Но вперед, вперед, не отвлекаться, с каждой секундой число чужаков, прорвавшихся в крепость, растет. Спасти Володара, заделать брешь, сквозь которую твари лезут в замок, а потом уже и поохотиться можно будет.

Крови, крови, крови… Запах пьянит, сводит с ума, и сердце радостно стучит, приветствуя честный бой. Снова взвыла труба, а я бегу вверх по крутым ступеням. И ребята вроде не отстают. Успею или нет?

Карл

С каждым шагом вглубь Пятна, Карл убеждался в правдивости старой человеческой пословицы — не так страшен черт, как его малюют. Не так страшна Аномалия, как о ней рассказывают. В путешествии было даже кое-что приятное — наконец-то удалось стряхнуть с себя вековую пыль, вспомнить добрые старые времена…

Хотя… Не такие уж они и добрые. Американцы воевали с арабами, арабы с русскими, русские с китайцами, китайцы — со всем миром. Все запреты побоку, о морали никто и не вспоминал. Какая мораль, когда дело касается выживания?

Ядерное оружие? Великолепно. Газ, уничтожающий все живое на сотни километров вокруг? Еще лучше — у противника не будет шансов. Бактерии, вирусы, другие люди и создания, которые когда-то были людьми.

Нет, пожалуй, Карл поспешил назвать те времена добрыми.

А ностальгия… бывает. В его-то возрасте. Хотя все равно иначе все как-то было. Жил ведь, временами даже с удовольствием… особенно иногда.

Он настолько задумался, что едва не наткнулся на часового: паренек задремал на посту. Карл вообще не обратил бы на него внимания, если бы человек не встрепенулся и, потянувшись к оружию, спросил, отчего-то шепотом.

— Стой! Кто идет?

— Никто. Никто не идет, — пробормотал Карл и зажимая нечаянной добыче рот.

Пожалуй, следует воспользоваться случаем, вряд ли в глубине Аномалии у него получится удовлетворить потребность организма в крови, а сидеть на таблетках удовольствия мало. Несмотря на возраст, парень покуривал, причем отнюдь не табак, во всяком случае кровь имела весьма неприятный привкус. Что ж, бывает, с другой стороны лучше уж такой донор, чем совсем никакого.

Прятать тело Карл не стал — вряд ли тангры осмелятся последовать за ним в Пятно, да и другие у них заботы.

Вальрик

Наверное, следовало послушаться тварь и лежать, но как лежать, когда замок в опасности? Тревогу трубили! А он — воин, он должен быть там, со всеми. Гнев и обида заглушали боль. Вальрик двигался настолько быстро, насколько мог, несколько раз останавливался, переводя дыхание, и Ильяс терпеливо ждал рядом. Спасибо, что ждал молча, ехидных замечаний и насмешливых взглядов Вальрик бы не перенес.

Скорей бы убить кого-нибудь! Где же враги? Или твари почудилось? Но нет, не почудилось, в коридоре Вальрик с Ильясом наткнулись на трупы, и один из нападавших еще дышал, невзирая на глубокую рану в брюхе.

— Стой! — Приказал Вальрик, останавливаясь. Тугая повязка на груди мешала дышать, а сломанные ребра отзывались болью во всем теле. И рука, зажатая между двух дощечек, раздражала, хоть и не болела.

— Мы отстали, — позволил себе заметить Ильяс.

— Без тебя знаю. Куда она идет?

— К покоям князя. Наверное.

— Точно. — Вальрику было обидно, что он сам не дошел до такой очевидной вещи, ну, естественно, тварь боится за отца, ведь, если того убьют, то и она умрет. Интересно, а без ошейника она стала бы защищать крепость? Вряд ли. Не ее война. А уроды из леса именно из-за нее пришли! Из-за нее! Растревожила гнездо… вызвала… таких же как сама, нелюдей…

Правда, сейчас речь не о ней, а о том, чтобы не быть обузой. И Вальрик усилием воли заставил себя отлипнуть от стены. Если не делать резких движений, то все не так и плохо…

Он справится. Он — воин. И сын князя.

