– Знаю, – глухо выдыхает она.

Уточнять нет необходимости – презрительный взгляд припечатывает хлеще пощёчины. И чувство сразу такое, будто меж рёбер засадили калёное жало. Вот зачем она снова задирает нос? Мы в своих желаниях близки.

– Вот и отлично. Ты очень соблазнительная строптивая девочка, – мгновение наслаждаюсь видом порозовевших ушей. Вот она, обратная сторона прямоты, всё её требуют, но мало кто в итоге переносит. – И те два раза в лифте... Тебе же тоже хотелось большего? Хотелось. Это сложно скрыть. Так зачем ерошишь колючки, красавица?

Полина нервно сглатывает, смотрит такими огромными глазищами, что за ними меркнут и острая грудь под топом, и манящие ножки. Слишком чистенькая, чтобы обижать её лицемерием, хотя не спорю, так было бы проще.

– А ты почему мне прохода не даёшь? – с неожиданной мягкостью спрашивает она. – Почему задираешь, вместо того чтобы прикинуться хорошим? Ты ведь наверняка прекрасно знаешь, как понравиться девушке.

– Знаю, – усмехаюсь отстранённо. – Просто хочу доказать тебе, что люди либо нравятся друг другу, либо нет. Вся эта мишура вроде грызни или комплиментов ничего не меняет.

– Почему именно мне?

Нервно веду плечом, потому что все мои железобетонные аргументы вдруг кажутся смешными. Она и всё. А вот почему?.. Однозначного ответа нет.

– Тут дело принципа, – отмахиваюсь уклончиво. – Ничего личного.

– Вот и у меня принципы.

Её терпеливая улыбка вколачивает ещё один штырь в остатки моего терпения. Сколько можно выбивать почву у меня из-под ног?

– Это какие? – насмешливо вскидываю бровь. – Попытка выдать себя за монашку? Так я тебя разочарую, ты очень даже горячая штучка.

– Мне безразлично, какой я выгляжу в твоих глазах: монашкой или доступной, – её губы всё же смущённо поджимаются, накрывая меня волной удовлетворения. – Важно другое.

– И что же? – заинтересованно подаюсь вперёд.

– Чтобы оказаться в одной постели, между людьми сначала должны возникнуть чувства.

Я громко и от души смеюсь, но тут же осекаюсь, морщась от боли в мышцах пресса.

– Чудо, ты сказок, что ли, перечитала? Людям не нужны чувства, чтобы слетать на седьмое небо. И делать это на постели тоже не принципиально.

– Ну хорошо. Допустим, слетаем мы на то небо, а что потом?

Вот что она заладила? Чего добивается, не пойму? Долбит в и без того кипящий мозг как дятел.

– Потом можно повторить, если захочется, – отрезаю сухо.

Тут же мысленно обзываю себя придурком, но раз уж мы начали без прикрас, то резко объявить себя романтиком и шокировать этим далеко не глупую девчонку пользы будет не больше.

– Так зачем ты меня позвал? – Полина устало обнимает себя за плечи, всем своим видом показывая безнадёжность нашего разговора. – Я обещала родителям, что выбегу ненадолго.

Лучшее, что я могу сейчас сделать, чтобы не изменять себе – остаться эгоистом и показать ей истинную суть вещей. Мы похожи. И заводимся от одного и того же.

Молча тянусь за пультом от плазмы, но боль в пояснице вышибает из меня матерный стон.

Да ёбтвою! Весь кайф насмарку.

– Кир, тебе плохо? – вот Поля опасливо жалась у противоположной стены, а вот уже прохладные пальцы взволнованно стирают проступившую на моём лбу испарину.

Коварное требование чтобы она сняла с себя часть одежды под музыку, застревает в горле угольком. Я почти чувствую, как тот выжигает во мне дыры, и всё, что секунду назад казалось важным, кислотой просачивается в грудную клетку.

Нет, мне не было плохо, но сейчас вдруг стало.

– Мышцу потянул, – невысказанное задание царапает нёбо песком. Мне так хочется ещё немного удержать нежность тонких пальцев на своих веках, участие в торопливом шёпоте. Содрогнуться. Застыть. Впитать непривычную ласку, которую не заслужил, и заботу, в которой никогда не нуждался.

Это фиаско, братан. Уж лучше не пропускать ни одной юбки, чем начать так убиваться по одной-единственной.

