— Таки и глядеть без пользы, — возразил Селим. — Черти ловко лазят, без них отсюда не выкарастаться. Сыграем?

— Снова на сапоги?

— А крест у тебя серебряный? Давай твои сапоги, мои, сумка впридачу против креста? Да не кипишись, рыжий, в достойные руки отдашь!

Это Селим верно заметил про достойные руки, и Фома, наклонившись, записал.

"Единое сказать могу: князя беречь надобно до тех пор, пока дорога ни приведет нас к Престолу Святому, а там словом ли, делом ли убедить его передать знание в руки достойные".

Мостик слегка раскачивался из стороны в сторону, заставляя сильнее цепляться за веревочные перила. Даже при дневном свете ущелье, раскинувшееся под ногами, казалось совершенно бездонным. Внизу клубился белесый туман, из которого вырастали белые пики. Впрочем, Вальрик боялся не столько упасть, сколько опозорится. А вдруг с ним снова случиться что-нибудь странное, вроде того, что произошло ночью? Отец говорил, что никому нельзя показывать свою слабость, а наставник Рубеус учил, что именно преодолевая слабости, обретаешь силу. Вопрос лишь в том, сумеет ли Вальрик преодолеть…

Слово "сенсор" было странным и пугающим, а объяснение Коннован, что сенсор — это человек, обладающий способностью чувствовать других людей, отдавало ересью. Никто, кроме Господа, не способен заглянуть в чужую душу. Или способен?

Вальрику было страшно и вместе с тем интересно. Он даже попытался понять, что чувствует идущий впереди дикарь, но не увидел ни мыслей, ни букв, как в книге, только мускусный запах, исходящий от посланца Великого Уа, стал резче. Агрессивнее.

Глупость. И он глупец, если поверил.

В пещеру Великого Уа свет почти не проникал, редкие лучи тонули в пыли, не решаясь забраться дальше порога. Как и в прошлый раз Великий Уа восседал на каменном троне, а сладковатый аромат грядущей смерти спустился к подножию лестницы. Он был робким, почти безобидным, как собака только что укушенная бешеной лисицей, но еще немного — день, два и запах-пес в свою очередь превратиться в зверя. Образы сами появлялись в голове, и Вальрику приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы отделаться от них.

— Что, князь, чувствуешь? Конечно, чувствуешь… скоро уже… совсем скоро… Поднимись.

Вальрик медлил, он никак не мог отделаться от предчувствия, что стоит сделать шаг и запах-пес моментально взбесится.

— Поднимись. — Великий Уа не приказывал — просил. — Это важно, очень важно… всего минута… Ты сумеешь. Смерть идет, а я не имею права умереть просто так… я должен сказать… это знак, что пришел именно ты.

— Почему я? — Вальрик уже понял, о чем пойдет речь: о таинственном оружии Древних. Одно непонятно, почему Великий Уа выбрал именно его, Вальрика? Только за титул, присвоенный, кстати, незаконно — Святой отец еще не возложил руки на чело Вальрика, признавая тем самым его право называться князем Вашингтона. И по всей видимости, вряд ли возложит.

— Ты — человек. Ты — сенсор… определенно, сенсор… мы изучали таких… феномен, однако… думал, что все вымерли, а ты есть… хорошо… сенсоры другие… тоже люди, но более живучие… некоторые называли вас новой ступенью… может и так… но знаю, что сенсор, появившийся перед смертью — это шанс… поднимись.

С каждой ступенькой запах сгущался. Снова смерть… тлен, гниющая плоть, черви и жирные мясные мухи. Вальрик, чтобы отвлечься, сосредоточился на лестнице. Белый камень. Гладкий. Скользкий, словно отполированный, слегка светится, но свет этот очень слаб, возможно, даже его нет, и Вальрику просто мерещится.

— Плохо мне, — пожаловался Великий Уа. — Совсем плохо. Завтра умру… уже завтра… потому и позвал, да… спешить надо.

Выглядел он еще хуже, чем раньше, если таковое вообще возможно. Бородавчатая шкура обвисла печальными складками, когтистые лапы беспомощно лежали на подлокотниках каменного трона, а взгляд выражал такую муку, что Вальрику стало не по себе. Господь милосердный, что сделал этот человек, чтобы заслужить подобные страдания?

