– Откуда ты мог знать, что с нами собака и еще один элбан? – поинтересовался Дан.

– Мой голос вернулся, – объяснил Фардос.

– Хотел бы я знать свое будущее! – воскликнул Хейграст.

– А я нет, – отозвался Баюл. – Жить будет неинтересно. Или очень страшно.

– Хозяйка дорого платит за свои способности, – заметил Фардос. – Всякий, кому многое дано, служит своему дару.

– Что Дан выдернул из головы Ирлы? – спросил Хейграст.

– Не знаю, – пожал плечами Фардос. – Ваш друг не одарил меня магической проницательностью даже на недолгое время. Все, что я могу сказать: более четырех лет назад в Азре появился чужеземец. Маг или лекарь. По городу поползли слухи, что он способен исцелять от неизлечимых болезней и даже останавливать старение. Правда, дорого берет за услуги. Ирла страшилась старости. Ничего удивительного, что однажды она пригласила лекаря во дворец…

– И он остановил ее старость? – нарушил паузу Баюл.

– Вместе с разумом. – Фардос словно очнулся. – Сразу после визита к танке лекарь исчез. Меня позвали, потому что присутствующий при встрече Ирлы с лекарем тан заболел. Точнее, он умер. Превратился в безмозглого увальня, который бессмысленно хлопал глазами, ходил под себя и понемногу умирал все эти годы.

– А танка? – спросил Дан.

– Танка? – Валли поднялся, подошел к носу джанки. – Танка действительно… не старела. Объявила, что тана отравили лазутчики нари, и бросила дружину за Горячий хребет на бастионы горцев. Затем взялась завоевывать равнину Уйкеас. Уничтожила Лингер и лишилась последних воинов под Кадишем. Теперь же считайте, что Вастии нет вовсе.

– Теперь старость нагнала танку, – прошептал Хейграст и объяснил, поймав взгляд Дана. – Едва ты выдернул у Ирлы из головы этот странный волос, который показался мне похожим на впившуюся в ее голову змею, как она зарыдала. И слезы смыли не только безумие с ее лица, но и молодость, которая, если честно, совсем не выглядела привлекательной. Я бы сказал, что она сильно постарела.

– Она стала прежней Ирлой, – не согласился Фардос. – У Вастии появилась надежда. Даже теперь, когда войско лигских нари подошло к Багзе. Крепость будет взять очень непросто! Ирла способна ее отстоять.

– Да, – кивнул Хейграст. – Пока ты перевязывал Дана, она отдавала вполне осмысленные приказания. Я даже заметил радость на лице Ормина, который перед этим едва не бросился размахивать мечом. Старый вояка порядком переволновался, особенно когда увидел кровь на руке Дана. Этот волос или змея была раскалена как стальная проволока в горне!

– К счастью, колдовство было рассчитано именно на танку! – вздохнул Фардос. – Иначе ты, Дан, не отделался бы ожогом.

– Как звали того колдуна? – поинтересовался Баюл. – Надеюсь, все понимают, что это был никакой не лекарь? Он скрывал свое имя?

– Почему же? – покачал головой Фардос. – Мне передали, что он называл его с гордостью. Видимо, считал, что заимствованное у древнего демона имя должно внушать почтение. Он называл себя Илла!

– Знаешь, – прошептал Хейграст, взглянув на застывшее лицо Дана, – не думаю, что я обрадую тебя, Фардос, но это, скорее всего, и был Илла.

Зло стояло в воздухе как невидимый туман, который не застилает взор, но пропитывает голоса, запахи, жесты. Даже одежду и обыденные предметы. Смерть казалась привычной и скучной. Кровь лилась словно вода.

Мечом одного из серых Тиир не торопясь отсек головы Борду, Кредолу, Раббе и толстому казначею и насадил их на колья. Кровь потекла по древесине, выпачкала руки, но новые егеря Бангорда восприняли это как должное. Они были удивительно спокойны и неторопливы. Если бы даже за дверью четверку ждала армия серых, они бы не двигались быстрее, не думали о том, как остаться в живых. Невидимый яд смерти вливался в их глаза, ноздри, уши. С каждым мгновением они сами становились частью смерти, а когда бестрепетно сжали в кулаках страшные посохи, стали похожи на ее посланников. Только Леганд побледнел как мел, осунулся, но кол с головой Кредола тоже взял и только прошептал чуть слышно:

– Эл не простит мне этого. Я сам этого себе не прощу…

Тиир сдвинул щеколду и потянул на себя тяжелую дверь.

