Полина мечется, еле различимым шёпотом взрывает мне мозг. Не понимаю ни слова – в ушах гремит сердцебиение, все звуки сливаются в белый шум. Рывком подаюсь вперёд, одной рукой расстёгивая джинсы. Полина пытается помочь. Слишком неловко – больше мешает, но как же чертовски приятно, что она всё ещё хочет большего. Тоже.

– Теперь потерпи, маленькая, будет немного больно, – прижимаю девичью ладонь к своему паху, давая Полине в полной мере осознать, к чему примерно готовиться.

И клянусь, ничего более мучительного не видел её напуганного взгляда.

– Я хочу этого, – всё ж таки шепчет она.

По языку разливается соль от прокушенной в предвкушение губы.

Я подготовил Полину настолько, насколько это вообще было в моих силах, и всё равно медлю. Нависаю над ней, удерживая вес тела на согнутых руках, а усмирить свои желания не получается. Снова нервничаю, как юнец. Сорваться сейчас будет крайне нежелательно.

– Не бойся, Кир, – она будто слышит мои мысли, касаясь кончиками пальцев небритой скулы.

Никогда ещё не видел у Полины такого взгляда: потемневшего, с крутящимся на дне вихрем обожания. Миниатюрная, расслабленная, уже готовая довериться, всё ещё трепещущая от схода удовольствия и невообразимо храбрая. Моё смелое чудо.

Шумно вбираю носом воздух, как перед затяжным погружением, и постепенно, без резких толчков, подаюсь вперёд.

Внутри она такая невыносимо тугая, что я зажмуриваюсь до цветных искр под веками. Первое мгновение единения – ощущение, которому нет названия. Секундная вспышка – больше, чем всё, ярче терпимого, и дальше только дикая потребность нагнать этот миг снова.

Реальность катится с обрыва вниз, а я за ней не успеваю. Мне нужно больше, нужно быстрей. Гораздо больше и быстрей, чем способно выдержать настолько хрупкое женское тело. Но стоит открыть глаза...

Полина в ужасе.

В отстранённом лице ни кровинки и только глаза кричат, пробирая эхом паники до самых костей. Она же тонкая как прутик, стисни – переломится. А я не хочу ломать. Пусть самого хоть как распирает.

– Предлагаю продолжить в другой раз... когда заживёт, – шепчу до отвращения сиплым шёпотом, потому что голос впервые меня предал. Знаю, что больнее уже не будет и если немного перетерпеть, то сумею помочь ей снова расслабиться, но даже это "немного" на самом деле слишком – просто непозволительно – долго.

Я медленно покидаю её тело, боясь причинить ещё большую муку. Воздух леденит влажную кожу на спине и плечах, а изнутри всё горит. Возбуждение рвёт на части, раскаляя добела внутренности. Хочется выть. И вернуть её бледному лицу румянец, будто схлынувший с кровью на бёдра и покрывало. Впервые вижу столько крови.

– Извини, это оказалось немного больнее, чем я представляла, – дрожащие губы вздрагивают в виноватой улыбке, стегая по сердцу совершенно наивной искренностью.

Я молча опускаю голову. Зажмуриваюсь, чувствуя, как каждая жила во мне всё ещё трещит от похоти. Никогда раньше не прерывался и сейчас понимаю, что с другой не сумел бы. Я и не умел.

– Поищу воды, – почти силой заставляю себя оторвать взгляд от нагого тела.

Едва оформившаяся юность – выпирающие ключицы, угловатые плечи, маленькая острая грудь. Ничего такого, на что готово сломя голову бросится большинство мужчин. Я тоже всегда отдавал предпочтение сочным формам и высоким, идеально подходящим мне по росту девушкам. Видимо, просто шагал за стадом, потому что сейчас от восторга темнеет в глазах. Не попробовав – не узнаешь, так, кажется, говорят.

– Не нужно, Кир, – тёплая ладонь перехватывает мою кисть. – Не уходи. Возьми в рюкзаке гигиенические салфетки, этого пока достаточно.

