— Я много раз пыталась это сделать, Джойсан. И сегодня утром я проснулась с желанием повторить попытку для тебя. В юности у меня был дар предвидения, это действительно дар, хотя многие в этом сомневаются. Многие, кто боятся того, что нельзя попробовать на вкус, потрогать, услышать. Этим даром нельзя управлять. Те, кто им обладает, не могут вызвать его, они должны терпеливо ждать, когда он сам проявит себя. И сейчас, если ты желаешь, я могу попытаться использовать его для тебя, но получится ли что-нибудь у меня, не знаю.

Меня охватило возбуждение. Я слышала о даре предвидения. Им обладают Мудрые Женщины — вернее, некоторые из них. Но, как сказала аббатиса, этот дар нельзя натренировать, заострив, чтобы он всегда был готов к использованию, как меч мужчины или игла женщины — им можно пользоваться только тогда, когда он приходит, и бесполезно пытаться управлять им по собственному желанию. Но к моему возбуждению примешивался страх. Одно дело читать, слушать рассказы о таком могуществе, и совсем другое — видеть его в действии и применительно к себе. Но даже страх не заставил меня сказать «нет» в ответ на ее предложение.

— Встань передо мной на колени, Джойсан. Возьми сосуд двумя руками и держи его ровно.

Я сделала, как приказала аббатиса. Затем Мальвина наклонилась вперед и притронулась пальцами правой руки к моему лбу.

— Смотри в вино, думай, что это картина… картина…

Странно, но голос ее все удалялся и удалялся от меня. Я смотрела в кубок и видела в нем уже не темную жидкость. Мне казалось, что я смотрю в огромное безграничное черное зеркало, повисшее в пустоте. Оно не было блестящим, как обычное зеркало.

Черная поверхность подернулась туманом. Его струйки постепенно преобразовывались в смутные шевелящиеся тени. Я увидела круглый блестящий шар и в нем то, что было мне знакомо — грифон, отливающий белым блеском. Сначала шар был большим — он занимал все зеркало. Потом начал быстро уменьшаться, и я увидела, что он прикреплен к цепи. Цепь держала рука и шар вращался. Грифон то поворачивался ко мне, то отворачивался. Во мне росло понимание того, что этот шар имеет огромное значение для моей жизни. Вот он стал совсем маленьким и рука, державшая его, тоже стала уменьшаться. Вскоре появилось тело, которому принадлежала эта рука. Это был мужчина. Лицо его было повернуто в другую сторону и я его не видела. На нем кольчуга, прикрывающая горло. На поясе висел меч, и никаких эмблем, по которым я могла бы опознать, к какому роду он принадлежит. Ничего, кроме загадочного шара. Затем мужчина исчез и зеркало вновь стало темным и безжизненным. Рука Мальвины отпустила мои лоб. И когда я подняла на нее глаза, то увидела, что ее лицо побледнело. Поэтому я быстро поставила кубок на землю и отважилась взять ее руки в свои, чтобы помочь. Она слабо улыбнулась.

— Это требует немало сил, а их у меня почти нет, но я обязана была это сделать. Скажи, дочь моя, что ты узнала?

— Разве ты ничего не видела? — удивилась я.

— Нет, это было только для тебя.

Я рассказала обо всем, что прошло передо мной: о грифоне, заключенном в шаре, о человеке в боевых доспехах, который держал шар. И закончила словами:

— Грифон — это герб Ульма. Может быть, я видела лорда Керована, с которым обручена?

— Может быть, — согласилась Мальвина. — И мне кажется, что этот грифон имеет огромное значение для твоего будущего, и если он когда-нибудь попадет в твои руки, храни его. Вполне возможно, что в нем фокусируется могущество, которым обладали Прежние. А теперь позови даму Алусан. Мне нужно что-нибудь укрепляющее. Но не говори ей, чем мы тут занимались, так как взгляд в будущее весьма интимное дело и о нем не следует распространяться.

