— Пришел… из Москвы прислали. Сослали, — Ниночка скорчила рожицу. — Его великого в нашу провинцию. Это тетушка сказала, что спровадили от греха подальше. Скандал там какой-то приключился, а какой не знаю толком. Наши шепчутся, что актриску снасильничал, а она утопилась. Или повесилась. Или закололась?

Ниночка ненадолго замолчала, явно раздумывая, которая из версий наиболее близка к правде.

— Правда, Автюхин, который из бухгалтерии, уверен, что Макарский просто-напросто проворовался. Говорит, что этих актрисок каждый год из-за любви самоубивается бессчетно, потому что дуры…

Ниночка вздохнула и продолжила.

— А вот деньги — это совсем другое. Да… так вот, Васильев-то помер еще когда. После него пару лет держались, то Титюхин, то еще кто, но они все Васильевские, а значит, звезду нашу берегли. Оперы там ставили или еще чего, чтоб она к людям пела. Она и пела. Поет Линка так… красиво.

Признание это далось Ниночке нелегко.

— А вот потом как Макарский приехал, все и переменилось. Он что? Он к столичным привык. Ну и пошел резать. Сказал, кому тут в провинции оперы эти нужны? Народ их не любит. Искусство должно быть простым, народу понятным. Ну и напихал комедий всяких. Комедии у нас любят.

Ниночка задумалась, выпятив нижнюю губу.

— И ведь правый был, — сказала она с неохотой. — На комедии пошли… так пошли, что теперь билеты по блату доставать надо. Только Линке с того не легче. Ее в комедии пихали по первости, пока Макарский тут осваивался, да только типаж не тот. Это он сказал… ну и начал потихоньку… сперва роль Линкину другой отдал, потом… она-то сразу сообразила, к чему все идет, и принялась в Москву мотаться, на прослушивания.

— Неудачно?

— Ага… у Макарского, хоть и уехал, но связи-то остались, вот и гадит он помаленьку, хотя, конечно, подло это… да… а ей так прямо и сказал, что если и дальше будет кочевряжиться, то и вовсе… — Ниночка махнула рукой. — А что делать… жизнь — она такая…

Эта мысль окончательно заставила ее замолчать.

Ниночка села, сгорбилась, задумавшись о собственных бедах. Она и сидела, ковыряясь вилкой в холодной капусте, уставившись взглядом в тарелку, а вот Свят поднялся.

Макарский…

…о Макарском он пока не знал ничего. Но выяснит. Объект числился заядлым театралом. Мог быть знаком? Скорее не мог быть не знаком. И о чем это говорит?

Пока ни о чем.

Свят был слишком опытен, чтобы делать выводы.

А при выходе из кухни он столкнулся с дивой. И ледяной взгляд ее не оставил сомнений: она не просто слышала разговор. Она… поняла чуть больше, чем следовало бы.

— Очень рассчитываю на ваше благоразумие, — сказал Свят, приняв решение быстро. Делать вид, что ничего не произошло, было бессмысленно, как и говорить, что она ошиблась.

Белесая бровь приподнялась.

— Объяснитесь, — сухо сказала дива.

И это отнюдь не было просьбой.

Глава 10

Стирку Астра ненавидела всей своей душой, пожалуй, даже сильнее мытья посуды, полов и глажки вместе взятых.

…вспоминалось, что матушка никогда-то стиркой не занималась, предпочитая отдавать белье соседке снизу, а та уж приносила его выстиранным и выглаженным, разложенным по стопкам.

Не она ли донесла?

Не из ненависти ли к той, которая избегала что горячей воды, что едкого мыла, запах которого намертво привязывался к коже? Не из зависти ли, не из обиды, что приходится разводить огонь под чужой кастрюлей и варить, мешать деревянными щипцами, похожими на клюв цапли, чужое же белье?

…прочь.

Думай или нет, а делать придется. Астра вытащила из-под кровати широкую кастрюлю, доставшуюся еще от Серафимы Казимировны, которая и спрашивать не стала, просто принесла однажды и сунула под кровать, сказав:

— Пущай постоит у тебя, а то мне места мало.

Ложь.

Комната у Серафимы Казимировны лишь чуть меньше той, которая досталась Астре. Но возражать она не посмела. Не из страха, просто…

— Вот увидишь, — тогда ведьма глянула строго. — Пригодится еще.

