— Говорить. Я пойду с вами.

— Думаешь, боюсь? — ничто так не злило его светлость больше, чем подозрение в трусости.

— Думаю, вам понадобится переводчик.

Конь подо мной нервно пританцовывал и то и дело оборачивался на странного седока. Или у него сам по себе характер дурной? Безотносительно меня? Вон и у Володара жеребец тоже неспокойный, фыркает, головой трясет.

На переговоры князь взял только меня: не то знак особого доверия, не то нежелание рисковать жизнью нужных людей. Внешние ворота открывались медленно, с тягучим скрипом, а поднятая решетка внушала некоторые опасения. Одно движение и рухнет… ох и неприятные мысли.

А нас уже ждали. Двое. Тангры. Они отличались от захваченного пленника примерно так же, как он отличался от среднестатистического человека. Советники. Вот это да! Чтобы на переговоры с властителем какой-то затрапезной пограничной крепости пришли сразу два советника? Много чести.

Мы так и стояли, рассматривая друг друга. Они меня. Я их. Князь не в счет, он всего-навсего, человек.

— Пятый улей третьего домена приветствует князя Володара от имени верховной матери всех ульев! — Советники поклонились. Его светлость соизволили кивнуть в ответ. Я не шелохнулась — обойдуться. А тангр знает язык, значит, поход готовили давно и основательно.

— Я, — продолжил старший, — есть советник нашей матери. Это — Верховный командир нашего улья.

Что-то я не поняла, в Хрониках нет упоминания о такой должности, либо тангры эволюционировали, либо это ошибка перевода.

— Я — князь Володар, хозяин крепости и окрестных земель. Это — моя… советница.

— У вас все советники носят на шее Аркан? — Тонике губы тангра расплылись в улыбке.

— Все. — Не моргнув глазом, ответил Володар. — Так надежнее. Мне хотелось бы узнать, зачем вы пришли на мои земли.

— А разве твоя советница не дала тебе исчерпывающего ответа? В таком случае, советую избавиться от нее. Мы пришли сюда, чтобы жить. Великая Мать желает принести счастье и благополучие на эти земли. К сожалению, люди не понимают, что добро может исходить и от существ, слегка отличающихся от них в физическом плане.

— Ваше предложение?

— Вы сдаете крепость, и тогда, согласно воле нашей Матери, остаетесь на троне. Еще вы отдаете нам ее. В качестве знака дружбы и согласия.

— А, если я не соглашусь?

— Крепость будет уничтожена, независимо от того, сколько времени на это понадобиться. Все люди, находящиеся на территории замка будут казнены, как мятежники, осмелившиеся противостоять Великой Матери. Кроме того, лично вам будет предъявлено обвинение в убийстве подданных Кандагара в числе трех представителей человеческой расы и одного тангра…

— Вы пришли на мою землю и отдаете приказы? — На удивление, князь выслушал советника спокойно.

— Ты не понимаешь, человек. Если мы пришли сюда, то земля наша. Но мы согласны предоставить тебе время на раздумье. Четверть часа. Если по истечении указанного срока ворота будут заперты, это будет расценено как отказ от сотрудничества со всеми вытекающими последствиями. Я сказал.

Ну да, он сказал, мы послушали, и разъехались по домам. А в князя я верю, не такой он человек, чтобы крепость сдать.

— Ну, остроухая, что скажешь? — Володар окинул критическим взглядом серую стену замка.

— Бежать поздно.

— Значится, воевать будем. Поехали, а то еще приготовиться надо.

Ворота за спиной захлопнулись, с оглушительным лязгом опустилась на место решетка, и снова ворота… а все равно ненадежно.

Как и предполагала, его светлость отказались уступать родовой замок без боя, и ворота оставались закрытыми и через пятнадцать минут, и через двадцать, и через полчаса, когда взорвался первый снаряд.

— Эй, остроухая, — в одной из башен Володар устроил штаб, — что у них за пушки?

Канонада длилась уже второй час. Замок дрожал, трясся всем своим каменным телом, но держался. Строители постарались на славу.

— Без понятия, — я не настолько большой специалист, чтобы определить модель на слух. Что-нибудь из старых запасов, расконсервированных, разрытых археологами складов, или же новое, свежесобранное. Вспоминая о пистолете и рации, я склонялась ко второму варианту. Это было неприятно.

Если тангры производят оружие сами… черт, даже думать не хочется.

