– Так нам можно весь день валяться в постелях, – сказала я. – Хотя это скучно.

– Я все-таки пойду сейчас в театр, – сказала маменька радостно, словно она нашла средство от той скуки, про которую сказала я. – Вдруг кому хочется поработать, а он постеснялся меня попросить?

– Но ежели человек постеснялся к тебе обратиться, так он станет полагать, что ты не придешь, и сам не пойдет, – возразила я очень логично, хотя прекрасно знала, что в отношении господ актеров логика редко может быть применена.

– Звучит логично, но я все равно схожу. Чтобы совесть была чиста!

– Я с тобой. До обеда все равно делать решительно нечего.

– Пойдем. Если никого не будет, станешь подавать мне реплики. Я, может, и уверена, что у меня получится неплохо сыграть, но репетиции лишними не бывают. И прическу, ту, что для последнего действия придумали, нужно будет проверить, быстро ли выйдет уложить волосы.

Маменька привела еще тысячу или даже две тысячи причин, по которым она должна пойти в театр, хотя все названное ею и дома было возможно проделать. Но я не возражала и даже стала ее поторапливать.

Труппа собралась в театре в полном составе! Даже все музыканты пришли, хотя многим из них предстояли невероятно напряженные дни, их искусство в такое время становилось нарасхват. И Валентин Антонович, наш неожиданный специалист по молниям, пришел. А уж при нашем появлении господин Корсаков, и так-то пребывавший в самом приятном расположении духа, вообще расцвел от удовольствия. Мы стали репетировать с самого начала и не заметили, как на одном дыхании добрались до последних строк.

Отметили это замечательное событие и наступающее Рождество в буфете и лишь после этого разошлись по своим делам. Приятным и светлым, как сам этот праздник.

Мы из Москвы привезли целый чемодан подарков, и вот настала пора их раздавать. Мы полдня разъезжали по знакомым, но все равно значительную часть не раздали. Благо они предназначались для тех, с кем мы собирались встречать Рождество, и их можно было вручить, как полагается, положив под рождественской елью.

А встречали мы Рождество в доме Полины. Начали все вместе, а некоторое время спустя общество разделилось на молодежь и «постарше». Это Сергей Николаевич так выразился. Те, кто постарше, перешли в просторный домашний кабинет, нам в безраздельное пользование отдали гостиную, где стояла красивая ель.

Мы еще заранее условились: каждый для этого вечера должен приготовить свой номер.

До последней минуты все скрывали, чем они собираются развлекать остальных. Но пришла пора раскрывать карты. Для меня в буквальном смысле, потому что я, недолго размышляя, решила показать те карточные фокусы, что показывала недавно у себя в гимназии. Скромно скажу, что мне аплодировали.

Петя, пока другие гости выступали, нарисовал на каждого шарж. Как всегда, все смеялись над комичными изображениями друг друга и морщили в недовольстве лица, глянув на свой портрет.

Больше прочих удивил Никита. Как уже говорилось, у него болела нога и ему приходилось ходить, опираясь на трость. Было жаль потерять такого отличного партнера по танцам, но, как выяснилось, худа без добра не бывает. За несколько недель хождения с палочкой Никита научился очень ловко ею жонглировать. До цирковых жонглеров ему было далеко, но и то, что он сумел освоить, впечатляло, пусть артист и разбил нечаянно стакан.

Наши занятия привлекли внимание тех, кто постарше. Некоторые номера пришлось повторить, но зато и мы заполучили возможность с них потребовать принять участие в нашем дивертисменте. И увидели много неожиданного. Вот кто мог ожидать, что полицмейстер Сергей Николаевич и градоначальник Александр Сергеевич смогут исполнить при помощи свиста «Неаполитанский танец»? На два голоса! Ну или на два свиста разной тональности.

Конечно же, и маменька спела под аккомпанемент Веры Васильевны, мамы Полины.

Когда мадам де Монсоро отпустили, Вера Васильевна неожиданно сказала, что попробовала свои силы в композиторском таланте.

– Господа, прошу отнестись к первому опыту снисходительно. Тем более что у меня не было времени, эти великолепные детские стишки мне прислали буквально вчера.

Она сыграла вступление и запела в медленном ритме:

И вдруг перешла на очень бодрый ритмичный припев:

После второго куплета уже все подхватили повтор припева.

– Да хватит уже аплодисментов! – потребовала Вера Васильевна. – Скоро настоящий композитор напишет много лучше, чем я. Да и к столу пора.

Следующий день у нас вышел непростым, но все равно замечательным. Как нередко бывает перед самой премьерой, все вдруг стало получаться много хуже, чем до этого. Даже суфлер терялся и забывал вовремя подсказывать реплики.

А после премьеры мы с маменькой плакали. От счастья. Потому что все получилось невероятно здорово. А Петя, тайно пробравшийся за кулисы и весь спектакль утиравший слезы, выступающие от смеха, теперь пытался нас утешить. Но вскоре всех артистов позвали на фуршет, а там стало совершенно не до слез. Разве что от того же смеха они порой на глаза наворачивались.

– Ох, Даша! А я еще сомневалась, когда ты в Лондоне мне говорила, с каким размахом в Сибири чествуют успехи артистов! Мои коллеги по французской труппе умерли бы от зависти, увидев все это!

«Укрощение строптивой» было сыграно еще трижды, и все три раза с неизменным аншлагом.

А еще наши артисты выступали с концертами в общественном собрании.

Через день после премьеры за некоторое время до начала спектакля меня позвали к телефонному аппарату. В эти дни почти всем было множество звонков, Михалыч едва поспевал подзывать очередного артиста, потребовавшегося невесть кому по ту сторону телефонных проводов. Во время спектакля или репетиции он такие просьбы пригласить к аппарату и всякие сообщения записывал в тетрадь и в подходящее время подробно об этом докладывал.

– Вы в эти дни только и бегаете от телефона за кулисы и обратно, совсем вас замучили, – выказала я сочувствие.

– Да мне все это не в тягость, а в радость! Самые развеселые деньки! Разве что еще на Масляной неделе схожее творится.

Наш швейцар, в самом деле, был доволен всей суматохой этих дней. Не менее любого артиста радовался успеху постановки, потому что чувствовал себя сопричастным ко всему этому. От наших незатейливых подарков приходил в восторг и сам старался хоть каким пустяком, но одарить каждого.

– Дарья Бестужева у аппарата. Слушаю вас.