Я не сказала об этом никому, даже Мать Аббатиса изобразила, что ей просто нехорошо, и все дамы засуетились вокруг нее, так как очень любили ее. Никто не обратил на меня внимания. Я взяла сосуд с собой, отнесла в гостиную и поставила на стол. Я смотрела и смотрела на него, но не видела ничего, кроме вина — ни темного зеркала, ни движущихся теней. Но в памяти сохранилось видение грифона и если бы я могла рисовать, я изобразила бы его в мельчайших деталях. Я думала, что бы могло это означать. Этот грифон несколько отличался от грифона на гербе Ульма. У него, как и положено, имелись крылья и голова орла. Но туловище было, как у льва — зверя, которого можно встретить лишь на юге. На голове орла красовались львиные уши. По верованиям нашего народа грифон символизирует золото — тепло и величие солнца. В старых легендах утверждается, что грифон охраняет спрятанные сокровища. Поэтому грифонов всегда изображали красным и золотым цветом — цветом солнца. Но этот грифон, заключенный в блестящий шар, был белого цвета. Вскоре после этого события дама Мат и я вернулись домой в Икринт. Но здесь мы оставались недолго. Был Год Коронованного Лебедя. Мне исполнилось четырнадцать лет и пора было готовить одежду и все такое, что я должна была взять с собой, когда лорд Керован призовет меня к себе. А это могло произойти через год или два. И мы пришли в Тревампер — город, расположенный на стыке торговых путей. Здесь собрались все торговцы севера и предлагали свои товары. Даже Салкары — морские разбойники, весьма неохотно покидавшие царство ветра и воли, тоже приезжали в Тревампер. Тут мы случайно повстречались с моей тетей Ислайгой, ее сыном Тороссом и дочерью Инглидой. Она сердечно приветствовала даму Мат, но я понимала, что это фальшивая вежливость, так как сестры не любили друг друга. Но леди Ислайга изображала на лице улыбку, поздравляя меня с удачной помолвкой, которая соединит меня с домом Ульма. Когда старшие занялись своими разговорами и перестали обращать на нас внимание, ко мне подошла Инглида. Мне показалось, что смотрит она на меня с неприязнью. Это была плотная девушка в богатой одежде. Волосы ее были распущены и на их кончиках подвешены серебряные колокольчики, которые мягко звенели при ее движениях. Это легкомысленное украшение не подходило к ее широкому плоскому лицу с чересчур маленьким ртом, который был постоянно поджат, как будто она хранила тайну и не желала ни с кем ею поделиться.

— Ты знаешь, как выглядит твой жених? — ехидно спросила она.

Мне стало беспокойно под этим пристальным взглядом. Я знала, что Инглида плохо ко мне относится, но не могла понять, по-моему, так как мы едва знали друг друга.

— Нет, — я сразу насторожилась, как всегда, когда ощущала к себе враждебное отношение. Но лучше узнать правду сейчас, чем в тревоге ждать ее. И впервые я подумала о том, что никогда раньше об этом не задумывалась. Почему Керован не прислал мне свой портрет? Обычно во время обручения при помощи топора портрет жениха привозили.

— Жаль, — в ее взгляде я прочла нескрываемое торжество. — Посмотри, вот мой жених, Эльван из Риндейла. — Она вытащила из кошелька портрет, на котором было изображено чье-то лицо. — Он прислал мне его в подарок два года назад.

На портрете было лицо человека средних лет, а не юноши. И оно мне совсем не понравилось, хотя, может быть, просто художник был не очень хорошим. Но было ясно, что Инглида невероятно гордится портретом.

— Кажется, он серьезный человек, — это было лучшее, что я смогла придумать, чтобы похвалить ее жениха. Но чем больше я смотрела на портрет, тем больше он мне не нравился. Инглида восприняла мои слова, как похвалу, — Я на это и надеялась.

— Риндейл — это горная долина. Там все занимаются производством шерсти и торгуют. Мой жених уже прислал мне это и это… — она показала на янтарное ожерелье, — а затем протянула руку с кольцом в виде змеи. Глаза змеи были сделаны из красных драгоценных камней.

— Змея — эмблема его рода. Это его собственное кольцо, он прислал мне его в подарок. Следующей осенью я поеду к нему.

— Желаю тебе счастья.

Ее бледный язычок лизнул верхнюю губу. Она явно хотела что-то сказать, но не решалась. Наконец, она все-таки решилась, склонив голову ко мне. Я изо всех сил старалась не отодвинуться, хотя ее близость была мне неприятна.