— Эй, Фома, снова носом по бумаге водишь? — Брат Морли хохотнул, и необъятное брюхо его пришло в движение. — Давай к нам.

— Спасибо.

Предложение Морли заманчиво, да и надоело уже сидеть одному, на каждом привале братья-воители раскладывали два костра, один специально для Фомы, чтоб ему удобно писать было, а возле другого садились сами. Первое время уединение радовало, никто над душою не стоит, через плечо не заглядывает, с вопросами дурацкими не пристает. А потом… потом стало скучно и обидно, они вместе, а Фома вроде как наособицу.

— Да не за что, давай, отрывай свою поповскую задницу от земли и двигай к огню. — Выражения, которые зачастую использовал брат-воитель, заставляли хмуриться не только Фому, но и брата Рубеуса, настолько они расходились с классическим текстом Святого Писания.

— Эй, ребятки, подвиньтеся, к нам гости.

Послушник было испугался, что сейчас ему укажут на место, но воины пересели, освободив место для Фомы.

— Пить будешь? — Спросил брат Анджей.

— Будет, — Морли плюхнулся рядом, и Фоме на мгновение показалась, что земля вот-вот треснет, не выдержав веса брата-воителя. — Что ж он, больной, али рожей не вышел, чтоб в такой-то компании не выпить? Наливай!

В руки Фоме сунули деревянный кубок с чем-то прозрачным и резко пахнущим.

— Пиво?

— Пиво, пиво, — хохотнул рыжеволосый, точно лисица, Анджей и тут же провозгласил тост:

— За здровe!

— За здровe, — прогудел Морли, опрокидывая содержимое чаши в свою бездонную утробу. — Эх, хорошо! А ты чего не пьешь?

Фома понимал, что отказываться нехорошо, но как объяснить сим суровым воителям, которые не единожды рисковали жизнью своей во имя Господа и Святого Престола, и потому имели полное право пить, что он никогда, никогда-никогда не пробовал пива? Он вообще не пробовал ничего, крепче перебродившего виноградного сока, который брат-виночерпий приказал вылить, а Фома и еще один послушник выпили. От сока прихватило живот, и парни в очередной раз уверились, что всевидящее око Господа не пропускает ни одного, даже столь незначительного на первый взгляд прегрешения. С тех пор Фома зарекся пить, но Морли смотрел выжидающе, да и остальные братья не сводили глаз с деревянного кубка.

— Пей, не бойся. Давай, одной рукой зажимаешь нос, и одним глотком… О, молодец. Я ж вам говорил — наш человек!

Фома только и смог кивнуть, ибо, для внятного ответа пришлось бы открыть рот, и тогда… Тогда адское пламя, которое опалило ему все внутренности, вырвется на волю, и, скорее всего, сожжет братьев. Фома не допустит этого, он умрет, ибо кишки под действием дьявольского напитка свернулись в тугой клубок, а к горлу подступила тошнота, но не позволит, чтобы пострадали другие.

— Ты закусить-то дай человеку!

— Э, точно, на держи, — Морли протянул кусочек хлеба. — Хлеб, он первое дело, ты сначала нюхни, а потом скушай. Ну, как, полегчало?

— Да. — Вопреки ожиданиям, из горла не вырвался язык пламени, да и внутри все успокоилось. Зато стало тепло и хорошо. А ребята милые. Добрые. И почему это Фома раньше не замечал, какие они хорошие…

— Жуй, давай. Вон, мяско. Закусывай, закусывай, а то заснешь!

— Хорошее пиво!

Морли захохотал, и Фома, глядя на колышущееся брюхо, испугался, что брат лопнет. Возьмет и лопнет. Со смеху.

— Пиво?! Вы слышали, он и вправду решил, будто пиво… Ой, мамочки, не могу!

— Это водка, мальчик, — подал голос Рубеус. — Сегодня особенная ночь. Ночь поминовения.

— Я не слышал о такой.