— Для начала расскажу о горах. Тебе… тяжело говорить, поэтому слушай. Они особые, проявляют способности… недостатки… выбирает какое-то качество и возводит его в абсолютную доминанту… — Великий Уа дышал тяжело, вклинивая слова и фразы между вдохами-выдохами. — Мой народ… есть охотники… мыслители… летописцы… пастухи… пастух не станет охотником, мыслитель не способен пасти овец. Каждому место его. Они привыкли, давно живут. Вы… ты уже меняешься, и твои спутники тоже. Про да-ори не знаю, иная физиология, но люди — совершенно определенно… никто не останется прежним, будь осторожен. Да ты дыши, дыши… да не носом, а ртом, дуралей, легче будет.

Вальрик послушно задышал ртом, но легче не стало, казалось, запах проникал напрямую в кровь, порождая в голове тошнотворные образы. Но он выдержит, обязательно выдержит. В конечном итоге это всего-навсего запах, а воину и князю не престало бояться каки-то там запахов.

— Здесь все иначе… пространство, время, жизнь… Идти назад, чтобы попасть вперед, отказаться, чтобы получить, выживать, умирая, или жить мертвым.

— Я не понимаю.

— Я тоже, — признался Великий Уа. — Мир меняется, но здесь и там по-разному. Дыра. Раньше были черные дыры, в космосе… изучали… а теперь сделали дыру прямо на Земле, вот только изучать ее некому. Да-ори и те бояться сунуться. Спроси у своей, что она знает о Пятнах. Почти ничего. Запретная территория даже для них, а тангры сумели пройти по краю, по течению Чаруши… и сюда пришли… или еще придут? Никогда не знаешь, что со временем. Но никому не говори, слышишь? Чем больше ты знаешь того, чего не знают другие, тем больше у тебя шансов выжить. А ты должен выжить, во имя вида, во имя человечества, как бы пафосно это ни звучало.

Великая тайна уместилась в девять совершенно не связанных между собой слов, зато Вальрику пришлось несколько повторить их, прежде чем Великий Уа убедился, что он и в самом деле запомнил. А чего там запоминать, когда все просто, у Вальрика всегда была хорошая память. Знать бы еще, что за этими словами скрывается…

Синий орел тонет. Шерсть и шелк врут. Дверь открывается снизу.

Никакого смысла, абсолютно никакого.

— Доступ к управлению… право пройти… Не понял? Придет время — сообразишь. — Великий Уа улыбается. — Или нет, но ты, вроде, умный… главное, чтобы другие не догадались. Плохо, как же все плохо… вы сегодня уйти должны. До заката продержусь, а дальше как повезет. Все время прямо, а потом через дверь. Спешить надо. Отдохнуть надо. Скоро смерть.

— Какую дверь?

— Увидишь, князь Вальрик. Эту дверь невозможно пропустить или перепутать… держал запертой… двери опасны, особенно здесь… они запоминают… потом, может случиться, что когда-нибудь захочешь сюда попасть… когда-нибудь нужна будет дверь… вспомнишь… позовешь, она появиться. Тех, кого запомнила, она не отпустит… в другой раз я бы не связывался, и тебе не советовал бы, но ситуация… пригодится дверь. А теперь уходи… и к другим присматривайся… это так, совет.

Великий Уа закрыл глаза, показывая, что аудиенция закончена, и Вальрик тихонько вышел из пещеры. Странно, но свежий воздух не принес облегчения, будто бы тяжелый запах смерти, повиснув на одежде, покинул пещеру, чтобы теперь отравить существование всей долины.

Синий орел тонет… Что бы это могло значить?

Два дня. Две ночи. Двое суток тупого напряженного выматывающего нервы ожидания. Слепая степь впереди, холодный камень вокруг, будто склеп, и единственным развлечением — лагерь внизу.

Тангры успокаивались, постепенно возвращаясь к выработавшемуся ранее ритму жизни, размеренному, сонно-ленивому и унылому. Единственно, что патрулей стало больше, но выходили они в степь и возвращались затемно, вызывая короткий всплеск активности. Но вот расседланные лошади отгонялись к табуну, табун — в степь, догорали и гасли костры, а люди и не-люди, разбредаясь по палаткам, готовились ко сну. Вероятно, днем лагерь казался вымершим.