— Ну, вот теперь хоть и говоришь ты мудрено, маг, а я тебя понимаю, — довольно признал Злобный. — Я тоже начинаю думать, что книжники и чародеи вовсе не слуги Тагала. Разве что за исключением Авара Нидхеггсона, чтоб он лопнул!

Тарланд едва заметно улыбнулся.

— Вот постой, маг, побьем мы Авара, окончится поход, и устроим мы настоящий праздник. Вино будет литься рекой, столы ломиться от дорогих кушаний, а слух наш станут услаждать песни великих бардов, воспевающих наши подвиги. Ну, как тебе моя мысль, ученая голова?

Волшебник попытался что-то придумать, но Хьёрса сам возбужденно продолжил свои мечты:

— Мы будем восседать на тронах, точно короли. Люди будут возносить хвалу тем, кто избавил мир от злого колдуна. То-то же! Самые красивые девушки падут к твоим ногам, маг, умоляя наградить их поцелуем победителя, того, кто вернулся из самого пекла Хельгарда…

Тарланд нахмурился и вздохнул.

— Сначала нужно закончить поход, — безжалостно поставил он крест на грезах асира. Хьёрса тоже посерьезнел.

— И то верно. Знаешь, я бы очень не хотел, чтобы ты погиб. И вообще, чтобы кто-то погиб. Возможно, я тебя обижу, но скажу: пока что Хар не возьмет тебя в Вальхаллу. Ты еще не заслужил этого. Да и немногие из нас заслужили, в том числе и я. Поэтому нужно, во что бы то ни стало, остаться в живых, пройти через все препятствия, которые расставил на нашем пути колдун Нидхеггсон.

— Тарланд? — осторожно позвала издалека Миррейа, которая, завидев брата в компании с асиром, не решалась приблизиться.

Злобный посмотрел в ее сторону.

— Да иди сюда, девка, не стой там, как сирота. Меня не бойся, я тебя не обижу.

Волшебница взглянула на брата, точно спрашивал совета, Тарланд своим взглядом дал ей понять, что ничего опасного не намечалось, Чародейка медленно приблизилась к двум мужчинам.

— Ты вот что… Это… В общем, извини за то, что так получилось в Данакаре, — сказал ей Хьёрса. — Не хотел я тогда тебя обидеть.

— Я уже все забыла, — почти откровенно ответила на это Миррейа.

— Вот и славно.

Тарланду даже показалось, что северянин облегченно вздохнул.

— Сейчас, я чувствую, нам придется очень туго, — сказал Хьёрса. — Поэтому нужно держаться один другого. Негоже таить друг на друга обиду. Да и вот что… Скажи своему другу, чтобы зла на меня не держал. По делу он тогда мне в Данакаре в челюсть двинул. Так ему и передай. А то, понимаешь ли, когда не знаешь, в какой момент свалится на голову несчастье, и ты вдруг расстанешься с жизнью, очень тяжело отправляться в иной мир с поклажей долгов и нерешенных споров.

Наемники ждали ночи. Только в темное время суток Химинбьёрг являл взору свои призрачные хоромы. Кровавые Холмы меняли красный свет на тусклое свечение, которое стало просачиваться изнутри. Таким же мертвенным светом расцветились и могильные курганы. От усыпальниц северян стал исходить едва заметный шорох и звуки, от которых волосы на загривках живых воинов начинали шевелиться сами по себе. Со стороны проклятых насыпей доносился негромкий детский плач, возня, трели гулких свирелей, заунывные песни девушки, ждавшей любимого из далекого похода.

Воители Родвара без устали взывали к Имиру, Крому и другим покровителям, прося защиты от пробудившегося лиха. Впрочем, зло пока еще дремало. Мертвецы лежали там, где их упокоили много лет назад.

Конан сплюнул под ноги, когда понял, что не может усмирить дикое желание развернуться и как можно быстрее броситься отсюда без оглядки. А что, должно быть, чувствуют другие!

Чем дольше киммериец неподвижно сидел у костра, тем сильнее ему начинало казаться, что со всех сторон его окружают толпы голодных мертвецов, утративших человеческий облик. Варвар выругался, поднялся на ноги и пошел прочь от костра, чтобы стряхнуть жуткое покрывало полудремы. Ночной сумрак почему-то казался уютнее, нежели яркое пламя костра.

— Здравствуй, Конан, — услышал он тихий голос, не потревоживший вязкую поверхность омута тишины.

Сердце варвара на миг приостановилось, потом забилось с удвоенной силой.