Глава 10

Фома

Когда запела труба, Фома молился, на этой войне ему только и оставалось, что молиться. Развернувшееся вокруг действо было неправельным, невозможным, отвратительным по сути своей! Да, Фоме доводилось читать старые хроники, повествующие о великих сражениях прошлого, но там все было как-то красиво: героические деяния, великие подвиги во имя веры, страдания и истинные чудеса, вроде явления ангела с мечом огненным. А на этой войне не было ни чудес, ни подвигов, ни деяний, одни лишь мучения: дым, взрывы, сотрясающие крепость от фундамента до флюгера на Охотничьей башне, стоны и кровь. Всюду кровь, она даже по ночам снилась.

Впрочем, в сошедшем с ума мире ночь и день поменялись местами. Люди, поправ установленный Господом порядок, сражались ночью, сражались днем, сражались на закате и рассвете. Спать приходилось урывками, хотя брат Морли и утверждал, будто бы такое на всякой войне случается, но Фома уже и ему не верил. Люди не воюют с людьми, люди воюют с тварями, порожденными злой волей Дьявола, такими, как те, что осадили замок, такими, как белокожая советница князя…

Это она виновата в происходящем, она и никто другой. Об этом шепчутся слуги, и стражники тоже, и вообще люди, запертые в замке. А князь не слышит, князь увяз в гордыне своей…

Где-то далеко хриплым басом завывала труба.

— Фома, подымайся давай! — Морли ухватив за шиворот, рявкнул это прямо в ухо. Фома попытался отмахнуться, но заработал увесистый подзатыльник.

— Хватит! Вставай! Давай, шевелись. Оружие твое где?

— Что случилось? — Подзатыльник привел в чувство, и в самом деле вокруг что-то происходило, шум, лязг, выстрелы какие-то и труба ревет не просто так, а…

— Тревога. — Спокойно объяснил Морли, проверяя пистолеты. — Они в замке.

И, странное дело, если прежде приходилось буквально разжевывать все, что касалось военного дела, на этот раз сразу понял — они в замке! Но это… это же конец! Если замок падет, то…

— Поздно молиться, — произнес Морли, отводя глаза, — драться надо.

Коннован

Мы застряли в узком коридоре. Впереди засел солдат с огнеметом, и, стоило высунуть нос, по коридору тут же прокатывалась волна бледно-желтого огня. Цвет пламени свидетельствовал о высокой температуре, и мысль о том, чтобы нагло прорваться вперед, не обращая внимания на ожоги, я отбросила после первой же волны. Сгорю раньше, чем доберусь до ублюдка, чтоб ему сдохнуть! Но подыхать ублюдок не собирался и весело поливал коридор пламенем. И ведь не боится же пожара, сволочь этакая!

— Может его того, — Тилар протянул пистолет. Ага, он что, думает, я затылком противника чувствую? Или удачливая больно? Да я уже две обоймы выпустила, в последний раз едва под волну не попала, а огнеметчику хоть бы хны. Полагаю, прячется, как и мы, в боковом коридоре.

Одно хорошо — судя по тому, что я еще жива, с князем все в порядке. А может, они пытаюстя взять князя живьем? В таком случае мы располагаем небольшим запасом времени, а рано или поздно топливо для огнемета закончится, и тогда… я выглянула. Тишина.

— Дай.

Тилар сунул в руку скользкую от пота рукоятку пистолета. Выстрел. Два. Три. А огнеметчик молчит. Неужто, повезло? Или очередная хитрость? Ладно, была — не была, я прыгнула вперед и тут же откатилась назад. Еле успела! Даже пришлось сбивать огонь с рубашки. Ну, погоди, дай мне только добраться до тебя!

Пока я раздумывала, стоит ли повторить фокус либо придумать еще что-нибудь, подошло подкрепление в лице святых братьев.

— Вперед, — распорядился Меченый.

— Стоять! — скомандовала я. Он аж затрясся от злости, пришлось объяснить. — Там огнеметчик.

— Господь не попустит… — Попытался возразить самый молодой из монахов, тот самый мальчишка-романтик.

— Фома, помолчи. Обойти можно? — Меченый оказался настоящим профессионалом, спрашивал кратко и по делу, уважаю. Кстати, мысль о том, что упрямого огнеметчика можно обойти, уже приходила мне в голову, однако Фалько, хорошо знакомый с замковыми коридорами, утверждал, будто бы не получится. Фалько я верю, но…

— Если по стене вскарабкаться?

Молодец Меченый, здраво мыслит! И странно, что я сама до этого не додумалась. А Рубеус тут же сам себе возражает: