— Но он встал на мою сторону, а должен был защищать её. Пусть наша дружба бы разрушилась, но когда-нибудь мы поняли бы друг друга. А он встал на мою сторону, зная, что Энрика этого не потерпит.

— Ты не можешь винить себя за решения других, Каван, — качает головой Киф.

— Но я стал причиной этих решений. Я. Тебе не понять. Я чувствую огромную вину за собой. А что будет с малышкой? Что будет с ребёнком? Что она увидит? То же, что и мы все? Она будет расти в постоянном страхе и ссорах между своими родителями.

И кто в этом виноват? Я. Чёрт. Ненавижу себя, — злобно выпаливаю и подскакиваю из кресла. Я подхожу к панорамному окну и упираюсь в него кулаком.

— Мне плохо, Киф. Мне плохо по всем фронтам. Я не знаю, где искать Таллию. Не знаю, чем помочь Слэйну. Не знаю, какого хрена я молчал и ничего не сказал Таллии, чтобы остановить её. Не знаю, что мне делать дальше, — с горечью в голосе признаюсь я.

— Каван, — Киф кладёт ладонь мне на плечо и сжимает его в знак поддержки, — мы найдём их. Они не смогут долго прятаться.

Кто-нибудь из них обнаружит себя. У Энрики кончатся наличные, а у Таллии их практически нет. Она ведь всё оставила своему другу, верно?

— Да. Она ушла ни с чем. Все её вещи у меня. Я вхожу в её спальню, как в личный мир грёз и фантазий. Я мажусь чёртовым молочком для тела и нюхаю себя, словно она дотрагивалась до меня. Я схожу с ума, Киф. Слэйн так, вообще, теперь делает вид, что всё в порядке. Но я знаю, что внутри его рвёт на части так же, как и меня.

— Слушай, может быть, всё же объявить их в розыск? Разместить объявление во все газеты страны, обратиться к телевидению?

Хотя бы Таллию так найти, — предлагает Киф.

— Я уже думал об этом, но это создаст проблемы для Таллии, где бы она ни была. Если она до сих пор там, значит, ей там лучше, чем со мной. Господи, Киф, я её предал.

— Таллия обманула тебя, Каван, и тоже поступила неправильно по отношению к тебе. Она же сказала, что сама проявила инициативу и позвонила Энрике. Она сделала из тебя подопытного.

— Но и она же сказала, что любила меня. И я это чувствовал. Я не хотел доверять своим ощущениям, потому что уже был обманут в детстве. Я отвергал их. Я видел только свои чувства. А сейчас, когда клубок распутался, то я понял, что Таллия тихо любила меня, заботилась обо мне и всегда старалась загладить свою вину передо мной. Она выстояла при моих припадках. Она была моим светом, Киф. Я страдаю. Я так жалок, — кривлюсь от отвращения к себе.

— Это нормально. Ты любишь её и паникуешь, потому что не можешь сейчас взять и поговорить с ней. Но мы найдём их обеих.

Я поговорю со Слэйном и отправлю по их следам детективов. Их фотографии будут висеть на каждом столбу, по всей Ирландии. Кто-нибудь да позвонит, и мы найдём их.

— Нельзя так поступать, — качаю головой и ловлю удивлённый взгляд Кифа.

— Почему?

— Потому что это насилие. Если никто из них до сих пор не связался с близкими, значит, ни одна из них не готова видеть и нас со Слэйном. Я надеюсь, что с ними троими всё в порядке. Я просто надеюсь, Киф. Таллия слишком доверчивая, а Энрика злопамятная. Плюс ещё и ребёнок. Боже, какой я мудак, — ударяю себя кулаком по лбу.

— Каван…

— Давай, сменим тему. Я уже устал скулить. Я поскулю дома в одиночестве. Мне даже драться больше не хочется. Нет никакой агрессии, только одна пустота. Поэтому закроем тему. Не сейчас, — отмахиваюсь от Кифа и возвращаюсь в кресло.

— Ладно. В общем, моя проблема, — напоминает он.

— Да, ты и Дейзи. Я уже сказал тебе своё мнение. Не теряй время, Киф. Хочешь жениться, женись.

— Но я не знаю, стоит ли, Каван. Моя бывшая была…

— Шлюхой, которая у тебя за спиной спала со всеми, у кого есть член и деньги? Да. У каждого из нас есть свой плохой опыт, но это не значит, что все женщины такие. Были ли у тебя подозрения насчёт неверности Дейзи?

— Не знаю. Я не думал об этом. Она хорошенькая.

— Она всегда будет хорошенькой, и этого не изменит ни свадьба, ни что-то ещё. Причина твоих сомнений в её внешности?

— Нет, нет… я… не хочу снова обжечься, вот и всё. Я не готов к большему. Мне комфортно сейчас так, как оно есть. Но я знаю, что Дейзи не будет ждать меня всю свою жизнь, а я, может быть, никогда не буду готов к большему.

