Слишком разумен, чтобы не бросить вызов сестре, но и слишком завистлив, чтобы оставить мысли о захвате владений брата. Возможно, дети Имира затеяли спор о могуществе еще задолго до начала времен, но их объединила общая беда — вражда с великанами-ётунами, которых породила Земля от нового брака с Ледяным Гигантом.

Северные боги презирали глупых отпрысков своего отца, стремившихся отобрать власть у своих старших братьев. Тогда же появилась Атали, которая с миром пришла в небесный Асгард и скрепила союз Хара и Хёггсена. Пораженные красотой и умом, боги приняли младшую сестру. Извечная распря на время забылась. На время к небожителям присоединился и молодой Кром, которого разгневало вторжение монстров в пределы страны, которой он покровительствовал — я говорю про Киммерию, Конан. Он неоднократно помогал властителям разбить армии великанов. Владыки развязали великую войну с ётунами и спустя десятилетия уничтожили почти всех ублюдочных отпрысков своего отца. Остался только один — самый коварный и могущественный из них, который скрылся от битвы и бежал в новый мир. Великана звали Тьяр. В своем пылающем сердце он унес не только всепожирающий огонь, но и палящую ненависть к северным богам и ко всему живому. Ётун оказался настолько могуч, что затопил весь найденный мир пламенем и сотворил целую орду себеподобных огненных демонов. Хар и Хёггсен не стали преследовать своего врага сквозь многочисленные залы поднебесной. Они забыли о Тьяре и, как оказалось, зря. Владыка демонов, известный под своим прозвищем Пожиратель Душ, превратился в короля иномировых разрушительных сил. Боги не уничтожили его сразу, и бежавший противник превзошел в мощи своих недругов. Тьяр потеснил в могуществе даже мрачную хозяйку Хель — если темная богиня забирала к себе тела покойников после смерти, то огненный великан брал себе их души, которые оставляют земное пространство. Наверняка, он потеснил бы и Тагала, если бы снова вернулся в Хайборию. С поражением великанов у северных владык возобновилась былая вражда. Общий противник был повержен, и союз богов распался. Кром вернулся в Киммерию, Атали — в чертоги к своему отцу. Хар, разгадав мысли брата и почувствовав растущую в нем зависть, изгнал Хёггсена из небесного Асгарда, и, тем самым, навсегда поссорился с Богопротивником. Последствия продолжившегося противостояния, как нетрудно догадаться, имели скверные последствия — Хёггсен спустился в Хель и убедил сестру начать войну против Игга. И что удивительно — на стороне Богопротивника сражались недавние недруги, почти искорененное племя великанов.

Войско светлого Хара пополнило немало славных воинов из числа предков коренных уроженцев земного Асгарда и Ванахейма. дальше — Рагнарёк, принесший погибель старым богам. На этом история братьев Хара и Хёггсена закончилась, пришло время правления более молодому поколению. Но, видно, сбежавший из плена Тьяра Богопротивник и его юный последователь Авар Нидхеггсон придерживаются совершенно иного мнения. Хёггсен жаждет вернуть былое величие и, вероятно, даже не побрезгует союзом с некоторыми из тех, кого собирается сместить с трона…

— Асура и Сет? — мгновенно задал вопрос Конан.

— Да, именно, друг мой. И, возможно, не только они одни…

— Почему они станут помогать Богопротивнику, если древний бог хочет уничтожить их всех?

— Увы! Мне не дано этого знать. Я могу лишь догадываться. Но одно я знаю твердо: Хеггсен обязательно найдет себе союзников, поскольку он обладает поразительной силой и хитростью, какой недостает его более молодым собратьям.

— Что же будет с Кромом?

— Скорее всего, он погубит покровителя Киммерии. Ведь тот некогда был другом Хара.

— А где ж сейчас сам Xap? Почему он не вернется из своей призрачной Вальхаллы? Ведь Хёггсен-то убежал из Тьяргарда!

— И на этот вопрос я не знаю ответа, киммериец. Наверное, Игг уже там, откуда нет возврата…

Кровавые Холмы выглядели отвратительно. Их вершины алели недобрым красным светом, снег впитывал в себя подрагивающее зловещее сияние, так что казалось, будто с вершин по склонам стекала настоящая кровь. В отдалении высились мрачные каменные курганы, скованные коркой льда, где упокоились некогда потревоженные Видфинном мертвецы. Ни у кого из наемников не возникло желание приблизиться к нечистому месту, хотя варвары часто разрывали захоронения в надежде найти спрятанные там сокровища. В дворцовый могильник лезть никто не собирался — от одного его вида даже у самых смелых наемников пробегал по спине мерзкий холодок.

