Его полотенце полетело в сторону, обнажая безволосую красоту и его внушительное естество.

– Возьми меня, – приказала она ему. – Научи меня.

Слезы его брата пахли как летний дождь на не остывшем асфальте.

Когда Роф возвращался назад из учебного центра, каждое сказанное слово в их с Тором разговоре, каждый звук, все предложения резонировали словно отголоски после драки: он чувствовал остатки разговора у бассейна своими костями, самой сутью.

Одна фраза не покидала его.

Они также пусты без детей, как мы – без них.

Наверное, это единственное, что смогло пробиться через его страхи: для него худшим открытием стал вчерашний день, когда он проснулся без Бэт... и если она без ребенка чувствовала себя так же, значит, их удел – постоянно холодная постель.

Посмотрите на него. Он вел ненавистную ему жизнь, галлюцинировал вплоть до психоза и не хотел для них подобного... прекрасно понимая, что быть с любимым – этого недостаточно, если ты откровенно, целиком и полностью несчастлив.

В чем проблема? Тот факт, что он увидел ее причины, не изменил все то дерьмо, что беспокоило его. Он только полнее начал ощущать их несовместимость.

Джордж повел носом.

Роф мгновенно взял повод в другую руку, и похлопал пса по боку.

– Твой нос всегда реагирует на этот туннель. – При условии, что Бэт войдет в жаждущий период... но он мог ошибаться, и это спасет их. Но на сколько? Рано или поздно она станет фертильной.

По указке Джорджа он понял, что пора остановиться и подняться по невысоким ступенькам. Наверху Роф вбил код, открыл проем и спустя мгновение они оказались в фойе и обогнули основание парадной лестницы. Первую Трапезу уже накрыли, Братство собралось в столовой, они болтали, доносились их громкие и низкие голоса. Помедлив, он прислушался к группе и вспомнил ночь превращения Бэт. Она поднялась из подвала дома Дариуса, и он взорвал парням мозг, когда обнял ее на глазах у всех.

Логично. В те времена они ни разу не видели, чтобы он вел себя так по отношению к женщине.

А потом, когда он вернулся с кухни с беконом и шоколадом, которые должны были удовлетворить ее голод после превращения, его братья стояли перед Бэт на коленях, низко склонив головы, воткнув кинжалы в пол.

Они признали в ней свою королеву. Даже если в то время она не знала этого.

– Мой господин?

Роф, нахмурившись, посмотрел через плечо.

– Привет, Советник, как дела?

Сэкстон подошел к нему, и запах его настроения не сулил ничего хорошего.

– Я должен поговорить с вами.

Роф закрыл глаза за своими очками.

– Уверен, что это так, – пробормотал он. – Но я иду к моей Бэт.

– Это срочный вопрос. Я только что вернулся от...

– Слушай, без обид, но я дожидался прихода своей шеллан последние... черт, даже не знаю, как долго.

Этой ночью она была важнее всего.

– Когда я закончу, если будет время, мы поговорим. – Он склонил голову. – Джордж. Веди меня к Бэт.

– Мой господин...

– Старина, как только – так сразу. И ни секундой раньше.

Двигаясь быстро и эффективно, они с псом взбежали по парадной лестнице и устремились к двери, ведущей на третий этаж...

Сердце екнуло на ровном месте, отчего он запнулся, и пришлось выбросить руку и ухватиться за стену.

Странное ощущение тут же прошло, чувство равновесия восстановилось само, он снова твердо встал ботинками на пол.

Роф повертел головой по сторонам, будто все еще мог полагаться на зрение. Но к нему ничего не приближалось. Никто не толкал его сзади. Никаких диких порывов ветра из гостиной в другом конце коридора. Ни игрушек, о которые он мог споткнуться.

Странно.

Ну и черт с ним. Он просто хотел попасть к своей Бэт... и он чувствовал, что она наверху, в их личных комнатах.

Ждала его.

