— Откуда такая инфа? — хмурится Женя и быстро взгляд на меня бросает, понимая, что противозина все слышит.

— Да уже все об этом говорят, — хмыкает Толя. Вот сплетник хуже баб! Вечно все новости знает и языком треплет. Неужели от клиенток нахватался желаний пообсуждать всех? — Она же до этого нас тут в бараний рог скручивала. Офис крутой — ее рук дело, но дисциплина у нее жесть. А ты на место поставил, когда линию свою гнуть начал. Так что теперь ты местный авторитет.

Чего? За какую-то ободранную курилку авторитет? Они охерели все, что ли? Или забыли, кто им премии в конце месяца начисляет? Закипаю моментально. Авторитет, блядь. Знали бы они, что у него зарплата больше, чем у каждого из защитников Верховского, вмиг бы корону, которую сами же на голову надели, лопатой снесли.

— Ну ладно тебе, авторитет, — отмахивается от предложенных на блюдечке полномочий на блюдечке Верховский. — Ничего такого не сделал. Просто попросил. Вы тоже попробуйте, если что приспичит. Вдруг прокатит?

— Да конечно! Эта сука хер че сделает. Мы, по ее мнению, ебашить должны до гроба. А все остальное не в счет.

Женя приподнимает брови и снова на меня косится. Я качаю головой. Желание выйти и по полочкам все разложить Толику бешеное. А потом еще и посмотреть, как он в моем кабинете будет писать заявление по собственному, еще и дисциплинарное взыскание получит с занесением в трудовую. Разгуляться хочется страсть как. Я давно поняла, что меня тут не особенно жалуют. Папина дочка, которая только и делает, что строит всех да заставляет рабочие места в идеальном порядке содержать.

А то, что для них по моей воле кухня открылась с запасом кофе, чая и печенья, душевая комната с нормальными раздевалками появилась, и зарплаты в полтора раза выросли — это так, пустяки. Может, перестать все это делать и начать, наконец, вести себя так, как коллеги меня представляют? Вот тогда и посмотрим, кто в бараний рог первым скрутится.

— Не кипятись, Толян. Водички глотни и остынь, — осекает Верховский. Это что, он за меня так ненавязчиво заступается или стыдно стало при начальстве это самое начальство обсуждать?

— Да, спасибо, — он берет стакан, но задерживается, так и не донеся тот до рта. Что он там разглядел? Прикладываю пальцы к губам, надавливаю сильнее и убираю руку. Твою ж за ногу! Помада, наверное, отпечаталась. — К тебе кто-то заходил?

— С чего решил?

— Да вот, помада на стакане, посмотри, — Толик хлопает ладонью по столу, и я едва не бросаю все свое добро на пол от неожиданности. Так и инфаркт схлопотать недолго. — Признавайся, Олеська тебя уже глубоко благодарить приходила?

О, нет. Нет-нет-нет-нет. Это я даже слушать не хочу. С кем спит Верховский, не мое дело. К щекам жар приливает, я ошарашенно пялюсь на Женю. Он удивлен, кажется, не меньше моего. А еще растерян. Я поджимаю губы и киваю в сторону двери, предлагая уже закончить перемывание косточек и выпроводить Толика из кабинета.

— Не Олеся. В моем вкусе женщины постарше, — ухмыляется Верховский, но на меня больше не смотрит — оставляет одну за ширмой обтекать. Ладно, такое ляпнуть можно было и без привязки к моей персоне. В конце концов, Жене тридцать семь, и правда не по возрасту молоденьких девочек окучивать.

— Как наша стерва? — готова поспорить, что глаза Толика сверкают любопытством. Плечи трясутся от беззвучного смеха. Верховский бросает на меня хмурый взгляд — глаза его темные до ужаса, утонуть можно. Наших гляделок хватает на три секунды, и он резко поднимается, уже серьезно заявляя Толику:

— А пойдем-ка все же покурим, Толян.

— Пошли. Только давай у служебного. Не будем Стервозу Борисовну драконить, а то откажется от курилки.

Они уходят. Я остаюсь одна в кабинете в давящей тишине и с липким ощущением на коже, будто меня в компостной яме вываляли и на ветер обсушиться поставили.

Это тотальный кабздец.

