Нечаянный отдых не позволил наемникам расслабиться и на мгновение. Видно, та битва, которая началась ночью на поле, где уже пылали останки живых, ставших мертвыми, и мертвых, двигающихся как живые, предназначалась не «отребью». Или же «отребье» сберегалось для более грязных дел. В глазах дарджинцев, что оставались на трех ближних рубежах, сквозил ужас, смешанный с ненавистью. Назначенные к смерти уходили невредимыми, оставляя смерть им. Варм или, точнее говоря, четыре дюжины Сабла отступали последними. Баюл устроился на повозке возле закопченного котла, не без сожаления помахав рукой дымящейся каше на вытоптанной траве. Сабл умчался вперед, оставив старшим Свача. Анг отправил свою дюжину первой, а сам двинулся рядом с Чирки, поминая недобрым словом и войну, и дорогу, и голые холмы, и падальщиков, и стуксов, которых уже, кажется, порубили всех, а с Копийных гор они все лезут и лезут.

– Чего ж тогда воевать нанимался, если все тебе плохо? – не выдержал Саш, который держался последним.

– А что еще делать воину? – хмуро бросил Свач. – Больше ничего не умею. Когда радды на авглов стали наседать, воевал за авглов. Когда дюжину лет назад имперские легионы на раддов ходили, за раддов воевал. Когда васты сдуру полезли на стену Кадиша, и там порубился. За сваров. А вот тут промашку дал.

– Что же? За раддов надо было вставать? – не понял Саш. – Отступать не нравится?

– Чего б ты понимал! – Свач с досадой подбросил секиру на плече. – Уж не знаю, где ты так навострился с мечом кувыркаться, только вижу, что пришел ты сюда, парень, за легкой монетой. Понравилась ли тебе, нет ли пробежка от ворот Маонд до позиций, но сам видишь, о легкой монете речь не идет. Только не в том дело. Ни та сторона, ни эта мне не по нутру. За раддов я зарекся воевать, еще когда с имперцами рубился. Во-первых, король у них словно болен на голову. Я все понять не мог, он удачи военной ищет или как бы кровищи побольше выпустить. Неважно, своей или чужой, а лишь бы побольше! Старый король, я сам видел, любил после боя по трупам походить, руки да щеки в крови вымазать, да посмеяться. До колик закатывался! Мороз по коже! Слух идет, что теперь Эрдвизом сын его прозывается, да только привычки у него один в один как у старого короля. Нет, мне не по нутру такой правитель. Во-вторых, сной пить даже раддов заставляют, а наемных так поголовно! Раз выльешь незаметно, второй, а в третий вармик тебя за шиворот возьмет, ты и проглотишь. Потом голова гудит, колотит всего, так и тянет второй раз приложиться! Да еще сиди и вспоминай, кого ты порешил в таком состоянии! С другой стороны, и в «отребье» служить тоже удовольствие невелико. Оно конечно, за те недели, что здесь новичков под мечи мертвяков погоняли, остались самые крепкие. Да вот только зачем та крепость нужна? У Бангорда есть серые воины – я видел, как рубятся. Полварма таких умельцев все наше «отребье» вместе с тобой, шустрый, и Манком как нечего делать повыкосят! Зачем мы им сдались, скажи?

Саш недоуменно пожал плечами, а Чирки почесал затылок и махнул рукой:

– Да демона им всем в глотку! Почему я должен об этом думать? Отступаем, и ладно. У нашего брата ведь как: отступаешь ли, наступаешь ли, оборону держишь – все одно срок идет!

– Срок идет, – плюнул Свач. – Да оглянись же, пока вторую руку не отсекли! Не видишь, что ли? Крестьян да ремесленников, что за нами были, оставили пока, а остальные-то не больно в бой рвутся! Шатры снимают, оружие связывают, да на лошадей вьючат!

– Это что же? – не понял Чирки. – Бангорд сражение не будет принимать?

– О Бангорде я речь не веду! – отмахнулся Свач. – Моими мозгами тут не поможешь. Однако смотреть и соображать надо. Вот я почему стал старшим дюжины да помощником при Сабле? Думаешь, сильнее других? Да ни на палец. В чем же дело? Жив я до сих пор! Которая неделя минула, а все еще жив. Почему? Все вижу, все понимаю, чего не понимаю, постепенно догадываюсь!

– И о чем же ты догадался? – заинтересовался Саш. – Я вот в дюжинные не рвусь, в помощники вармика и подавно, а вот живым остаться хотелось бы!

– Выжидают они! – приложив ладонь ко рту, громко прошептал Свач.

– Кто? – не понял Саш.

