— Более чем, — вздохнула Мэг, продолжая смотреть себе под ноги.

И даже это жуткое представление сути лугару не изменило её отношение к Войту, Шер и Аттилу. Только благодаря им она не считала этот народ монстрами. Видимо были в них те человеческие черты, которые и делают людей людьми, невзирая на всё то тёмное и потаённое в их душах, что, по сути, есть в каждом человеке не зависимо от того, в каком мире он родился. Лугару было сложнее, они жили наравне со своим зверем, прислушивались к его голосу и учились управлять им. Их души были двуликими, их хищник был живым и он жил в каждом сердце лугару. Но ровно, как и в звере можно встретить благородные черты, так и в человеке можно отыскать отвратительные качества, которые напрочь отсутствуют у зверей. Лугару боролись с внутренним зверем, боролись за свою жизнь с самой жизнью по законам дикой природы.

По своему характеру лугару селения кузнецов были замкнуты, суровы и не многословны, они словно сдерживали в себе любые порывы. Опасаясь, что позволив себе даже мимолётное проявление теплоты, нежности или любви — раскроется их истинная глубинная суть. Что покажет их со слабой стороны, что было недопустимо для лугару. Хотя Мэг была уверена, что и в душе Шер и в душе Аттилы теплела любовь к своим ближним, к их миру. Не говоря уже о Войте, которого изменила его ущербность. То, что его считали калекой позволило ему смотреть на жизнь иначе, быть более открытым, мудрым и добрым. Поэтому-то дружба между ними возникла так спонтанно, как только девушка увидела в этих волчьих глазах веселые пляшущие искры.

У Мэган закралось такое ощущение, что она знает Войта тысячу лет, только сейчас у него другое лицо, настолько близок он был ей духовно, что даже порой она не замечала его незначительные внешние отличия.

Мэг стала привыкать к его песочным глазам с этими пронзительными чёрными зрачками. Привыкла к тому, что когда он улыбался, его звериный оскал был более заметен, но это не делало его улыбку ужасной. От Войта исходила умиротворяющая внутренняя сила. Будучи физически искалеченным, он был великим внутри. Он умел сочувствовать слабости других, знал, как поддержать. Он знал, что такое сострадание и его желание заботится и защищать того, кто был слабее — было искренним, что было уже само собой поразительным для лугару. Войт стал её другом, который помогал ей смириться с этим миром, раскрывал его перед ней, скрашивал её страхи, не позволяя тосковать по дому.

Да и Шер в свою очередь не пыталась её изменить, мать Войта воспринимала её такой, какой Мэг в сущности и являлась. И в каждом слове этой женщины, её просьбе, замечании — ощущалась теплота. Шер видела в Мэг ребёнка. Она интуитивно стала отдавать девушке свои нерастраченные материнские чувства, которые могли предназначаться её первому сыну или дочери, которая у неё так и не родилась. В Шер умещались и строгость, и мягкость, и сдержанность и волнение. Жизнь дала ей мудрость, острый наблюдательный ум, позволял видеть всех насквозь и быстро принимать решения. В ней мгновенно могла вскипеть безудержная ярость и так же неожиданно она обретала спокойствие. Её воля и стальная хватка позволяли чувствовать в ней очень сильную женщину. Единственной её тревогой был Войт. Сын был её миром, её бьющимся сердцем и она во что бы то ни стало хотела уберечь его от жестокости нравов лугару.

В отличие от Шер, Аттил был более рассудительным и сдержанным. Он обладал твердым характером и непоколебимым духом. Его знания уважали, к нему прислушивались более сильные члены стаи, склоняясь перед его наставлениями. Аттил завоевывал свой авторитет годами, доказывая свою мудрость примерами жизни.

Мэг сидела на бревне за хижиной, усердно толоча в ступке ароматные зерна какой-то необычной пряной травы, выполняя нехитрые поручения Шер. Эта монотонная работа увлекла её в воспоминания, и тяжелые мысли о прошлом полностью поглотили внимание девушки, предоставив возможность Войту подкрасться к ней совершенно незамеченным.

— Не спи! — гаркнул он ей на самое ухо, потешаясь от того, как она подпрыгнула от неожиданности. — Когда ты задумываешься, глаза у тебя становятся как два огромных синих озера, и ты сидишь, словно не живая, — проговорил он, умащиваясь на то же бревно. — Что ты молчишь? О чём замечталась?

