— Согласись, — шепчу я на ухо Кавану и киваю, подбадривая его.

— Хорошо, — с тяжёлым вздохом говорит он.

На том конце провода Дарина визжит от счастья.

— Тогда в два часа? Подойдёт?

— Мы будем там в два часа. Дарина, предупреждаю тебя, что я тебя убью, если ты выкинешь что-нибудь, — грозится Каван.

— Господи, прекрати. Это уже обидно. Я сама проявила желание сделать это. Мы же семья, Каван. И мне нравится Таллия. Она противно милая. Хотя бы одна из нас будет милой и невинной, а то в нашем мире одно дерьмо встречается. Тебе повезло, ты…

— Всё, Дарина, до завтра, — Каван обрывает звонок и откидывается на диване.

— Она, правда, старается, — замечаю я с улыбкой.

— Это меня и беспокоит. Ты не знаешь мою сестру, Таллия. Я уже предупреждал её, но она думает, что бессмертная. Ты не представляешь сколько раз она подкидывала мне дерьмо.

Однажды Слэйн чуть её не убил. Её спасла Энрика. Если бы не она, то Дарина была бы уже мертва. И это не самый худший сценарий.

— Каван, не говори так. Нельзя желать смерти. Нужно просто двигаться, ты же сам советовал мне это. Двигаться и наблюдать за тем, что происходит. А если всё получится?

— Ты слишком хороша для этого мира, Таллия. Слишком хороша, — качает головой Каван.

Горько приподнимаю уголок губ и отворачиваюсь.

— О чём ты думаешь в последнее время? — Каван кладёт ладонь мне на спину и гладит меня. Мне нравится, когда он такой нежный со мной. Когда он касается меня и дарит мне своё тепло. Я не могу напиться этими эмоциями. Не могу, а надо бы.

— О многом и ни о чём одновременно. Моё будущее сейчас — это огромный мыльный пузырь, и я не знаю, что мне делать дальше.

А ты? О чём думаешь ты? — спрашиваю, бросая на него взгляд.

— О тебе. Я постоянно думаю только о тебе и о себе. Большую часть жизни я думал о других, теперь мне нравится, что никого нет рядом со мной, только ты. Я бы хотел так состариться.

— Тебе ещё рано.

— Нет, для меня самое время, а вот для тебя всё слишком рано.

Впереди у тебя столько возможностей, Таллия. Ты вольна делать всё что хочешь. Ты можешь пробовать, ошибаться, обжигаться, радоваться, влюбляться, страдать. А у меня нет столько времени.

— Времени для чего, Каван? Для жизни?

— Нет… нет, — Каван странно и незнакомо улыбается мне, а потом отводит взгляд куда-то вдаль. — Хочу сказать, что я всё для себя решил. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Я выберу любой вариант. Больше не хочу что-то искать и гнаться за чем-то необычным. Я счастлив. Да… да, наверное, это и есть счастье, когда спокойно и хорошо, когда никто не мешает, когда не нужно бояться, что время заканчивается, а ты так и не узнал, что такое счастье. Я всё уже попробовал, поэтому мне остаётся лишь дождаться тебя или же отпустить.

— Каван, — с болью в голосе шепчу я.

— Подумай, Таллия. Пожалуйста, подумай, чего ты хочешь от меня. Я свою позицию тебе сказал и свои желания тоже. Я хочу тебя. А ты реши, хочешь ли ты меня в своей жизни. — Каван целует меня в лоб и встаёт с дивана.

— Ну что, закажем пиццу? Думаю, пришло твоё время попробовать пиццу, — наигранно весело предлагает он.

— Пицца так пицца, — и я тоже играю.

Мне кажется, каждый из нас уже знает, что это конец. И мне больно. Больно любить его так тихо.

Каван

Хочется назвать мою жизнь дерьмом. Вот вроде бы всё хорошо.

Рядом со мной любимая женщина, и скоро я стану полностью свободным от работы на семью Ноланов. Всё потихоньку стабилизировалось. Но Таллия от меня отстранилась. Я не знаю, что послужило причиной этому. Я признался ей в своих чувствах. Сказал ей, что люблю её, хочу быть вместе с ней всю свою жизнь. Но она не хочет. Я по глазам её вижу, что это не для неё. Точнее, я не её выбор. Словно она вынужденно живёт здесь со мной, пока не подвернётся иной удобный вариант. Конечно, Таллия на такое не способна. Она честная, искренняя и заботливая. Она чудесная.