— Тогда не морочь ей голову и скажи всё честно. Начни этот разговор. Ты должен это сделать. Женщин обидеть очень легко, как и разбить им сердце. Намного сложнее потом собирать его по кусочкам и, вероятно, это уже сделает кто-то другой, а не ты.

Поэтому, прежде чем ломать всё, попробуй построить на новом месте, а не на старых руинах. Нужно ломать прошлое, Киф. Оно всем нам не даёт двигаться дальше.

— Я это понимаю, но… ты же знаешь, что отпустить её нельзя.

Дейзи давно работает с нами. Она знает много тайн и… не знаю, Каван. Вряд ли мы сможем сосуществовать рядом нормально.

— То есть ты спишь с ней, потому что тебе её жаль? Ты используешь её любовь к тебе, оправдывая это страхом её смерти?

Это низко, Киф. Сейчас ты унижаешь всё, что вас связывает, — злобно рыкаю на него.

— Не кипятись. Я рассуждаю.

— Это не рассуждения, а твои мысли. Мысли, которым ты доверяешь больше, чем своему сердцу! Посмотри на меня, Киф! Я выгляжу сейчас счастливым? Или Слэйн пищит от радости, потому что доверился мыслям, а не своим чувствам? Нет. Мы в заднице.

И ты тоже там окажешься. Чёрт, неужели наш пример тебя ничему не научил? Ты…

Не успеваю закончить фразу, как дверь моего кабинета распахивается, и на пороге появляется Слэйн. Его ледяной взгляд останавливается на мне, когда я встаю, как и Киф.

— Есть какие-то новости? — с надеждой спрашиваю я.

— Да, есть одна. — Слэйн делает пару шагов, а потом бросает в меня боксёрской перчаткой.

— Вот моя новость, мудак. Сегодня. В полночь. Никаких правил.

Только ты и я. Решим проблему так, как мы умеем и обучены. И уж поверь мне, я не собираюсь проигрывать, — добавляет он голосом полным презрения ко мне, а затем захлопывает за собой дверь.

— Какого чёрта сейчас было? — шепчет Киф, недоумённо глядя на перчатку, валяющуюся на столе передо мной.

— Он вызвал меня на дуэль. Боксёрскую дуэль. Дуэль, которая закончится для одного из нас смертью, — мрачно поясняю я.

— Да что б вас! Вы рехнулись? Я поговорю с ним. Это уже ненормально! Какие дуэли? — возмущается Киф.

— Не нужно. Он прав. Пора решить всё на ринге. Именно там мы подружились, там же и поставим точку.

— Но, Каван, это неразумно! Это…

— Я сказал нет, Киф. Я приду и буду драться до последнего. Один из нас сегодня умрёт. Но так как я в меньшинстве, и у меня нет ни жены, ни ребёнка, ни фамилии Нолан, то паду я.

— Каван, нет. Это самоубийство.

Горько хмыкаю и киваю.

— Ты прав. Но это ведь наш метод избавления от врагов, не так ли? И теперь я стал врагом Ноланов номер один. Я ждал этой минуты. Ждал, когда Слэйн выскажет мне всё. Ждал, и вот момент настал.

— Я не позволю вам дойти до такой крайности! Я сообщу всем о том, что у нас происходит! Они…

— Нет, Киф! Нет! — выкрикиваю я. — Нет, никто не должен знать о том, что Энрика и ребёнок пропали. Если это просочится, то они обе станут отличной мишенью для врагов. За ними начнут охоту, и тогда будет хуже. Я не могу позволить тебе это сделать, поэтому ты будешь молчать. Я только прошу тебя передать письмо, которое напишу Таллии, если когда-нибудь её увидишь. Ладно?

— Но, Каван, это нечестно, — жалобно стонет Киф.

— А кто в этом мире играет честно? — спрашиваю, печально приподнимая уголок губ. — Да и раз уж сегодня мой последний день, то почему бы не выпить? Давай, встретимся перед боем в баре и надерёмся так, как будто у нас вся жизнь впереди?

Киф тяжело вздыхает и кивает мне. Он натягивает улыбку, пока я принимаю правила игры, которые теперь не в мою пользу.

Глава 49

Таллия

Чем больше дней проходит в тишине и без Кавана, тем сильнее я понимаю, как глубоко люблю его. Я совершила плохой поступок, но для него мне потребовалось очень много храбрости. Я никогда ничего подобного в жизни не делала, особенно не играла жизнью человека, и это отвратительно. Я ненавижу себя за это. Я помню огромную и тёмную боль в глубине глаз Кавана. Помню, с каким разочарованием он смотрел на меня. И так хочется стереть эти воспоминания, но я наказываю себя ими. Я разрушила любимого человека, потеряла всю свою семью и теперь словно разлагаюсь изнутри.