Познания Легга по тому времени характеризуют его с наилучшей стороны, однако для нашего времени они недостаточны, ибо без соответствующей критики мы не можем принять на веру эти цитаты. Утверждая знакомство Конфуция с "Книгой перемен", Легг все же категорически отрицал причастность его к данному памятнику или к какой-либо части его в роли автора и делал это вполне основательно. Поэтому Легг был весьма осторожен, говоря о "каком-то "И цзине"" ("a Yi"), который существовал во времена Конфуция. Этим еще не решен вопрос о том, был или не был в руках Конфуция известный нам памятник. Однако, словно не замечая тонкого противоречия, Легг на следующей же странице говорит, что "Книга перемен", избежавшая сожжения при Цинь Ши-хуанди, более, чем какая-либо другая из классических книг, может быть сочтена достоверным памятником. Поднявшись до уровня хотя бы начальной филологической критики, Легг изменяет самому себе в отношении вопроса о Вэнь-ване и Чжоу-гуне как о создателях текста "Книги перемен". Так, говоря во второй главе об удвоении изначальных триграмм и о превращении их в гексаграммы, Легг соглашается с Чжу Си в том, что триграммы удвоил легендарный Фу-си: "Я не рискую опровергать его (Чжу Си. – Ю.Щ.) мнение об удвоении фигур [триграмм], но мне приходится думать, что названия их, как они известны нам теперь, происходят от Вэнь-вана". Разве это согласие на авторство Фу-си не стоит в противоречии с дальнейшим утверждением: "Я позволю себе заметить, что гадание практиковалось в Китае с очень давних пор. Я не хочу сказать, что это было 5200 лет тому назад, во времена Фу-си, потому что не могу подавить сомнения в историчности последнего"? Еще раз Легг противоречит самому себе, приписывая Вэнь-вану утверждение цикла из 64 гексаграмм, когда он ставит вопрос, почему начертания развились только до 64 гексаграмм, а не пошли дальше – до 128 фигур и т.д. Кстати сказать, объяснение этого Легг находит только в том, что даже с 64 символами оперировать достаточно трудно; тем большие трудности представила бы умственная спекуляция с большим количеством символов. Каково бы ни было это решение, Легг прав по крайней мере в том, что ответ на этот вопрос пока не найден в синологии. Более того, он даже и не ставился.
Можно при этом полагать, что за два десятилетия работы Легг действительно имел время хотя бы в основном ознакомиться с комментаторской литературой. Во всяком случае наличие и размеры ее ему были известны хотя бы по изданию "Чжоу и чжэ чжун" и по сведениям из каталога Лю Синя. Леггу известны в достаточной мере и другие классические книги, и между ними "Чунь цю" и комментарий к ней "Цзо чжуань". А этот текст много раз упоминает "Книгу перемен" и потому для нас представляется особенно интересным. На основании данных "Цзо чжуани" Легг доказывает относительную древность гадания по "Книге перемен". Он говорит, что даты восьми гаданий падают на время до рождения Конфуция период между 672 и 564 гг. до н.э., а т.к. "Цзо чжуань" начинается только с 722 г. до н.э., то можно допустить, что были еще и более ранние гадания по "Книге перемен". А раз так, то, очевидно, задолго до Конфуция "Книга перемен" уже существовала. Поэтому легенду об авторстве Конфуция приходится отвергнуть. Впрочем, уже в "Чжоу ли" говорится о двух других, более ранних версиях, так называемых "Лянь шань" и "Гуй цзан". Ссылаясь на "Чжоу ли", Легг отдает себе полный отчет в том, что это недостаточно аутентичный текст, однако Легг не вполне осведомлен о комментаторских теориях относительно этих двух версий. Он только знает, что от них ничего не сохранилось. Ниже мы ознакомимся с тем, как в Китае интерпретировались сведения об этих доицзиновских "Книгах перемен".
