— Нет, — честно призналась Калерия.

Осляпкин же почесал за ухом.

— Дерево, оно как скрипит? «Сквик-сквик». А тут иначе. «Сквир-сквир». И главное, когда?

— Когда?

— Под утро. Как самый сон, он и начинает скрипеть. И будто кто-то по дому ходит. А вчера еще окно открыл.

— Дух?

— Я понимаю, что это звучит… не по науке, — признался Осляпкин. — Я помню, что дух суть нематериальное явление, которое на материальный мир воздействовать способно лишь опосредованно, да и то в местах высочайшей концентрации силы. Но… окно-то открытое! А я закрывал.

— Что еще? — Калерия подавила вздох.

Разбираться надо.

Нет, в появление неупокоенного духа она не верила.

— Так… инструмент мой кто-то брал. Двигал. И еще заготовки. Ножки для табурету кто-то переложил. Я-то как складывал? Сперва та, которая с сучком, его зашлифовать надо было, и вовсе подумывал заменить, но дерева хорошего мало. Для столярной-то работы нужно сухое, причем не быстрой сушки, а естественной, чтобы пару лет полежало. Вот… и найти непросто. Да. Потому и думал, что зашлифую. А перебирать стал, так она не первою, но в серединке лежит. Вот, — он вздохнул и решился сделать еще шажок. — Я бы ничего, но Галочка тревожится…

— Разберемся.

— Еще и говорить стал, — Осляпкин окончательно успокоился.

— Дух?

— Я вчера домой пришел пораньше. Думал, Галочке сюрприз устрою… мне тут… чеки дали… в «Альбатрос». А там пальто есть. С меховым воротником. Красивущее… как раз для Галочки. Я вот денег взять и заглянул, пока не забрали-то…

— Без примерки?

— Я Галочкины размеры хорошо знаю, — почти обиделся Осляпкин. — Не в первый раз так… а он мне и шепчет, мол, верни.

— Что вернуть?

— Не знаю, — Осляпкин покачал головой. — Потом в глазах все помутнело. Я очнулся, а духа нет. И чеков нет. И как быть? Хорошо, Галочке не говорил, она бы расстроилась…

Осляпкин потер шею.

А Калерия поднялась. Дух? Духи существа на диво пакостливые, и, против утверждения, на мир материальный они вполне себе воздействовать способны. Однако духам чеки в «Альбатрос» без надобности.

— Не шевелитесь, — попросила она, разминая пальцы.

И Осляпкин замер, уставившись круглыми своими глазами, моргая часто-часто. Он втянул голову в плечи и видно было, что ему страшно, хотя ничего-то в себе страшного Калерия не видела.

А вот поди ж ты.

Она обошла его кругом.

— Голову чуть наклоните, — попросила, коснувшись этой вот крупной головы, на затылке которой проклюнулась еще одна лысина, грозившая в скором времени разрастись и слиться воедино с высокими залысинами на лбу.

Калерия коснулась мягкой кожи, и Осляпкин вздрогнул.

— Больно?

— Н-нет.

— Совсем?

— Совсем.

— А когда очнулись, тоже больно не было?

— Н-нет, — он позволил себе головой покачать.

Шишек не наблюдалось, царапин тоже, из чего можно было сделать вывод, что неизвестный, напавший на Осляпкина — и отнюдь даже не дух, но существо материальное, — по голове его не бил. Стало быть…

Калерия принюхалась.

Ингвара бы позвать, но он опять на усиление пошел. Хотя… тонкий аромат магии еще держался, мешаясь с запахами лаков и железа, сырого дерева и человеческого тела.

Стало быть, действовали тонко.

— Пить хотелось? Когда проснулись?

— Д-да…

— Сильно?

— Две кружки выпил, — признался Осляпкин.

Что ж, пожалуй, стоило порадоваться, что этого бедолагу вовсе к праотцам не отправили.

— А еще он сказал, что если не верну, то хуже будет… вы уж разберитесь, — голос Осляпкина прозвучал на редкость жалобно. — А то Галочка волнуется.

Глава 34

Глава 34

На улице Святослав поймал себя на мысли, что ему нравится. Определенно нравится вот так, просто идти, сжимая в ладони хрупкую детскую ручонку.

