Тьяцци перевел дыхание.

— Сквозь огонь, сквозь шторы ревущего пламени — на свободу! Он пробегал у самого трона владыки Тьяргарда и дерзнул заглянуть в его пылающие очи. Пламенеющий взор из-под угольно-черных век едва не спалил Хёггсена, но он устремился дальше, перекинулся в орла и полетел. Огонь, сорвавшийся вдогонку с распростертой длани, опалил его перья. Тогда Хёггсен обратился в волка и помчался быстрее самого ветра.

Но горящий великан дунул что было мочи, и обжег жаром его бока. Наконец, Хёггсен-хитрец достиг заветной границы горящей страны — там он остановился, вернув прежний облик и замер, глядя на высокий трон гиганта. Владыка огня послал в его сторону пылающих хищников, но Хёггсен знал, что им его уже не догнать. Тогда он стал издеваться над своим тюремщиком.

«Назови себя, чтобы я мог восславить во всем мире имя величайшего глупца и растяпы, который позволил мне бежать», — сказал недавний узник.

«Тьяр», — дохнул жаром великан. — «Ты еще вспомнишь свои слова, Хёггсен-насмешник, когда мы встретимся вновь. А теперь беги…»

И с этими словами он поднял из земли фонтан лавы, которая едва не поглотила обрадовавшегося Хёггсена. Тьяр усмехнулся — так трещит уголь, когда его касается пламя, и северный бог содрогнулся…

— Что же все это значит?

— Не знаю, Конан. Но туманные видения посеяли тревогу в моей душе. Я чувствую беду, которая надвигается, подобно огромной грозовой туче. Только несет эта туча не прохладный дождь, а огонь и нестерпимый жар Тьяргарда!

— Я успел убедиться, что ты редко ошибаешься, Динхвалт, — сказал киммериец. — Вот только поверь, разгадывать видения я тебе не помощник. Возможно, тебе лучше обо всем рассказать Миррейе и Тарланду — глядишь, аквилонские маги во всем разберутся. Они-то, наверняка, тебе что-нибудь да посоветуют.

— И то верно, — согласился предсказатель. — Что ж, пойду, разыщу чародеев.

Конан просидел в одиночестве чуть больше колокола, медленно набивая желудок. Потом киммерийцу вновь составили компанию в трапезе. На этот раз к варвару подсела Гретта. Сначала она поела, нисколько не стесняясь показаться неаккуратной, старательно нарушая все правила южного этикета. Только после этого заговорила с Конаном.

— Знаешь, я тут подумала, во время похода нам надо держаться друг друга.

Варвар внимательно посмотрел на собеседницу.

— Разве не Олав — твой напарник-командующий?

— Он самый. Однако…

— Что?

— На самом деле мы не так уж давно знакомы. Ты — человек проверенный, а Олав…

— Ты ему не доверяешь?

— О, нет, конечно же, доверяю, просто некоторые его решения временами кажутся мне… странными.

— Стратег он хороший, бывалый командир и отличный воин, это сразу видно, — сказал Конан. — Да вот только у меня к нему нет доверия. Что-то подсказывает мне, что Олав хитер как лиса и проворен как куница, хотя я могу и ошибаться. Впрочем, если он покажет себя как отменный полководец, я пойду за ним хоть в Хель.

— В Хель… Как бы и вправду туда идти не пришлось… А потому ты подумай над моим предложением. Когда бойцы скреплены порукой, даже в царстве тьмы шагается увереннее.

— На меня ты можешь положиться, — с уверенностью заявил варвар.

— Вот и славно.

Гретта позволила себе быструю, яркую улыбку.

Часть четвертая. Слезы Крома

I

Ванахеймский ветер имел прескверное свойство проникать под любую теплую одежду, забираясь даже в самые маленькие щели. Стылое дыхание Имира обволакивало тело странника, беспощадно выветривая скопившееся под одеждой тепло, кусачий мороз щипал кожу, вонзая в плоть тысячи крошечных ледяных игл. Привычные к холоду варвары уже не обращали на это внимания, а вот скитальцам из теплых стран Восхода пришлось и вовсе туго. Мерзнущие даже от слабых порывов стылого ветра, коварной забавы Ледяного Бога, они все плотнее кутались в скорняжные шубы, тщетно надеясь хоть как-то согреть стынущие тела.