— Проклятое это место, — проворчал в усы Хьёрса, ни к кому не обращаясь.

— Земля помнит своего хозяина, — ответил асиру Тарланд, который разглядывал зловещее окружение неподалеку от северянина.

Злобный искоса взглянул на мага, потом снова обратил взор в сторону холмов.

— Очевидно, этот Видфинн был при жизни сущим подлецом.

— В хрониках аквилонских летописцев он упоминается, как один из самых кровожадных тиранов за всю историю Нордхейма.

— Можно подумать, кто-то из ваших заумных книгочеев видел его воочию, — с недоверием произнес Хьёрса.

— Не исключено, — бесстрастно заметил волшебник. — Хотя исторические летописи в основном были составлены по рассказам странников, которые путешествовали по различным землям, в том числе и по центральной части Ванахейма.

— Странников, говоришь? — усмехнулся Хьёрса. — Ну, так для тех небылицы плести все равно, что мед пить. Я вот, например, могу тоже рассказать, что заходил в призрачный дворец и видел покойного короля. Неужели же ты мне поверишь?

— Нет.

— Так вот эти бродяжники постоянно приносят какие-нибудь небывалые истории, — увлекся асир. — Пару лет назад приходил в наши края один такой странник. Плел враки про дальние земли и про чудных жителей. Мы-то, дурни, сначала слушали его, раскрыв рты, а он, знай, завирал. Пока, наконец, не зашел слишком далеко. Рассказал, будто в Гицуне, что на Закате Зингары, живут люди с песьими головами и питаются человеческим мясом. Мы как давай хохотать — знать, наши мореходы заплывали в тот самый Гицун по торговым делам. Люди там, как люди — ни единого клочка шерсти. Только темноваты самую малость. А тот странник возьми да разозлись. Стал доказывать, что рассказывает чистую правду, а мы, варвары, неспособны с толком выслушать его рассказы. Давай он врать дальше, да совсем голову потерял. Набрехал, будто сам прожил в Гицуне целых пять лет и едва не стал таким же песьеголовым. Даже, говорит, лаять, по-собачьи научился. Ну, тут мы, конечно, показали вруну его место. Спустили с плеч рубаху, раздели донага и выбросили на мороз — дескать, собакам убранство не требуется. А коли он по-собачьи говорить умеет, то пусть пойдет да попросит у своего брата пару обглоданных косточек.

Асир зашелся густым смехом, потом оборвал себя и взглянул на Тарланда, словно жалея о своем откровении. Но чародей даже и не думал потешаться над северянином, он выслушал историю с необыкновенным вниманием и даже скромно улыбнулся. Это, казалось, успокоило Хьёрсу.

— Вот что, маг, ты меня прости, я человек темный. Вашей хитрой премудрости не обучен. И мой рассказ, наверное…

— По-моему, очень даже занятная история, — прервал его Тарланд. — Иной раз нелишне убедиться, что не всякому рассказчику можно доверять. Нередко слухи и домыслы невежд приобретают чудовищные размеры, однако, благодаря своей оригинальности принимаются за правду. Как правило, даже самые правдивые и, казалось бы, проверенные трактаты, составленные по рассказам тех, кто сам слышал о чем-то от кого-то другого, постороннего, выявляют недостоверность знаний.

— Это ты верно подметил, колдун, — сказал Злобный, все еще не до конца понимая смысл всех слов аквилонского волшебника.

— Вот я, например, совсем по-другому представлял ваш народ, когда пускался в это путешествие, — решился на взаимную откровенность Тарланд. — Я верил, что все асиры — это такие угрюмые люди, невежественные и грязные, всегда таскающие с собой целую груду всякого оружия. И вот теперь вижу, насколько я был далек от истины, глупый… Уроженцы Ванахейма и Асгарда — такие же люди, вовсе не невежды и пьяницы, а смелые воины, для которых оружие является обязательным атрибутом. А все эти ваши традиции, непонятные нашему народу, связаны с особенностью северной культуры, которая по-своему уникальна и тоже имеет право на существование и всеобщее признание.