Но что-то с ней не так. Да, психологическая травма, которую оставила после себя её мать, огромная, но и здесь дело не в ней.

Таллия смирилась с потерей матери и с тем, что она объявила свою ночь мёртвой. Дело во мне. В моих словах. В моей любви. Мне не следовало говорить этого, но слов не забрать, да и устал я бояться их. Таллия испугалась моей напористости. Она не верит мне и ждёт предательства с моей стороны. А я из кожи вон лезу. Моя боль вернулась. Я не могу спать рядом с Таллией, потому что кошмары вновь стали терзать меня, но они другие. Они горькие и полны печали. Я готовлюсь отпустить Таллию. Я уверен в том, что она не любит меня так, как люблю её я. Она испытывала ко мне влечение, интерес и, вероятно, влюблённость, но всё прошло. Таллия угасла, как и её чувства ко мне. Это чертовски дерьмово. Я снова нелюбимый.

— Таллия, ты готова? — стучусь в её спальню… Чёрт, даже спальня больше не наша, а только её. Мы живём словно соседи. Изредка разговариваем. Она со мной говорит куда меньше, чем раньше.

Старается не смотреть на меня. Она страдает и прячется от меня, а я уже не знаю, чем помочь. Ощущение, словно я убиваю её своей тьмой.

— Каван, всё в порядке?

Я моргаю несколько раз, пропустив слова Таллии. Натягиваю улыбку и киваю.

— Конечно, но я до сих пор не считаю встречу с Дариной хорошей идеей. Она сука и подохнет сукой, — фыркаю я.

— Прекрати. Родственников не выбирают.

— Но и не терпят.

— Каван, если ты не хочешь идти, то не пойдём, — злобно огрызается Таллия. И это странно. В последнее время она часто это делает. Огрызается, злится и даже уходит от меня, чтобы больше не разговаривать. Я не понимаю, что случилось. Когда я потерял её?

— Нет, мы пойдём, — с тяжёлым вздохом говорю я.

— Хорошо. Веди себя нормально с Дариной. Все совершают ошибки. Ты сам говорил, что тоже совершал их и просил у меня шанс всё исправить. Я дала тебе его, а ты своей сестре шанса дать не хочешь, — отчитывает она меня.

— Я дал ей их сотню, если не тысячу, — бубню я.

— Ты требуешь к себе иного отношения от других, но вот к людям относишься так, как сам считаешь правильным. Так нельзя. — Таллия даже не слышит меня. Чувствую, меня ждёт долгая поездка. Таллия никогда себя так не вела. Она агрессивно защищает Дарину сейчас.

Она агрессивно настроена ко мне. Она…

— Каван, ты, вообще, меня слушаешь? — возмущаясь, Таллия пихает локтем меня под ребро.

— Да, чёрт. — У неё острые локти, и это больно.

— Поэтому прояви к Дарине терпение. Вероятно, хотя бы одну семью мы сможем спасти.

Так вот в чём дело!

— Таллия, ты же не считаешь, что мы всех должны спасать, да?

Не все заслуживают спасения.

— Как не все? Чем ты отличаешься от бездомного? Или чем я отличаюсь от твоей сестры? Мы все созданы из плоти и крови. Я не говорю о тех, кому нравится убивать людей, насиловать детей и другие ужасы этого мира. Я говорю о тех, кому нужна помощь.

Думаю, что Дарине нужна твоя помощь. Некоторые люди созревают позже, чтобы понять, что им нужна помощь. И сейчас Дарина проявила свои лучшие качества.

Зря я начал этот разговор.

Молча завожу двигатель, пока Таллия читает мне лекцию о том, как важно давать шансы, и о другой чуши. Мне не нужна Дарина в моей жизни. Я знаю её лучше Таллии. Я просто знаю свою сестру.

Она дерьмо и всегда выберет дерьмо. Никакое спасение ей не нужно. Но я этого не говорю Таллии, иначе всё испорчу. Она расстроится, вероятно, расплачется, и мы точно никуда не доедем.

Поэтому я давлюсь своими словами внутри и проглатываю их, слушая Таллию.

— Может быть, Дарине нужно купить цветы?

— Зачем? — всё же повышаю голос. Она не заслужила даже камня с улицы!

— Так принято. И получать цветы приятно. Дарине будет приятно.

— Почему меня должно волновать, что ей будет приятно?

— Потому что она твоя сестра.

— Она сука!

— Каван!

— Сука и точка!