Я холодею. Разом отринув смятение, сжимаю подоконник пальцами и, устремив взгляд на заткнувшегося Лиса, чувствую, как к горлу подкатывает истеричный смешок.

Это финиш.

С балкона Изольды Геральдовны доносится какое-то шебуршание, затем глухой перестук стекла. Хоть бы весь дом не всполошила, так верещать.

Чувствую, влетит нам от отца. Обоим влетит.

Из всех выпавших на нашу долю возможностей опозориться, судьба выбрала самую нелепую. И самую неловкую. Сейчас бы проснуться и просто не знать, что будет дальше.

– Не надо, Изольда Герольдовна! Я всё понял, – вдруг подаёт голос Лис, и с дрогнувшей ветки срывается пару каштанов. – Я отстану. Честно! Хоть это будет непросто... Чёрт!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вот тебе, паразит! Я может и хорошо сохранилась, да не про твою честь.

Я ахаю, зажимая рот руками, при виде летящей в него бутылки – тяжёлой даже на вид. Из-под шампанского.

– Ишь чего удумал?! Молоко на губах не обсохло, а он к порядочным дамам в окна заглядывает! Отца постеснялся бы, рукоблуд!

Глухой стук стекла теряется в натужном треске веток и дроби посыпавшихся на асфальт каштанов.

Меня словно швырнуло в ледяной сугроб, ну или столкнули вслед за матюгнувшимся Киром – ощущения примерно схожие. Усилием воли прогнав оцепенение, бросаюсь к двери: сперва межкомнатной, затем входной.

По лестнице сбегаю на ватных ногах. Колени ходят ходуном. Практически сразу – между четвёртым и третьим этажами – теряю тапок. На ходу сбрасываю второй и дальше бегу босиком.

Холод ступенек усыпан невидимым мусором: крошки, камни ещё неизвестно что жутко омерзительное – скрипит под ногами и колет ступни. Такие мелочи сейчас не стоят внимания, потому что где-то там внизу Кир. И если он не свернул себе шею, то я это непременно исправлю. Но сначала удостоверюсь, что он в порядке.

Однако стоит мне увидеть его сидящим на поребрике, все скопившиеся за время бега планы испаряются. Секунду – вторую потрясённо разглядываю отряхивающегося от листвы Лисицина, в особенности его скулы и подбородок кое-где перепачканные разводами крови.

Время будто бы растягивается как жвачка, прилипшая к пятке где-то на уровне первого этажа, затем резко сжимается до точки, когда я падаю на колени и принимаюсь взволнованно ощупывать его лицо.

– Тебя не тошнит? Головой сильно ударился? Может, скорую? Кости целы? Сколько пальцев видишь? – не в силах остановиться трещу как ленточный пулемёт.

– Чудо, не паникуй. Я же не упал, а спустился. Просто с небольшим ускорением, – беспечно улыбается Кир, запрокидывая голову. Я медленно выдыхаю и прислоняюсь взмокшим лбом к его подбородку, чувствуя, как сердце зверски колотится где-то у горла. – Я же говорил, что ты выйдешь. Выбежала всё-таки. Босиком... без белья... Радуешь меня. Моя девочка.

Сволочь ты, Лис. Отъявленная, редкостная сволочь.

– Полина! – звенит мамин голос с окна кухни. Взволнованный.

– Вы только поглядите, – поддаёт жару Изольда Герольдовна. – Везде успел, окаянный!

– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – отец. Сонный и рассерженный. – В чём это ты выскочила? А ну-ка марш в дом!

Сволочь втройне.

– Стой. С тобой поднимусь. Объясню всё... – Кир перехватывает меня за руку, но я резко вырываю кисть, отчего он с болезненным матом заваливается в куст самшита.

– Отс-стань от меня, с-слы-шишь?! – лёгкие клочками выталкивают воздух, разбивая слова чуть ли не по слогам.

Отлично, чтоб его! Только начать заикаться мне не хватало.

– Поля, блин! Стой! – кричит он мне вслед.

Поздно. Я уже забегаю в подъезд и приговариваю, стуча зубами в такт шагам:

– Только попробуй... ещё хоть один раз... ближе, чем на пять метров!..

В прихожей меня уже дожидаются хмурые родители и безмолвным конвоем сопровождают до самой спальни. Пока отец тщательно закрывает окно я с надеждой поглядываю на мать, надеясь увильнуть от нежелательного допроса. Покладистая рассудительная дочь и вдруг так нелепо прославилась на весь двор. Что тут скажешь в своё оправдание?