Ступив на последнюю лестницу, Роф вспомнил о своих родителях. Из того, что ему рассказывали, они очень сильно хотели его. По этому вопросу не было разногласий. О нем молили, усердно старались, чтобы он появился на свет, просили у судьбы удачи.

Хотел бы он, чтобы у них с Бэт было подобное согласие. На самом деле, хотел.

***

Когда Ана услышала свое имя, словно с большого расстояния, ей казалось, будто она тонет.

Находясь в трясине глубокого беспамятства, она знала, что ее призывали, и она хотела ответить на зов. Это был ее супруг, ее возлюбленный, ее хеллрен, он говорил с ней. Но она не могла дотянуться до него, ее воля была скованна каким-то внушительным весом, который отказывался отпускать ее.

Нет, не вес. Что-то новое в ее теле, что-то незнакомое ей.

Наверное, дитя, подумала она с ужасом.

Но все должно быть иначе. Дитя, зародившееся в ее утробе, должно было стать благословением. Удачей, подарком Девы, который бы гарантировал престолу следующего Короля.

И, тем не менее, она ощутила слабость именно после жажды. Она утаивала симптомы и беспокойства, насколько это было возможно, огораживая любимого от озабоченности, которая расцветала в ней. Но она проиграла эту битву, упав на пол рядом с ним на том празднестве...

Последнее, что она услышала – как Роф кричит ее имя.

Глотая, она ощутила знакомый пышный вкус его крови, но стремительная сила, которая приходила из его вены, не хлынула к ней.

Болезнь предъявляла права на нее, шаг за шагом лишая способностей и сил.

Что бы это ни было, она умрет от этого.

Прощай... она хотела попрощаться с Рофом. И если это невозможно повернуть вспять, то она хотела пожелать ему любви, уходя в Забвение.

Взывая к остаткам жизненных сил, Ана потянула веревку, связывающую ее со смертью, отчаянно дернула, моля о силе, чтобы увидеть его еще лишь раз.

И в ответ ее веки приоткрылись, медленно и лишь отчасти, но да, она увидела любимого, его склоненную голову, сильное тело рухнуло рядом с их ложем.

Он плакал, не скрываясь.

Разум приказал руке подняться, рту – открыться и заговорить, голове – повернуться в его сторону.

Ничего не сдвинулось, не донеслось ни звука.

Лишь одна слеза, собравшаяся в уголке глаза, набухла, срываясь с ресниц и скатываясь по холодной щеке.

А потом все кончилось, глаза снова закрылись, она попрощалась, и силы покинули ее тело.

Туман наплыл разом, из углов черного поля зрения, клубы вытесняли собой слепоту. И из дымки и странной иллюминации перед ней предстала дверь, так быстро, будто образовалась из облака.

И Ана интуитивно знала, что если коснется золотой ручки и откроет портал, то войдет в Забвение... и не будет пути назад. Она также точно понимала, что если не решится в определенный срок, то потеряет свой шанс и останется в Небытие.

Но она не хотела уходить.

Она боялась, как Роф будет без нее. При дворе мало кто заслуживал доверия... и многих стоило опасаться.

Наследие его отца оказалось прогнившим. Просто вначале было не ясно.

– Роф... – позвала она в тумане. – О, Роф...

Мольба в ее голосе отдавалась эхом, шумом в ее ушах и белом-пребелом ландшафте вокруг.

Смотря вперед, она надеялась, что Дева-Летописеца явится во всем великолепии и сжалится над ней.

– Роф...

Как она могла покинуть Землю, столько всего оставив позади себя...

Ана нахмурилась. Дверь перед ней, казалось, отодвинулась назад. Или ей почудилось?

Нет, она отступала. Медленно, неумолимо.

– Роф! – закричала она. – Роф, я не хочу уходить! Роооооооооф...

– Да?

Ана с криком развернулась. Поначалу, она не поняла, кто стоит перед ней. Это был маленький мальчик, лет семи-восьми, с черными волосами, бледными глазами, его тело было болезненно худеньким, и первым желанием было накормить его.