Пригождалась.

Но… не сегодня. Астра только подумала, как поволочет кастрюлю на кухню, как поставит ее на плиту, наполнив водою на треть. Сунет белье, натрет мыло… обычные привычные действия, но сейчас одна мысль об этакой варке заставляла сглатывать вязкую слюну.

Да и соседи ворчать станут, что кухню она завоняла.

Особенно Ниночка.

Нет уж, в другой раз. А ныне и ванны хватит, благо, свободна. И надобно пользоваться моментом, пока все разошлись.

— Мыло не забудь, — сказала Розочка и мыло достала, огромный потрескавшийся кусок. — Там платье борщом облили.

— Когда?

— Давно уже, — она отмахнулась, будто от чего-то незначительного. А ведь облили не случайно. Розочка аккуратна. И матушка гордилась бы этой аккуратностью. А еще сказала бы, что Розочке среди людей не место, что Астре следует постараться и нанять нянюшку, раз уж сама Астра настолько бестолкова и неспособна растить собственную дочь.

Наверное, можно было бы, ведь имелась нянюшка и у самой Астры: пухлая милая женщина.

…которая потом стянула сапожки и шубку забрала, закутав Астру в собственную драную шаль. Сказала еще, что там, куда Астру повезут, шубка — это лишнее.

Нет.

Пусть лучше так, как оно есть.

Вспыхнувшее раздражение, застарелую обиду Астра выместила на пятне. И вправду большое, круглое, оно расплылось на груди, грозя раз и навсегда испортить платьице. И пусть само платье было не слишком красивым, но все одно…

— Ты когда злишься, то фыркаешь, — сказала Розочка, сунув палец в горячую воду.

Повезло, что не отключили.

А ведь говорили, что по будням будут отключать из экономии. Врали? Или просто не успели еще?

— Я не злюсь.

— Злишься, — палец Розочка понюхала. — Ты пятно уксусом полей, тогда оно и отойдет.

— А ты откуда знаешь?

Вот сама Астра в пятнах совершенно не разбиралась, как и во многом другом. Серафима Казимировна пыталась ее учить, но без толку.

— Знаю, — Розочка сунула руки в воду. — Горячо.

— Не лезь.

Постирать Астра и сама сумеет. А платье купит новое. Или два. Сегодня же. Все равно ведь собиралась в «Детский мир» заглянуть. Вот и… деньги есть.

И потом еще в гастроном.

И вообще…

Она мотнула головой, пообещав себе, что все будет именно так. Что она, Астра, не отступится и проживет день по плану. А пока… уксус?

За уксусом пришлось возвращаться на кухню.

Веселый Ниночкин щебет Астра услышала еще в коридоре и остановилась. С кем она? Или… конечно… с новым жильцом, с кем еще? Остальные на работе, кроме, может, Ингвара, у которого тоже сегодня выходной, но и он ушел.

…расскажет ли Калерии, что уходил? Что не просто сам по себе, а потому как у входной двери остался резковатый запах чужака? Стало быть, стая очередную девицу послала, чтобы вразумила она бестолкового, блудного сына, вернула туда, где, по мнению стаи, ему самое место.

Сказать ли Калерии? Или не вмешиваться?

Астра еще не решила. Но главное, что Ингвар ушел, а вот новый жилец остался.

Астра замерла. Нужно было войти. Кухня общая, она имеет полное право заходить на нее тогда, когда захочется. И никому-то она не помешает. Она просто пройдет и возьмет бутылку с уксусом, если там, конечно, еще остался уксус. И… и, если нет, получится донельзя глупо. Взять чужой?

Немыслимо.

Она уже почти смирилась с тем пятном, уговорив себя, что платье можно носить и дома, где все-то к пятнам привычны. Или вывести его в другой раз… и даже взять с собой и по дороге заглянуть в Бытуслуги, где дежурная ведьма с любым пятном управится.

Нет, не сегодня.

Сегодня платье мокрое, но как-нибудь потом, в другой выходной, который непременно будет. И решение это, которое Астра обязательно претворит в жизнь, принесло несказанное облегчение. Она даже сделала шажок назад, — это не трусость, но зачем мешать людям, если уксус перестал быть нужен — когда почувствовала это.