– Раддский король и этот, Бангорд! Наш который теперь. Вот смотри, когда колдуны раддские на нас мертвяков по пять-шесть раз на дню гоняли – это ж мерзость, конечно, но не война. Игры какие-то! А я так смекаю, что Эрдвиз от Баргонда ждал чего-то. Но не дождался, двинул войско. Те три ряда он, конечно, сотрет в пыль, а мы уже успеем и к крепости подойти. Вот там все и произойдет! Ты погляди. Войско Бангорда в полном порядке отступает, это только мы как нищета идем, да и то при оружии! Ой сломает Бангорд раддского короля, ой сломает!.. Слух ходит, что тьму лет назад где-то вот на этой дороге на подступах к Ари-Гарду, когда еще там ари властвовали, также вот наступал один из предков нынешнего раддского короля. И вот так же ари уходили назад, а потом вдруг молния, гром – и всех раддов словно скрючило! Только ари недолго победу праздновали, черная смерть от колдовства, что они сотворили, по всему Эл-Айрану разбежалась. Сломает себе шею Эрдвиз, точно сломает! У меня нюх на эти дела. Опять же раддская принцесса, говорят, в Ари-Гарде. Поверь мне, парень! Если крепкий сварский лук сгибать под слишком короткую тетиву, он, конечно, может сломаться. Только силачей таких, чтобы рога лука складывали, я еще не видел, а вот тех, у кого лук, из рук вырвавшись, зубы выбивал – сколько угодно!

– Быстрее! – раздался грубый голос над самым ухом, и Саш отшатнулся в сторону. – Быстрее шевелите ногами, иначе отрублю их, к демону!

Закованный в сталь мастер лиги «отребья» проскакал мимо. Пахнуло потом от крепкого коня, блеснул клинок двуручника на плече.

– Что уставился? – скривился Свач. – Знатный меч! Фаргусская медь! Таких уже даже банги не делают. Да только будь у этого молодца в руках обычная дубина, поверь мне, парень, он бы не только грудь на грудь бывших имперских вармиков – Сабла, Сикиса и Бриуха – взял, но и тебя, и Манка, и весь наш варм целиком! Сам Бангорд его сюда поставил. Проверяет или что, не знаю, а так, как наш мастер, мечом никто не владеет!

– Как же его имя? – спросил Саш, чувствую непонятную пустоту в том месте, где должно стучать сердце.

– Лидд, – ответил Свач.

Дважды Свач получал команду увести «отребье» в холмы, чтобы не мешать на тракте отборным силам Бангорда. Дорога была запружена бесчисленными подводами. Лошади тянули прочь от начавшейся сечи возы с камнями, разобранные срубы, которые и поставили-то не больше месяца назад. Свач с тревогой оглядывался на север и проклинал затягивающиеся привалы, зато наемники получали возможность спать, чинить одежду, даже что-то есть, поскольку из земли лезло столько разнообразной съедобной травы, что пищу нашел бы даже плотоядный зверь. Тот же Свач обнаружил какую-то безумно редкую синюшку, рассыпающуюся мелкими голубыми ягодами по ложбинам между холмов, и половину дня ползал на брюхе, собирая ее ртом. От прикосновения пальцев она мгновенно лопалась и высыхала как капля росы. И так не блещущие воинской выправкой наемники вновь выбрались на тракт с лицами, окрасившимися в мертвенный синий цвет. Обозные, гонящие к северу повозки с едой, водой, варевом, запасами стрел, смотрели на наемников «отребья» с ужасом.

– Бесполезно. – Свач мрачнел с каждым шагом. – Уходить надо в город, в поле раддов не одолеть.

При такой скорости хода Ари-Гард показался во всей своей новой, казавшейся нереальной красе только к вечеру четвертого дня. У моста через Ману поднялись бастионы из тесаного камня, блеснули свежим металлом кованые ворота. Весь правый берег реки был укреплен насыпью из валунов и земли. Сама же городская стена поднялась на полдюжины локтей, и теперь кладка черного камня на белых стенах древнего города казалась траурной каймой. Все остальное пространство от Маны до озера Антара и в глубь подножий Копийных гор было очищено от камней и засыпано травой, пропитанной варевом. На мосту свой потрепанный варм ждал Сабл. Не говоря ни слова, он развернул коня и направил его в ворота. В охране стояли уже не дарджинцы, а серые воины, и едва Свач и Чирки миновали тяжелые створки, вновь заныли огромные петли. Ворота закрывались. На узкой полосе земли шириной не более трех вармов локтей царил идеальный порядок. Тремя рядами, уходящими к северу, вдоль Маны стояли шатры, а между ними сновали женщины, старики, дети. Все, кто не успел добраться до пылающих врат, кто не погиб на каменных работах, теперь спешно углубляли ров вокруг городской стены и с корзинами, тачками, мешками вереницами спешили к берегу Маны, заодно поднимая и так высокий правый берег.