— Иди себе мимо, нежить.

— Зачем ты так?

Перед киммерийцем стояла молодая девушка, красивая и стройная, не старше семнадцати зим. В ясных голубых глазах застыла печаль.

— Я вот уже как сто лет дожидаюсь своего суженого. Не видал ли ты его?

— Нет.

— Не хочешь ли ты зайти в мой дом, согреться от холода?

Варвар мрачно взглянул на могильный курган.

— Благодарю. У меня нет желания.

— Может в вашем войске найдется тот, кто пожелает скрасить мое одиночество? Я так устала коротать вечность без любимого…

— Сомневаюсь. Прощай.

Конан развернулся, чтобы уйти, но призрак возник у него на дороге.

— Подожди. Не уходи… Ты нужен мне.

— Извини, я еще должен многое сделать в мире живых.

— Нет! Я не отпущу тебя!

Девушка рванулась к варвару, полы ее платья взметнулись, подобно крыльям демона, глаза мертвеца разгорелись красным хищным огнем. Однако призрачная плоть молодой северянки не сумела остановить киммерийца.

— Не уходи, — еще раз повторил дух, на этот раз жалобно, с глубокой тоской в голосе.

Не оглядываясь, Конан пошел прочь от приведения и вернулся к костру. Проклятое место…

Слева к Конану подсели Миррейа и Тарланд. Справа — Ингурд.

— Жутко здесь, брат киммериец, — поделился мнением ванир.

— Надо держаться вместе, — сказала волшебница. — Так мы можем победить страх.

— Страх возникает вовсе не из-за опасения потерять жизнь, — подумав, сказал Ингурд. — Просто здешняя среда, которая противоречит естественному ходу вещей, постоянно напоминает о себе. Не люблю видеть лики мертвых, и горе тому, кто тревожит покойников.

— Наверняка, Видфинн пробудился по приказу Авара, — сказал Конан.

— Я тоже так считаю, — согласился с киммерийцем Тарланд. — Нидхеггсон рассчитывает, что вернувшийся к жизни конунг мертвых сам принесет ему проклятый богами топор.

— Но ведь Видфинн не ожил? — робко спросила Миррейа, оглядывая лица своих собеседников.

— Уверен, что нет, — ответил Конан. — Иначе бы великанская секира уже покоилась где-нибудь в темной башне Гаррада. А Кром мне подсказывает, что Топор Модгуд до сих пор остается на месте, не тронутый ни одним живым существом.

— Тогда мы пришли как раз вовремя, — сделал вывод Снежный. — Вот только Химинбьёрг не потерпит вторжения. Мне чудятся толпы голодных мертвецов, которые только и ждут того, что мы отворим двери призрачного чертога. Поверьте, друзья, попасть на ужин голодному покойнику у меня совсем нет желания.

Конан промолчал о своей недавней встрече с голубоглазой девушкой-призраком, которая умоляла его оставить мир живых.

Тьяцци неожиданно вынырнул из мрака, словно согнанный с крыши кот.

— Здесь полно духов! — объявил старый прорицатель.

— Кто бы сомневался, — фыркнул Ингурд, раздосадованный вторжением Динхвалта.

Тьяцци не обратил внимания на его насмешку и присел рядом с остальными.

— Я чувствую, кто-то стережет это место, не давая армии Видфинна выбраться на свет. Стоит нам войти в Химинбьёрг, и бесчисленные несчастья обрушатся на наши головы — мы отопрем дверь в покои мрачной Хель!

— Это ясно безо всяких предсказаний, — пожал плечами Снежный.

— О, нет, здесь другое. Что-то невидимое и могущественное наложило печать на покои конунга мертвых, и даже Авар оказался не в силах сломать ее.

— Подожди-ка, — сдвинул брови Конан. — Неужели ты хочешь сказать, что Авар побывал здесь до нас?

— Клянусь светом Альвредура! — с уверенностью воскликнул прорицатель, тряхнув бородой. — В своих снах я видел, как Нидхеггсон шагал по проклятой земле. И если он не подходил к Химинбьёргу на расстояние вытянутой руки, то пусть голодный Азах сожрет мои глаза.

— Секира? — спросил варвар. — Колдун унес Топор Модгуд?

— Нет, оружие великанши все еще спит в мрачных залах дворца. Что-то или кто-то помешал магу пробраться в призрачные покои. Однако, друзья мои, вещий голос духов предупредил меня, что топор стережет злой Страж, которого приставил к нему Нидхеггсон.