— Вспоминала свой дом, родных, — вздохнула Мэг, поставив ступу на землю. — Только оказавшись здесь, теперь я понимаю, насколько мы не ценим то, что имеем. Счастье, как и здоровье, когда оно есть — его не замечаешь, а когда потеряешь — становится больно. Сейчас мне не хватает того, что у меня было. Моей семье, наверное, сообщили, что я пропала без вести. И они наверняка горюют, надеются меня найти. Это страшно — всё потерять. У каждого человека есть прошлое, а здесь у меня его нет.

— Но ты не должна сдаваться, Мэг. Ты должна жить. Даже в этом мире можно что-то приобрести, — задумчиво протянул Войт с такой же грустью в голосе.

— Я и живу, но очень тоскую по ним. Теперь, оборачиваясь в прошлое, я увидела все их достоинства, то, чего раньше не замечала. Знал бы ты, какой глупой и эгоистичной я иногда бывала с ними! Мои родители очень меня любили, и оказывается, делали всё ради нас, своих детей. Все их поступки, советы, споры имели только одну цель — помочь нам выжить и стать счастливее, чем они. Моя сестра уже не кажется мне такой несносной задавакой, мне не хватает её шума, смеха и колкостей. Мне не хватает запаха моего дома, мне не хватает теплых уютных вечеров и семейного чаепития, наших праздников, наших мечтаний и планов, мурлыканья кота и шума города. Мой мир совершенно другой и не так уж плох, как казался. Здесь у меня появился шанс сравнить. Мне снятся мои близкие, и я страдаю, что так и не сказала им, как я их всех люблю. И душа от этого рвётся на части, — произнесла Мэг, поднимая на Войта полные слёз глаза. — Иногда мне очень трудно с этим справиться, Войт.

Он опустил голову и молчал, скребя ногтями по бревну.

— По крайней мере, ты здесь не одна, — сдержано сказал он спустя некоторое время. — Пошли со мной, я покажу тебе, где ты будешь сегодня ночевать.

Когда сгустились сумерки, глаза Войта лихорадочно заблестели, движения стали резкими, а голос хриплым и чужим. Он провёл Мэг к временному пристанищу и, остановившись, коснулся её руки:

— Не бойся. Даже в таком облике мы всё помним и понимаем. С тобой ничего не случится. В Джафрат-Кире, для тебя нет более безопасного места, чем здесь.

Мэг лишь кивнула в ответ, стараясь выдавить из себя улыбку.

Она заперлась изнутри в неглубоком погребе. В углу горела свеча, рядом лежал матрас, набитый соломой, стоял кувшин с водой и несколько мучных сладких лепёшек. Ощущение было очень странное. Так дико было прятать себя от друзей, которые страшились самих себя. Мэг как будто тоже почувствовала приближение полнолуния. Её охватила паническая жуть.

Сидя в сырой холодной яме, она с замиранием сердца слушала доносившиеся звуки. Это был волчий вой, рыки, топот, и снова многоголосое завывание. Уснуть не получилось. Она сидела, не сомкнув глаз, пока не догорела свеча. И когда сквозь маленькую щель в потолке пробился слабый свет нового дня, Мэг нетерпеливо отодвинула засов и откинула деревянную ляду, вылезая наружу.

Кругом было так тихо, словно селение кузнецов вымерло. Ни звука, ни шепота. Мэг на цыпочках пробралась в хижину. Шер и Аттил спали в своём углу, закутавшись в шкуры, их дыхание было частым и хриплым, и выглядели они скорее больными, чем спящими.

— Почему ты не спишь? — вдруг раздался шепот Войта прямо у неё за спиной. В первую секунду у неё в мыслях промелькнул страх, оттого, что она может увидеть, но, вспомнив его слова, она тут же справилась с этим чувством и обернулась. Войт смерил её тяжелым взглядом.

— То же самое я могу спросить у тебя, — проговорила Мэг, внутренне радуясь, что он принял прежний привычный облик. — Ты выглядишь усталым, иди, а я посижу рядышком. Лугару без слов растянулся на топчане, а она села с краю, слушая его прерывистое дыхание. Постепенно её веки тоже стали слипаться, и Мэг свернувшись клубочком, примостилась рядом с Войтом, засыпая словно младенец.