Иногда приходилось останавливаться до шести раз в день, чтобы позволить теплолюбивым уроженцам Шема привести в порядок негнущиеся руки и ноги, отогреться у костра и уж после продолжить путь.

Вендийцы и пара аквилонских магов держались более мужественно. Мерзли они ничуть не меньше остальных, но упорно не желали подавать виду. Синкху и Паарадж, страшно лязгая зубами и вспоминая имена всех богов, упрямо продолжали шагать, невзирая ни на какие погодные условия.

Вера грела их, а воображение жрецов, рисовавшее мрачные картины того, как заклятый враг держит в руках священную реликвию, нещадно подгоняло вперед обоих. Если даже Святым Хранителям и случалось расслабиться на пару мгновений, то через какое-то время они уже снова размеренно шагали в строю наемников Родвара.

Миррейа и Тарланд люто страдали от мороза, но ни от одного из чародеев не исходило ни одного малейшего намека на жалобу — аквилонские маги, посиневшие от холода, с блестящими от слез глазами, выжатыми суровым ветром, молча шли вперед и вперед, так словно бы сами были сделаны изо льда, и никакие проказы Имира не могли их остановить.

По мнению северных варваров, с их-то выносливостью уже давно было пора рухнуть в снег, отказавшись от любых попыток к передвижению по холодной снежной степи — «Все, дальше не могу!»

Так ведь нет — магикосенсы ордена шли вперед, точно вся их сила вылилась в бездумную механическую ходьбу, а умения слились в единое желание, во что бы то ни стало выжить. Даже угрюмые северные воины отдавали должное их мужеству и выносливости.

Конечно, силы Миррейи и Тарланда были далеко не безграничны — стоило отряду пройти за день немногим больше отмеренного расстояния, и к вечеру оба мага едва держались на ногах, а засыпали тотчас, как только касались спиной разложенной постилки.

Однако своей целеустремленностью и упорством, а также недюжинной волей, редко свойственной их избалованной породе, аквилонские чародеи, несомненно, снискали большое уважение среди северян. Никто больше над ними не подшучивал и не позволял ехидных улыбок в их адрес — ни Олав, ни Гретта, ни кто-либо из наемников.

Хьёрса и Бор благоразумно забыли про историю, происшедшую в Данакаре, и Конан даже начал верить, что угроза со стороны головорезов двух банд начала отступать от Миррейи и ее брата.

Старик Тьяцци постоянно держался киммерийца. Нередко он надоедал варвару своими рассказами о тяжких странствиях беспризорных душ покойников или о тайных мирах, где пьют мед павшие в битве воины и жарятся в неугасающем огне убийцы королей.

Как ни странно, варвара это нисколько не раздражало — даже пустая болтовня, как известно, делает путь короче. На старого прорицателя холод, похоже, не сказывался ни в какой мере. Согретый вином и мыслями о блуждающих во мраке душах, Динхвалт был готов шагать хоть днями напролет, удивляя не только бывалых наемников, но даже их лидеров, которые раньше ничего подобного не встречали. Вот уж кто-кто, а старый Тьяцци оказался отменным наемником. Он постоянно давал полезные советы тем из асиров, кто нуждался в правдивом прорицании, тревожась о будущем, предсказывал погоду и безошибочно выбирал верные пути, не заметенные снегом. К тому же, вдвоем с Конаном они, как могли, помогали Миррейе и Тарланду, и, возможно, благодаря их общим усилиям, маги еще до сих пор не замерзли в снегу. Нередко аквилонцы с деланным презрением отвергали их помощь, ссылаясь на то, что сами прекрасно справятся.

Хотя даже безмозглый ётун понял бы, что без стараний Конана и Тьяцци дела у аристократов из соседнего королевства складывались бы многим хуже.

Удача благоволила отряду уже достаточно долгое время, и Олав даже начал подозревать в столь благом стечении обстоятельств какой-то подвох. Не ожидает ли их впереди какая-нибудь хитроумная колдовская каверза? Не притаилось ли несчастье за чередой щедрых подарков судьбы? Насколько себя помнил командующий войска, еще никогда прежде ему не доводилось возглавлять поход, в котором события имели бы столь положительный оттенок.