Надо же было так лохануться с Толей. Стоим, курим, молчим. Я в табло ему прописать хочу за неуместные разговорчики, а он только ржет и снова что-то заводит про Кристину. Мы обсуждали ее до этого только один раз, когда я спросил, что из себя наша Борисовна представляет. Мне тогда, конечно, в красках Толян все расписал. А сегодня вот опять завелся. Кисточки чистые взял, холст новый и колоры другие совсем.

И не в том дело, что я какими-то чувствами к Кристине воспылал. Ни капли. Разве что возбудился немного на красоту такую смотреть. Но там любой нормальный мужик прилив крови почувствовал — слишком уж складная у меня начальница. А ровно в том, что не по-человечески получилось. Журить руководство за глаза — это одно, а вот личные качества ее примешивать — совсем другое. Низко это как-то и не по-мужски.

Так что Толяну ситуацию надо прояснить однозначно и четко.

— …Как щас помню, я тогда чуть заявление по собственному не написал. Так она на меня вызверилась за беспорядок в картах, — он ржет, а я думаю, с чего, собственно, угорать? Правильно сделала выволочку, если сам не умеет все под контролем держать.

— Я бы еще на дежурство оставил и премии лишил, — хмыкаю, затягиваясь. — В общем, легко ты отделался, Толян! — хлопаю по плечу, прикладывая силу. Больно не должно быть, а вот силу почувствовать сможет. Толик едва сигарету из зубов не роняет, но хватает ее губами в последний момент и на меня смотрит испуганно-удивленно.

— Ты чего, Жек?

— Хорош Кристину Борисовну обсуждать. Я уже все, что хотел, услышал. Дальше сам разберусь, как с ней беседы вести.

— Понравилась, да? — хмыкает Толян и голову набок склоняет, за моей реакцией наблюдая. Нет, блядь, ему точно в табло надо прописать, чтоб не трындел. — Да, баба она горячая, — вот опять! Как будто я не предупреждал. Закипаю моментально в порыве какой-то ненормальной ревности, как только представляю, что Толян на нее слюни пускал. — Но тебе не по карману. Ей бриллианты и Мальдивы подавай. А еще тачку скоро новую надо будет покупать. На этой три года катается. Все, что тебе может с ней светить, это случайный трах в ее кабинете, — он усмехается и меня по плечу хлопает, зеркаля мое движение, пока я осмысливаю информацию.

— Ты чет хуйню несешь, Толян. Завязывай со сплетнями, — цыкаю и, затянувшись в последний раз, ухожу, не дождавшись приятеля.

Самолюбие, конечно, уязвляет. Я и сам знаю, что таким женщинам бизнесменов подавай и шикарные подарки, но слышать это от других пиздец неприятно. Да и не собираюсь я ничем подобным заниматься. Мне бы нормальные рабочие отношения наладить, и хватит. Мы при желании можем даже не пересекаться, разве что на совещаниях раз в неделю. Там вариантов нет, быть надо всем. И то я скоро со сменщиком в пару попаду, и мы будем работать два через два. Одним словом, поводы для встреч будут ликвидированы, и каждый продолжит жить своей жизнью.

Сейчас только надо не усугубить, поэтому лечу к кабинету на всех парах. Открываю дверь и с порога осматриваюсь, ощущая тяжесть, волочащуюся по душному воздуху.

— Кристина, ты здесь? — спрашиваю у тишины, уже чувствуя, что ушла. Отвратительное ощущение. Я как будто в грязи выпачкался, только, на самом деле, в нее женщину окунул.

На душе гадко. Скинув куртку, выхожу в коридор и прямиком к ее двери шагаю. Там курьер топчется. Кажется, кому-то одежда приехала. Значит, не обиделась и сбежала, а просто к себе вернулась?

Останавливаюсь рядом и киваю в знак приветствия. Курьер руку не протягивает, так и пялим друг на друга. Он-то шмотки ждет, а я чего? Зайти, может? Чего я там не видел-то уже? Но компрометировать Крис не решаюсь. Она этого курьера хоть первый и последний раз видит, но мнение о ней он может составить не лучшее.

Ладно, примерка может затянуться, а у меня наркоз. Стою еще минуты две и ухожу. Готовлюсь. Тщательно намываю руки, несмотря на то что в операционной сделаю это еще раз. Проверяю еще раз все данные и ныряю с головой в работу.

Проходит хорошо. Дама спит, врачи жир качают. Проснется уже высушенной. За процессом не наблюдаю, периодически только показатели проверяю, но наркоз действует безотказно, так что похудевшую леди увозят в палату, а я, убравшись, плетусь к себе.