— И долго они так собираются? — его светлость бухнулись на деревянный трон, который по его приказу перетащили в башню.

— Всю ночь. И день, скорее всего тоже. И снова ночь. И так, пока стена не рухнет.

— Не рухнет, — пообещал Володар. — И не жалко им снарядов?

— Выходит, не жалко.

С учетом того, что снаряды они производят, а потому имеют возможность тратить, не особо задумываясь над вопросами, каким таким волшебным образом пополнить запасы в оружейной. У тангров вообще особая психология, по-моему, они еще дальше от людей, чем мы. Слово матки — закон, любое ее желание выполняется моментально, и, если матка сказала, что в случае отказа от капитуляции, замок будет уничтожен, то тангры не успокоятся, пока не разнесут крепость по камушку, не взирая на потраченное время, экономические или человеческие ресурсы. Пускай у стен Вашингтона поляжет сто тысяч людей, двести, триста… количество значения не имеет, главное, выполнение поставленной задачи.

Осада затянулась. Люди стали привыкать и к круглосуточному обстрелу, когда от грохота рвущихся снарядов закладывает уши, и к ночным атакам, когда противник предпринимал очередную попытку забраться на гладкие стены Вашингтона, и к заупокойным молитвам… С каждым днем жертв становилось все больше, а ненависть к существам, осадившим крепость, все сильнее.

Я впервые участвовала в войне. Я не предполагала, сколько за этим словом грязи. Шепот, недовольство, ненависть, слухи, что все началось по моей вине, потому что я полезла на тот берег… обманула князя… втерлась в доверие.

И не объяснишь же, что война началась бы в любом случае. Да и кому объяснения нужны? Тем, у кого семьи по ту сторону крепостных стен? Или тем, кто тела в подвал стаскивает? Или тем, кто подыхает от полученных ран и заражения крови?

Пускай подыхают. Пуская бесятся. Пускай воюют. Это же люди, низшие существа, обделенные разумом и силой, разве мне нужно их признание? Конечно, нет. Карл бы от души посмеялся над моими терзаниями. Карлу проще, у него за плечами опыт многих войн. Карл считает меня чересчур эмоциональной…

Карл даже не пытался узнать, что со мной произошло.

Не хочу ни о чем думать, лучше буду вино пить — спасибо князю за подарок — и прислушиваться к тому, что творится за стенами. Слишком уж спокойно, как-то особенно спокойно, готова клыки заложить — грядет очередная атака, косвенным подтверждением грядущих неприятностей является ледяная игла, возникшая где-то в области затылка. Предчувствие? Голос кого-то из Ветров? А я, из-за ошейника, не могу правильно истолковать послание?

В общем, когда голоса пушек смолкли, хотя время только-только за полночь перевалило, я отчетливо поняла — началось!

— Тревога!

— Что? — Тилор и Тилар, увлеченно резавшиеся друг с другом в карты, переглянулись. Черт, похоже, ребята порядком расслабились за неделю. Неужели они ничего не чувствуют? Нет, не чувствуют. Удивлены, но спокойны.

— Тревога!

Вот сучьи дети, сидят и глазеют, для кого я тут глотку деру?! Пинком опрокинув низкий столик с картами, я заорала во все горло:

— Тревога, мать вашу! Оружие и за мной! Бегом!

Именно в этот момент испуганно и обреченно запела труба. Тревога, тревога, тревога! Воздух вокруг зазвенел, предупреждая об опасности. Но вот труба, захлебнувшись очередным переливом, замолчала. Мне некогда было думать о судьбе музыканта — я неслась вперед, к покоям князя. Тысяча чертей! Я столько раз желала Володару долгой и мучительной смерти, а теперь, когда мое желание вот-вот исполнится, спешу на помощь. Умрет он — умру и я. Тварь на шее предупреждающе кольнула холодом.

Плевать на нее. Плевать на всех. Наперерез ринулся человек. Один взмах и он падает на пол, зажимая руками разорванное горло, а я несусь дальше… когти в крови, пахнет вкусно… еще один воин — еще один труп. Удалось разжиться кривым коротким ножом. На первое время сойдет, автомат не трогаю — слишком много возни, мне больше по душе ближний бой. Из-за поворота выскочили двое, первый умер сразу, а второй успел-таки выстрелить, но пуля ушла в потолок, а лезвие моего трофейного ножа — в левый глаз.