Указывая, что "И цзин" дошел до нас полностью, Легг, конечно, делает оплошность, но меньшую, чем та, которую допустил Макклатчи, считавший "Книгу перемен" древнейшим памятником китайской литературы. Легг пишет, что и в "Шу цзине" и в "Ши цзине" есть тексты, которые много древнее "Книги перемен". Она, по мнению Легга, может занять в китайской литературе лишь третье место. Тем самым, замечает Легг, ценность этого памятника особенно велика, если принять во внимание, что он сохранился не хуже, чем древнейшие памятники Иудеи, Греции, Рима и Индии. Однако, если подобное можно сказать о древнейшей части "Книги перемен", то это не относится к ее более поздним частям, которые в Китае называются "Десятью крыльями" – "Ши и"[238](Легг называет их "приложениями"). Как известно, Сы-ма Цянь приписывал их составление Конфуцию. Легг совершенно прав, когда отделяет "приложения" от основного текста: "... их стали издавать вместе с более старым текстом, который основывается на более старых линейных фигурах (гексаграммах. – Ю.Щ.)... но обе эти части следует тщательно различать...". Необходимость такого разделения текста становится особенно очевидной при следующих соображениях: если даже считать, что "приложения" относятся ко времени Конфуция, а основной текст – ко времени Вэнь-вана, то все же между ними промежуток в 660 лет! Если же такую древность "приложений" поставить под сомнение, как это правильно делает Легг, то и промежуток возрастает. Легг доказывает, что "приложения" написаны после Конфуция, однако некоторые из них включены в основной текст, и это вводило в заблуждение прежних исследователей, заставляя считать "приложения" достаточно древними. Трудно указать их составителей, однако можно полагать, что они написаны между 450 и 350 гг. до н.э. Основной текст Легг, следуя традиции, относит ко времени Вэнь-вана и Чжоу-гуна. Первая, меньшая часть основного текста, по мнению Легга, написана Вэнь-ваном, как говорит Сы-ма Цянь, в 1143 или 1142 г. до н.э., а вторая, большая, написана Чжоу-гуном, умершим в 1105 г. до н.э. Вот в основном все существенное, что можно почерпнуть из работы Легга. Это достойный труд, лишенный ошибок лишь постольку, поскольку его автор передавал китайские теории и не стремился к головокружительным открытиям в стиле Лакупри. Как можно разработать китайские данные, будет видно, когда мы перейдем к изложению работы Пи Си-жуя.
Для полноты картины второго периода изучения "Книги перемен" в Европе следует упомянуть неполный и ничем не выделяющийся латинский перевод Зоттоли[239] и, кроме него, еще двух исследователей. О них Форке пишет: "О данном произведении ("Книге перемен". – Ю.Щ.) в той форме, в которой оно лежит перед нами, высказывались и весьма резкие суждения. Дэвис (Davis) называет основные положения "И цзина" ребячеством, а Гюцлаф (Gutzlaft) объявляет его абсолютной бессмыслицей"[240]. В общем взгляды на "Книгу перемен" до третьего периода ее изучения в Европе можно свести в основном к трем типам, как это делает Хауэр[241].
Первая точка зрения (В.Грубе, Г.Джайлз и Л.Вигер) заключается в том, что "Книгу перемен" считают только гадательным текстом, который именно поэтому избежал участи конфуцианских книг при их сожжении в 213 г. до н.э. В.Грубе пишет: "Не подлежит никакому сомнению, что "Книга перемен" – один из древнейших китайских памятников и как таковому ему в наименьшей степени можно отказать в том, что он самый темный и самый непонятный продукт во всей китайской литературе. Но сколь бы он ни был интересен как руководство для гадания, в нем можно усмотреть лишь незначительную литературную ценность"[242]. Джайлз придерживается такой же точки зрения и иронизирует попутно по поводу Легга, который полагал, что он, наконец, нашел ключ к пониманию "Книги перемен", однако без блестящих успехов[243]. Наиболее "трезво" настроен Л.Вигер, который пишет: "Восемь триграмм образуют базис системы. Они составлены из целых и прерванных линий. И больше никакой тайны. Всевозможные комбинации из двух элементов в триграммах – и это все. Эти триграммы часто приписываются легендарному Фу-си. Это сказка, изобретенная для того, чтобы вызвать к ним большее уважение. Во всяком случае Чжоуский ван – изобретатель 64 гексаграмм, образованных комбинированием этих восьми триграмм по две. Я обращаю внимание именно на этот пункт, который является ключом тайны. Гексаграммы – это не триграммы, сплавленные воедино; это – две триграммы, расположенные по вертикали, одна над другой, из которых вторая (верхняя) считается покоящейся над первой (нижней). Существуют изменения в гексаграмме[244] от нижней триграммы к верхней; отсюда название И – "Перемены", которое носит вся система. Именно сущность и смысл превращений интерпретирует гадатель и применяет их к предложенному вопросу"[245]. Эта точка зрения отчасти верна, ибо уже в "Цзо чжуани" отмечено много случаев гадания по "Книге перемен", и значение гадательной книги сохранилось за ней до нашего времени, однако она верна лишь наполовину, ибо совершенно игнорирует то, что на протяжении более 25 столетий "Книга перемен" вдохновляла крупнейших китайских мыслителей.
