губы и сердце льдом. Смерть подобралась неслышно, хотя Саш был уверен, что ни одно живое существо не может подойти к нему незамеченным. Секира запела, когда до тела оставались две или три ладони. Она почти перерубила стоявшего рядом Вука и обрушилась на левый бок Саша. Он отлетел в сторону, словно канул в глухую тьму, и немедленно начал карабкаться из черного, бездонного колодца, отодвигая полыхнувшую боль, восстанавливая дыхание, собирая в кулак разлетевшиеся в стороны волю, ненависть, силу. Свет вернулся в глаза через вечность, но наяву Саш даже еще не закончил падение. Ударился, сбил с ног троих наемников и увидел в опустевшем сразу круге и застывшего с безумной улыбкой Манка, и заваливающегося мертвого Вука, и оцепеневшего Баюла, и удивленно поднявшего брови Мукку. Мгновением позже улыбка на лице Манка стерлась. Что-то было не так. Убитый им противник, безусловно убитый, потому что после такого удара не выживают, поднимался на ноги. Неужели доспех под дарджинской рубахой? Так ведь и доспех бы не устоял от такого удара! Никто бы не устоял от такого удара. И этот не устоит от следующего удара. И Манк шагнул вперед и опустил секиру со всей возможной скоростью.

Теперь Саш услышал не только поступь смерти. Он почувствовал ручеек силы. Словно неведомо как открылась крохотная толика дыхания, пропавшая на холме Мерсилванда. И так же как на тропе Арбана, мир замер. Почти замер. Застыл в воздухе безумный зверь в облике Манка. Окаменела улыбка на лице Мукки. Остановился с шагом в сторону Баюла Сабл. Только Альма не замерла. Колдунья видела каждое движение Саша. Что ж, видеть и двинуться с места самой – не одно и то же.