— А ведь всего неделя прошла, — с удовлетворением произнес император. — Он же теперь выглядит, как мелкий проходимец. Как, однако, меняют людей жизненные невзгоды и плохое питание.

— И правда! — изумилась императрица. — Я же помню его. Такой представительный молодой человек. Был… Мой венценосный супруг, спорим, что он переживет зиму. В нем появилось нечто новое, я чувствую. Сила какая-то, что ли…

— Не переживет! — решительно сказал муж. — Он же родился во дворце, и он не умеет ничего, кроме как плести свои наивные интрижки.

— Спорим? — азартно сказала императрица.

— Спорим! — ответил ей император. — Что ставишь?

Императрица задумалась.

— Если выиграю я, то заберу себе Кипр, — сказала, подумав, императрица. А если выиграешь ты… Надо подумать…

— А если выиграю я, — азартно сказал император, — то ты мне не противоречишь целый год.

— Месяц! — начала торг императрица.

— Полгода! — включился в торг император.

— Квартал! — припечатала жена. — И ни днем больше.

— Договорились! Дайаэ, ты свидетель!

— Да, ваши величества, — почтительно подтвердил министр обороны, совершенно ошалевший от разыгравшей императорской четы. Давно он их такими не видел. — Но как мы узнаем, кто из вас выиграл?

— Ну, подумай получше! — капризно сказал император. — Неужели Управлению разведки не интересно, как поживает бывший король этой территории? Вдруг он что-то затевает, или плетет новый заговор. Организуйте наблюдение, пошлите туда кого-нибудь, в конце концов. Ты что, не понимаешь, что я могу прожить три лучших месяца в своей жизни?

— Не волнуйся, мой обожаемый супруг, — мило улыбаясь, ну насколько у нее это получилось, произнесла императрица, — я обязательно что-нибудь придумаю. Тебе не стоит расслабляться.

Атаульф с дочерьми прогуливался по набережной, и вновь радовался жизни. Его деньги в местном банке были в целости и сохранности, и покушаться на них никто даже и не подумал. Также доступны были средства в банках Мерсии, Бельгии и Аквитании. Тан, по-прежнему, был богат. И ни он, ни его дочери были никому более не интересны. После того случая…

5 день катастрофы. Атаульф.

В дверь дома номер сто два, что был расположен на второй линии города Портсмуда, постучали. Служанка открыла и увидела двух невзрачных типов с профессионально острыми глазами. Она даже не взглянула на удостоверения, что показали эти люди, и пропустила их в дом. Она все поняла сразу.

— Атаульф, это к тебе, — сказала бледная, как полотно, сестра Эльза. Во все времена, во всех странах, и в любой реальности визит политический полиции не сулил ничего хорошего.

Атаульф унял дрожь в руках и спустился в гостиную, когда сердце, ухнувшее куда-то вниз, снова оказалось на своем месте.

— Господа, чем обязан? — спокойно спросил он, присев за стол, где вольготно расположились люди с незапоминающимися лицами в дешевых костюмах.

— Господин Атаульф нур Каслебе, не так ли? — спросил один из них.

— Верно, это я, — подтвердил Атаульф.

— Как давно вы прибыли в королевство Кент?

— Две недели назад, — ответил Атаульф.

— А ваши дочери? — спросил тот же тип.

— Мои дочери прибыли вместе со мной, — сказал тан, упрямо глядя ему в глаза.

— Прекрасно, — без тени улыбки произнес сотрудник самой страшной службы королевства. — А где ваша супруга?

— Моя супруга осталась в королевстве Ингланд, — взяв себя в руки, произнес Атаульф. — Она, видимо, уже не сможет приехать к нам из-за карантина.

— У нас больше нет к вам вопросов, господин нур Каслебе. Вы прибыли сюда две недели назад и не попали под карантинные мероприятия. Вы очень, очень везучий человек, уважаемый тан. Вам можно только позавидовать. Всего каких-то две недели. Подумать только!

Они откланялись и ушли.

— Эльза, — сказал Атаульф, с трудом успокоив сердце, что выпрыгивало из груди. — Разбуди детей, мне нужно им кое-что объяснить. И они должны будут это очень хорошо запомнить.