— Немудрено, — Рубеус позволил себе улыбнуться, — официально Храм не признает этого праздника, впрочем, как и некоторых других. Завтра, еще до того, как солнце канет в вечную тьму, мы войдем в ворота крепости. А сегодня мы вспоминаем наших братьев, всех тех, кто когда-то не дошел… Мы верим — их души хранят нас в пути, но лишь одну ночь они могут спустится с небес на землю, дабы выпить с живыми. Пиво не годится для Ночи поминовения. — Старший замолчал, и Фома с удивлением заметил маленькие деревянные чашечки, стоящие на земле.

— Да, ты угадал, это — для них. — Брат Рубеус перекрестился. — За тех, кто не дошел.

— За них! — Братья-воители снова подняли кубки, и Фома выпил во второй раз.

Откашлялся. Крепкое вино, не нужно было, наверное, но как откажешь, когда на тебя смотрят так… так… слов нету, чтоб сказать. Не нужно было соглашаться, ведь чувствовал же — не случайна эта встреча на лестнице. И приглашение, его никогда прежде не приглашали "посидеть в хорошей компании".

— Ну вот, молодец, — Серж плеснул еще вина. — Видишь, Тилли, как он изменился, сильным стал… и Айвора одолел. Герой!

Тилли пробурчал что-то в ответ, слов Вальрик не разобрал, да и какая разница, о чем он бурчит. Тилли — медведь, здоровый и тупой. А Вальрик — умный. И сильный. И вправду Айвора одолел и до сих пор в себя от этой нежданной победы придти не мог.

А Серж умный. И добрый. Серж предложил отметить победы и то, что Вальрик вырос… возмужал. Хорошее слово. Правильное.

— Ну, давай, за твое здоровье! Тяжело приходится?

— Т-тяжело, — язык отчего-то заплетался, да и икота вдруг пробила.

— Ну да, под бабским началом всегда тяжело, — Серж дружески похлопал по плечу. — Ты пей, отдохни… заодно расскажи.

— О ком? — пить больше не хотелось, но как отказаться, когда смотрят?

— О нежити.

— А чего рассказывать? — комната чуть качалась перед глазами. Сначала влево, потом вправо… и снова влево… так и с лавки слететь можно. И хлеб вином отдает, и мясо тоже.

О нежити рассказывать? А чего о ней рассказывать? Она… она…

— Мелкая, — Вальрик попытался в воздухе очертить. — Д-девчонка… белая и глаза черные.

И с мечом управляется так, как ни один из предыдущих наставников. И Вальрик так же будет.

— Вальрик? — ледяной голос на мгновенье отрезвил. — Ваша светлость, не пора ли вам отдыхать?

Откуда она здесь взялась? Кажется, конечно, всего лишь кажется. Примерещилось. А вот рука на загривке не примерещилась.

— Кисуля, — Серж широко улыбнулся, — брось ты этого щенка, садись, выпей с нами.

— Спасибо, не хочется.

— Тогда, может, чего другого захочется? Смотри, я — парень горячий. И Тилли тоже, а ты все с этим подкидышем возишься. Тебе как больше нравится? Сверху? Снизу? Может, сразу с двумя? Согреем по полной программе…

Вальрик хотел ответить, что-то умное и едкое, но к горлу подкатила тошнота.

— Подрасти сначала, — сказала тварь. — И в баню сходи, а то ненароком стошнит еще, если вдруг приблизишься.

Это точно. Стошнит. Вальрика сейчас точно стошнит. Тварь потянула Вальрика за собой. Тяжело идти, а не идти стыдно. И попасться так стыдно… поверить Сержу… а тот обозвал подкидышем. А про баню Вальрик не очень понял.

Собственная кровать была приятно жесткой.

— Проспись, — тварь стянула сапоги, и одеялом накрыла. — Глупый мальчишка.

Он не глупый. Он просто поверил Сержу. Попался.

А она красивая, белая-белая и ни на кого непохожая… не человек… тварь… но все равно красивая.

Тошнит.