— А там, смотри, листья уже красные! — Розочка при каждом шаге подпрыгивала, крутилась, порой успевая обежать вокруг и матери своей, и Святослава. Ее же подруга, напротив, изо всех сил старалась быть незаметной. Она и дышала-то через раз, то ли опасаясь, что если о ней вспомнят, то отошлют в сад или домой, то ли просто не желая спугнуть момент. — А еще вон, вон… машина!

Розочка застыла в восторге, ибо машина, медленно двигавшаяся вдоль дороги, и вправду была на диво хороша: черна и длинноноса. Она сияла лаком и хромом и видом своим внушала трепет.

И тем удивительнее было, что чудо это остановилось рядом со Святославом.

— Доброго дня, — сказала Эвелина, открыв дверцу. — А вы куда?

— В «Детский мир», — Святослав вдруг почувствовал себя на редкость глупо. А еще вдруг стало страшно-страшно, и страх этот иррациональный почти парализовал волю. — Маша, успокойся.

Он послал встречную волну силы, отметив, что от блока его остались одни воспоминания.

— Садитесь, — Эвелина подвинулась. — Вы вперед. Астра и девочки ко мне. Так оно быстрее.

Святослав честно хотел было отказаться, но выбора ему не оставили. Розочка, радостно взвизгнув, схватила подругу и потянула за собой. Они обе нырнули в черное, пахнущее табаком и шоколадом нутро автомобиля.

— Извини, — тихо произнесла Астра. — Но… достать не получится.

Это Святослав и без того понял.

А потому просто уселся на место рядом с водителем.

Военный.

И не просто военный, но… нет, дело не в опыте, опыт не поможет в установке щитов, которыми парень отгородился от мира.

— Знакомьтесь, это Матвей Илларионович…

— Просто Матвей. Это Эвелина все по отчеству величает…

…щиты искусственные, но амулет создали хороший. При желании, конечно, Святослав и его проломит, но сил понадобится немало.

А вот тот, кто представился Матвеем, защищен и того надежней. Что интересно, щиты двусторонние, будто закрывали не только генерала, но и от генерала?

— Мы вас просто увидели, — Эвелина смотрела в окно. — И решили, что стоит подвезти… театр недалеко, я дойду…

— Глупости, — Матвей поцеловал хрупкую ладонь. На диву он так старательно не смотрел, что та нахмурилась и отодвинулась. Показалось даже, что она сейчас дернет за ручку, пытаясь вырваться из этой ловушки…

— Маша! — Святослав дотянулся до руки девочки. — Если хочешь, пешком пойдем.

Ее и вправду нельзя оставлять без присмотра.

— Машка просто всего боится, — вот Розочка определенно не боялась. Она сидела и мотала ногами, крутила головой, трогала, щупала и даже попыталась проковырять кожаную обивку когтем. К счастью, обивка оказалась достаточно крепкой. — Но теперь больше не надо бояться. Ее Свят забрал. И теперь она с ним жить будет.

Вздрогнул, кажется, не только Святослав.

— Временно, — осторожно заметил он.

— Милая девочка, — Эвелина изобразила улыбку.

— Одаренная? — а вот военный, который разглядывал Машку, был куда более внимателен. — И весьма одаренная.

Машка съежилась еще больше.

— Никто тебя не обидит, — дернула ее за руку Розочка. — Тебе что сказали? В магазин поедем. Купим платье. И колготки. Только колготки, когда покупаешь, колючие сперва. Потом уже ничего. А сразу так вообще колючие. Да.

Машка тихонько вздохнула.

— Значит, надо купить не колючие, — сказал человек, который активно Святославу не нравился, и вовсе даже не потому, что ездил он в чересчур уж роскошном для советского гражданина автомобиле.

Он просто не нравился.

Сам по себе.

— Глеб, вези к «Альбатросу». Думаю, там найдется что-нибудь поприличнее. Нам колючие колготы не нужны.

И улыбнулся.

И все-таки посмотрел на диву, которая в свою очередь посмотрела на него, но равнодушно, а потом и вовсе к окну отвернулась. Разве что полупрозрачная ее ладонь легла на затылок девочки.

— И куклу тоже купить надо, — Розочка поерзала. — У Машки совсем нет. Я ей одну свою принесла, так ее в печке сожгли… это ведь неправильно, кукол жечь, да?

— Совершенно.

Теперь Матвей Илларионович разглядывал уже Святослава. Непростой человек. Дело не в чинах. Не в машине. Не в щитах, его опутавших.