– Мам, пап, если вы и дальше собираетесь держать театральную паузу, может, я лучше займусь пока рефератом? Мне его завтра сдавать. – иду ва-банк, не выдержав напряжения.

Мама отводит глаза, продолжая нервно теребить карман халата.

Понятно, вступление за отцом. К счастью, он не заставляет долго ждать.

– Это сейчас был пацан Палыча? – родительский голос звучит удивительно невозмутимо, но в то же время строго.

Что ж, отпираться бессмысленно.

– Он самый.

– Мне следует принять меры?

За школьные годы я назубок успела уяснить, что жалобы чреваты проблемами не только для обидчика. Был даже случай, когда отец одним чудом избежал судебного иска за драку с другим родителем. В теперешнем же положении маячит реальная угроза остаться безработным. Меня за молчание, кстати, тоже по головке не погладят. Наказывать папа, конечно, не будет, но мозг вынесет так, что череп изнутри сверкать начнёт.

– Мы просто слегка повздорили. Кир пытался помириться, как умел.

– Он заходил недавно, спрашивал Полю, – мягко подтверждает мама и с укоризной смотрит на меня. – Я же предупреждала. Ни одна проблема не рассосётся, если её игнорировать. Выяснили бы спокойно, ничего этого бы не было.

– Мать дело говорит. Прислушайся. А Кирилл пусть в следующий раз уважает твоё решение, – выражения отцовского лица понемногу смягчается. – И ради бога, не ходи перед парнями в чём мать родила. – он устало вздыхает. – Я понимаю – взрослая, но делай это хотя бы наедине. Мы с твоей матерью сначала поженились...

– Этого больше не повторится, – пристыженно опускаю голову.

Если уж старая футболка до середины бедра – это легкомысленно, что говорить о первом задании Кира? Вот когда бы Лис точно пошёл на меха. Нет, незнание порой всё-таки золото.

– Пойду к Олюне загляну, вы уж дальше сами.

Минус один. Уже проще.

– Поль, я тут вот ещё о чём поговорить хотела, – мама зябко ведёт плечами, растирает их ладонями, затем подходит к письменному столу и катает карандаш с места на место, явно пряча замешательство. – Кирилл парень взрослый, видный, наверняка разбалованный женским вниманием, но это не значит, что ты должна становиться кем-то другим, чтобы его удержать. Не нужно делать того к чему не готова. Будь собой. И либо он тебя такой полюбит, либо ты ничего не потеряешь. Договорились?

Помедлив, я киваю. Потакать прихотям Лиса в мои планы точно не входит.

– А теперь к главному, – продолжает мама, и я уже готовлюсь получить очередную порцию нотаций касательно легкомысленности надетой ко сну футболки, но она вдруг достаёт из кармана упаковку презервативов. Вот теперь во мне краснеют даже мысли! – Допускаю, что ты знаешь об этом больше моего, но всё-таки скажу... незащищённый секс редко приводит к чему-то хорошему. Особенно если ты не планируешь сделать меня бабушкой.

Отлично. Парад неловкости продолжается. Я всерьёз начинаю жалеть, что не пнула от души так Кира на прощание.

– Мам, между нами нет ничего такого...

– Тем более, – перебивает она торопливо, будто боится растерять всю решимость. – Первый раз должен быть по любви. Потому что иначе, вместо чувства единения с любимым человеком, тебе останутся только кровь, боль и сожаления. Будь умницей, не спеши с этим делом.

Я молча обнимаю мать, не решаясь спросить, а что делать, если любовь не совсем взаимная. То есть у меня к нему, а у него – к себе.

Страх потерять – навсегда потерять человека на многое открывает глаза. Резко и болезненно. Без скидок самолюбию, наперекор гордости. Кир начинает занимать в моей жизни слишком много места. Ещё немного и когда он уйдёт, наигравшись, боль этой потери ни с какой дефлорацией не сравнится.

Уточнив напоследок не осталось ли у меня вопросов, мама, наконец, отпускает меня в душ. Приведя в порядок ноги, остаюсь наедине с рефератом и дурацкой пачкой презервативов. Два часа спустя я всё так же тупо пялюсь на чёрную коробочку, а воз под названием "Бюджетно-фискальная политика государства" и ныне там.