Арка полыхнула огненной короной в глаза сразу. До нее было не более варма шагов. Ночь вступила в свои права, но в крепостном дворе было светло как днем. По правую руку за невысокой каменной оградой прятался приземистый каменный дом, и Саш отчего-то сразу понял, что это тот самый дом Дагра. Место, откуда началась черная смерть. И еще он почувствовал, что за низками стенами все еще кроется зерно прошлой беды, косточка ядовитого плода. Почему он думал об этом? Вероятно, лишь потому, чтобы не смотреть на арку смерти. Но она ослепляла даже сквозь прикрытые веки. Непроглядная чернота оставалась только внутри полукружия грубой каменной кладки, внутри арки, через которую шли и шли люди. Скрипели повозки и тачки, мычали быки, блеяли козы, лаяли собаки. Звенели оружие и лопаты в руках выходящих из мрака людей. «Оружие, чтобы убивать. Лопаты, чтобы рыть могилы», – промелькнуло у Саша в голове. И каждый из выныривающих из черноты испуганно озирался, вздрагивал, впитывая и отпечатывая на лице растворенный в воздухе ужас, повинуясь окрикам охранников, шел в сторону, бросал зажатое в руках полено в огромный костер и, пошатываясь, отправлялся дальше.

Вздымался столб черного дыма, брошенные поленья охватывало пламя, которое смешивалось с трепещущими силуэтами, с искореженными болью очертаниями рук и ног, с тлеющими у основания костра страшными плодами дерева смерти – отрубленными головами. В костре горели умерщвленные пленники. А еще живые толпились где-то за аркой, потому что именно оттуда доносилось щелканье бичей, крики, женский и даже как будто детский плач. А над огненной короной пылающих врат престолом смерти возвышалась сколоченная из неошкуренных стволов вышка, с которой и подкармливалось голодное пламя. Сверкал над блестящим камнем широкий топор, падала во тьму отрубленная голова, струи крови лились вниз. И пламя радостно трепетало, поглощая страшную пищу.

Ноги почти отнялись. Дыхание перехватило. Руки налились свинцом. На миг Сашу показалось, что кол с насаженной головой нельзя опирать о землю, он мгновенно вцепится в нее корнями, прорастет, уйдет в глубину, только чтобы избавиться от ужасной ноши! Чувствуя, что крепостной двор начинает закручиваться каруселью, Саш на мгновение замер, вздохнул, оглянулся. Леганд шел, пошатываясь, почти волоча за собой кол с головой Кредола. Тиир поддерживал его под руку, но и его лицо было белее снега. И его руки дрожали, колени подгибались, словно принц тащил на себе неподъемную ношу. А Линга плакала. Глаза ее были спокойны, широко открыты, словно она впитывала в себя каждую частичку увиденного, но слезы крупными каплями безостановочно лились по щекам. И именно эти слезы словно вдохнули в Саша силы.

Они прошли половину расстояния до арки, еще дюжину шагов…

Люди, выходящие из арки, не обращали на странную процессию внимания, их разум висел на волоске, они могли только переставлять ноги, да и то не все, некоторые падали, их оттаскивали в сторону охранники, но стражей страшных ворот разум словно покинул вовсе. В их глазах горело безумие. Даже разглядев страшную ношу четверки, они продолжали смеяться.

Еще дюжина шагов и еще одна…

Прямо перед воротами нари в серых доспехах преградил Сашу путь, ткнул пальцем в голову Борда, выкрикнул что-то, но ответа не услышал. Вместе с отсветом прозрачного меча и его голова полетела под ноги. Серые замерли, не стирая застывшие улыбки с лиц. Саш оглянулся, убедился, что Леганд не споткнулся об упавшее тело, что стража ворот оцепенела, и шагнул в черноту арки.

Кромешная тьма окружила со всех сторон. В ушах что-то лопнуло, словно, для того чтобы победить, тишине следовало сожрать звуки, и она сделала это одним глотком. Тьма показалась столь плотной, что ее можно было ощупывать пальцами, преодолевать как тягучую жидкость, дышать ею, словно легкие обратились в жабры, хотя вряд ли кто из четверки сделал вдох. Один шаг, второй, третий… или всего один, но растянувшийся на многие ли? Мгновение, застывшее как капля влаги на краю крыши в морозный день. Но вот и все…