– Давай я помассирую? Легче станет.

Не станет. Нет никакой нужды навязывать мне ванильную чушь. Я с детства сам себе и нянька, и клоун. И давно научился обходиться без телячьих нежностей. Просто женского тела хватает за глаза, вот его в этом месяце затяжной дефицит. Удивляюсь, как штаны до сих пор не дымятся.

Другое дело бросить вызов. Это хотя бы привычно и не пугает до зуда под рёбрами.

– Давай, раз предлагаешь, – резко расслабляюсь, укладываясь на спину и издевательски смотрю в участливые глаза. – Трусы с меня сама снимешь?

За новой вспышкой боли теряюсь в реальности, а когда одупляюсь, то уже лежу носом в кожаной обивке, с заломленной за спину рукой.

– Какой же ты скот, Лисицин, – цедит Полина мне на ухо сквозь сжатые зубы.

Я сосредотачиваюсь на гибком теле, оседлавшем мои ягодицы. Жду очередную словесную оплеуху, готовлю контратаку. И вдруг... трещащие от напряжения мозги за миг перемалывает в кисель.

Участка кожи, где берёт начало моя татуировка, невесомо дотрагиваются тонкие девичьи пальцы.

Вопреки взбешённому тону, прикосновения Полины очень осторожные. Поначалу несмелые даже, будто она боится обжечься. Прохладные ладони обводят бока, сходятся между лопатками, спускаются к пояснице – простой любительский массаж, а по мышцам тепло растекается волнами и укачивает, затапливает расслабленностью.

Я молчу, будто воды в рот набрал, потому что понятия не имею, как на это реагировать. Да и не хочется ничего другого: ни спорить, ни доказывать.

Сейчас моя единственная сложность – держать глаза открытыми.

– Сорок восемь, – выдыхаю, сделав над собой усилие. Язык будто налился свинцом.

Я вычитаю это задание без сожаления, хотя не в первый раз ловлю себя на мысли, что сильно продешевил. Кто бы мог подумать, что она так виртуозно будет их выполнять?

– Кир, а сколько у тебя было женщин? – в тихом голосе отчётливо звенит неуверенность.

Никогда не понимал, зачем девушки задают этот вопрос. Ведь если начистоту, то ни одна не рада знать правду.

– Достаточно, чтобы убедиться, что незаменимых нет.

– И всё-таки?

– Я не считал, – вру, проваливаясь в сон.

На самом деле в какой-то момент просто сбился. Или потерял интерес...

Поля

Так странно. Кир даже во сне продолжает ершиться как кактус, а мне всё равно хочется аккуратно погладить колючки. Почему-то кажется, что под ними он совсем другой.

Вроде ничего не изменилось, Кир всё тот же мерзавец – оторви и выбрось. Однако есть что-то щемящее в том, как сладко он уснул, убаюканный моими руками. Вымотанный, расслабленный, с тёмными кругами под веером ресниц. Обездвиженный, обезвреженный, весь какой-то... трогательный, что ли.

По-хорошему мне пора уходить, в любой момент могут вернуться наши отцы. У компании сегодня юбилей, а я даже близко не представляю, когда завершится корпоратив. Не хочу быть пойманной врасплох в чужой квартире.

Но минута за минутой ничего не меняется.

Я сижу на полу, упираясь подбородком в сложенные на диване руки, и увлечённо рассматриваю профиль спящего на животе Кира. В этом нет ни капли романтики. Откуда той взяться, рядом с человеком, который пяти минут не может прожить без того, чтобы не плюнуть в меня ядом?

Мне как минимум дико оттого что мы сейчас рядом и не пытаемся куснуть друг друга побольнее. А как он язвительно высмеял мои ценности?! Форменный кретин. Но что-то в этом кретине влечёт меня магнитом. Я даже не сразу осознаю, что дотрагиваюсь до Лиса не только в мыслях. И вот это уже совсем ни в какие ворота.

Будто со стороны вижу, как моя рука опасливо касается его переносицы. Под пальцами обычные веснушки, а кажется будто пучки тепла.

Милый такой, зараза, когда спит.

Я жмурюсь, поглаживая колючую щёку. Щекотно. И тут Кир что-то рявкает во сне, неразборчиво, но так резко, что я подрываюсь на ноги. Даже руки сами собой вытягиваются по швам. Похоже, ему в диковинку любые проявления ласки.