"Не уходи" режет по ушам невысказанной безнадёгой. Так, будто эти пару часов в съёмном домике всё, что нам отмеряно. Полина трезво оценивает вероятность, что я свалю. По сути, истина где-то сильно рядом. Я не люблю задушевных разговоров, равнодушен к объятиям и всему тому, что так важно для большинства женщин. Поэтому всегда обговариваю сразу – мне нужен только секс. Но вот он очередной сбой – я промолчал. И сейчас молчу, свешиваясь с кровати, чтобы нашарить в рюкзаке салфетки.

– Я тебя сюда привёз не для того, чтобы оставить, – наконец отзываюсь, твёрдо вглядываясь в пылающее лицо.

– Кир... – она едва успевает удержать улыбку, прикусывая губу до белых следов на коже.

Кажется, я всё-таки сказал то, чего Морозова больше всего хотелось услышать. То, во что она ни черта на самом деле не верит. Ну и зря.

Опустив голову, Полина пытается помочь мне стереть алые разводы со своих бёдер, но потом смущённый взгляд падает на мой живот. И ниже.

– А ты разве не... – она озадаченно замолкает на некоторое время, а затем робко проводит пальцами по каменному члену. От несмелого прикосновения каждый волосок на теле встаёт дыбом.

Моя маленькая женщина, дай мне не свихнуться.

Скользящее движение руки от края к основанию и обратно. Лёгкий нажим большого пальца, растирающего влагу по головке, и я заметно дёргаюсь всем телом. Как хлыстом стегнули до самого мяса, но тот вдруг оказался обработанным какой-то дрянью с моментальным наркотическим эффектом. И проще не дышать, чем заставить себя отказаться от продолжения.

Я точно взорвусь, если позволю и дальше так подробно себя изучать.

– В другой раз, – в моём голосе нет и половины желаемой уверенности. Сейчас самый момент прекратить это, но я заворожено смотрю, как органично сочетаются мощь моего вожделения и хрупкость узкой ладошки.

– Сейчас.

Затеяв очередную игру, Полина словно проверяет, насколько далеко способна зайти, а я уже привычно ведусь на провокацию, уводя нас двоих всё дальше и дальше от одноразовой интрижки.

Подняв голову, в упор всматриваюсь в наивное, отчего-то совершенно счастливое лицо и всё-таки сдаюсь. Со стоном толкаюсь вперёд, регулируя рукой сжатие её пальцев. Вколачиваюсь в них как одержимый: до тёмных пятен перед глазами, до потери связи с реальностью. Теснее, быстрее – до жжения от трения на коже.

И меня никогда так не накрывало – чтобы мозги вхлам, а тело зажило отдельной жизнью, как потерявший управление байк. Я никогда так не кончал, чтобы казалось будто с пульсирующими толчками выплёскиваю в девичьи ладони свою душу.

Полина

– Кир, верни! Солнце даже ещё не село, – безуспешно тяну руку за простынёй, которая пару секунд назад служила мне тогой, а теперь реет белоснежным флагом в руке несущегося к реке Лисицина.

– Ты не оставила мне выбора, – смеётся он, забегая в воду.

Костюм Адама ничуть не смущает спятившего прохвоста, чего никак нельзя сказать обо мне. Парочку жиденьких кустиков да склонившуюся у берега иву едва ли можно отнести к укромному месту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Покосившись на соседний домик, торопливо следую его примеру. Прогретая за день вода мягко поднимается по ногам, забирая непривычную ломоту в теле. Хорошо-то как...

Нужно признать, что отнекиваться от совместного купания было ошибкой. Ну а, с другой стороны, как быть, если единственный купальник остался дома? Не возвращаться же на рассвете в мокром белье.

Естественно, Лисицина мои доводы не впечатлили. Не знаю даже, существует ли вообще такая ситуация, которую он бы не сумел в итоге прогнуть под себя.

– Ну не дуйся, чудо.

Я чувствую себя весьма необычно, когда Кир обнимает меня со спины, скрещивая руки на обнажённой груди. Слишком непривычно звучит его умиротворённый тон, да и прижиматься так тесно к мужскому торсу мне тоже в диковинку.

– Вообще-то, мы здесь не одни.

– Я не видел, чтобы Стас появился, а значит Дан сейчас оттягивается за двоих. Две девушки и три бутылки виски. Как думаешь, какова вероятность, что он покажется раньше завтрашнего обеда?

Я закрываю глаза, чувствуя затылком удары его сердца, выбывающие на коже мурашки от ватного удовольствия.