Через три месяца после катастрофы.

Зима была самой обычной для этих мест. Холод, ветер и слякоть. В этих местах мороз был очень редким гостем, снег таял почти сразу, словно испугавшись того, что заблудился. Людей на дорогах больше не стало. Те, кто выжил, а это от силы пятая часть, забились в какие-то норы, и высовывали свои носы только тогда, когда нужно было что-то украсть. Все, что можно было растащить, уже было растащено. В стране не осталось ни одного магазина или склада, в которых можно было найти что-то, хоть сколько-нибудь ценное. В первую очередь грабили продуктовые и оружейные магазины, потом принялись за алкоголь, теплую одежду и инструменты. Потом, когда взять все это стало негде, за нужную вещь стали просто убивать. Увидеть зарезанного за хорошие теплые ботинки человека стало обыденностью. Дать понять, что у тебя есть еда и остаться в живых, стало почти невозможно.

Долгие столетия отбора людей на основе законов, религии и воспитания развеялись из людской памяти, как дым. Их как будто вычеркнули. Вся жизнь разделилась на ДО и ПОСЛЕ. И в сознании абсолютного большинства людей полностью исчезло ЗАВТРА. Это понятие стало настолько неопределенным, что практически потеряло смысл. Значение этого слова оставалось ясным только для таких людей, как Брант. Людей, которые стали совершенно другими. Теми, кто расстался с неработающей отныне моралью раньше всех. Это были солдаты, учителя, банковские клерки или заводские рабочие. Новая элита пробивалась в рост в самых неожиданных местах. И наоборот, старая знать, не сумев выбраться из страны, либо скатилась на самое дно, либо погибла, не сумев зацепиться за новую жизнь. Хотя, положа руку на сердце, шанс удержаться был. Да, с большим количеством жертв, но был. Твердая власть, которая в первые же часы ввела бы нормирование продуктов, взяла под охрану склады и магазины, начала бы вешать за мародерство, смогла бы сохранить страну, пусть и отброшенную на тысячу лет назад. Но такой власти в государстве Ингланд не оказалось. А потому наступил хаос.

Внесла свою лепту и медицина, точнее ее полное отсутствие. Плевые еще недавно болезни стали смертельными. Ослабленные люди умирали от банальных пневмоний и аппендицитов, чего не было уже пару столетий. Умирали еще и из-за того, что жизнь потеряла всякий смысл, особенно для тех, кто своими руками погрузил детей в автобус, увозивший их навсегда. Жить стало не для кого, и люди таяли, как свечи.

Но так было не со всеми. Малая часть людей словно воспрянула. Ничтожества, у которых не было в прежней жизни никаких перспектив, почувствовали свой шанс. Они как раз выиграли от этой ситуации. Не потому, что им стало лучше! НЕТ! Просто остальным стало гораздо хуже, чем им. И ИХ это полностью устраивало. Какая тебе разница, если ты и так нищий? Только сейчас ты можешь выместить свое зло на всех, кто был виноват в твоих несчастьях. Ну, или на тех, кого ты решил назначить виновным. Ведь власть так сладка! Убить бывшего судью в его большом доме, выпить все запасы элитного алкоголя, который ты не мог себе позволить ДО, а потом, куражась, сжечь заживо его жену, а дочерей изнасиловать. Не потому, что эти перепуганные коровы тебя действительно возбуждают, а потому что теперь ты это можешь себе позволить. И тебе за это ничего не будет. Совсем ничего! Так прошел первый месяц ПОСЛЕ в жизни всех городов.

Самые добрые, милосердные и человечные погибли почти сразу. Они не стали грабить магазины и своих соседей. Они не смогли бы убить прохожего, несущего домой еду. А потому уже через неделю у них закончились припасы, а потом они просто умерли в своих постелях, или на дорогах, пытаясь дойти до своих родственников, живущих на земле. Потом погибли не такие добрые, но слабые и старые. Диабетики умирали в мучениях, когда закончился инсулин. Сердечники, получающие препараты пожизненно, тоже стали умирать сотнями и тысячами. Потом стали погибать молодые, наглые и полные сил. По всем законам природы численность популяции всегда ограничивается количеством доступных этой самой популяции ресурсов. В данном случае — еды.