— Когда делали так, как я велел, болели?
— Нет. Но…
— Что, но? Ежели кресалом бить о кремень — сыплются искры. Молись, не молись — сами они не появятся, ежели дело не делать. Причем делать правильно. Так и тут. Молись — не молись. Но ежели чистоту не блюсти, а воду не кипятить — не избежать нам всем «боевого поноса».
Иоанн хотел развернуть во всю ширь и, пользуясь моментом прочистить мозги Оболенскому, но развить тему не удалось. Подошел промокший вестовой.
— Государь, там от Твери к тебе пожаловали.
— Для переговоров?
— Не, — покачал головой вестовой. — Божиться, что свой. Говорит — пришел слова важные передать. Слово и дело государево!
— Ясно, — кивнул недовольно Иоанн и поежившись от сырости, приблизился к жаровне. — Ведите его.
Минут через пять этот кадр подошел. Не самая бедная одежда, но и не богатая. Слегка испачкана, но по такой погоде не удивительно. Продрог. Поэтому Иоанн, хмыкнув, кивнул ему на жаровню, дескать, подходи. И тот не стал ломаться — сразу подскочил и с удовольствием простер руки над горячими углями.
— Что тебя привело ко мне? — Поинтересовался наш герой.
— Новость тебе принес. Сбежал Михаил Борисович из города. Казну свою прихватил, дружину ближнюю и бежал тебя не дожидаясь.
— Куда?
— В Литву побежал, к Казимиру.
— Так чего бояре не выходят и со мной торг не ведут? А ли надеются, что я постою и уйду? Дождь не может идти вечно.
— То верно, — кивнул собеседник. — Но князь нас стращал, говорил, будто бы ты желаешь Тверь вырезать всю да разобрать по бревнышку.
— Ну и зачем мне это?
— Почто нам знать? Мало ли чем обидели тебя.
— Я ныне Русь воедино пытаюсь собрать. Чтобы единая была, как некогда при Владимире Святом. И Тверь один из важных городов Руси. Так отчего мне его своими руками изводить? Глупо же.
— Глупо, — кивнул переговорщик… или перебежчик, тут сразу и не разобрать. — Но все одно боязно. Да и словам Михаила Борисовича многие верят. И про тебя король, и про Казимира, который обещал помощь.
— Заграница нам поможет, — саркастично произнес Иоанн. — Запад с нами!
— Что? — Не поняли все присутствующие.
— Я шучу, — улыбнувшись, произнес король. — Страсть Твери к союзу с Казимиром не может не вызывать смеха.
— Отчего же? — Нахмурился тверчанин.
— Друг мой. Речь не идет о независимости Твери. Тверь потеряла свой шанс стать центром кристаллизации Руси. Могла. Без всяких споров и разговоров. Но лет сто назад. Теперь же речь идет только о том, к какой державе Тверь присоединится. К Руси или к Польше, ибо Литва ныне под пятой Польши. И если я заинтересован в сохранении Твери как крупного города, то Польша может им пожертвовать, поняв, что не в состоянии захватить.
— А в чем твой интерес? — Не унимал этот гость тверской. — В городе много твоих противников. Поступить также как с Новгородом не выйдет. Ежели имущество противников передать сторонникам, а самих противников выселить в Юрьев-Камский, то туда отправиться едва ли не вся Тверь.
— У меня не так много людей, в отличие от Казимира. Поэтому даже своих врагов я стараюсь не убивать, а применять там, где мы сможем оказаться друзьями.
— Если у тебя мало людей, то зачем Твери идти на твою сторону. Ты ведь проиграешь в этой войне.
— Я разгромил Рязань.
— Похвально. Но Тверь — не Рязань. Мы слышали, что ты сумел в битве на реке, применив хитрость и дьявольское оружие, побить их защитников. В Твери же сейчас сидит большая часть городового полка. Да и кое-кто из союзников. Так просто наш город тебе не взять. Кроме того, за каждыми из ворот уже сооружены завалы. Отчего внезапного натиска не выйдет.
— Вы считаете, что способны дождаться Казимира?
— Мы просто хотим разойтись миром.
— Не я первым повел свои войска на войну. Не ваш ли князь оскорблял меня и мою супругу на поминках моего отца? Не ваш ли князь задумал разорить посад московский, пожечь его и увести богатый полон из моих людей?
— Но у него не получилось.
— Если ты пытался убить и не справился, это не оправдание. Ты хотел. Ты пытался. Как не оправдывает это и вас, ибо весь городовой полк вышел с ним.
— Мы просто хотим разойтись миром, — настойчиво произнес визави Иоанна.
— Я готов дать вам мир. Но только если вы присягнете мне на верность, признаете своим князем и выплатите виру.
— Государь, я не в праве давать тебе ответы на такие вопросы.
— Так возвращайся в город и передай мои слова. Пусть подумают над ними. Потому что, когда дождь закончится и все немного подсохнет, мои войска начнут действовать. И после первых выстрелов переговоры окажутся затруднительны.
— Я понял тебя, — поклонившись произнес этот переговорщик неофициальный и откланялся.
Иоанн же вернулся к делам насущным…
Он был уверен, что Тверь не примет его предложение. Но сделать его он считал своим долгом. Другой вопрос, что только сейчас он осознал, насколько неудачна его позиция.
Армия его была изнурена рывком сначала к Рязани, а потом к Твери. Где-то на лодках, на которых бойцы гребли. Где-то «своим ходом». И теперь уставшее войско оказалось в неблагоприятных климатических условиях. Причем войско ослабленное. Да, королевская дружина в целом выжила, хоть и сдулась с без малого четырехсот до трехсот всадников. Однако, куда более организованная и управляемая конница сотенной службы ушла с Ахмадом. А потери, понесенные во время речного боя, штурма Рязани, боя на переправе и маршевого перехода все одно имелись, хоть и были малыми. Впрочем, затянувшийся дождь мог легко их увеличить. Про порох же он старался не думать. Просто не думать. Да, всячески оберегал его от сырости, но мысли о его состоянии гнал прочь.
С порохом вообще были проблемы.
Понятное дело, что он употреблялся на Руси уже доброе столетие. Но весьма и весьма ограниченно. Из-за чего запасы «огненного зелья» у него имелись скромные.
Шесть легкий полевых орудий, четыре сотни аркебуз и шестьдесят семь ручниц-картечниц — приличный арсенал для местных реалий. И «пожирали» эти стволы отцовские запасы только в путь. Сколько он так на них протянет? Бог весть. Можно посчитать, но расход пороха шел достаточно непредсказуемый. Время от времени выяснялось, что бочонки с ним испорчены.
Сколько ему требовалось? Ну, на «выпуклый глаз».
Полевое орудие за выстрел «кушало» около фунта пороха, что картечью, что ядром. Что при расчете ста выстрелов на ствол требовало запасов в шестьсот фунтов.
Ручница-картечница — порядка четверти фунта за выстрел. При запасе в полсотни выстрелов, это требовало порядка восьмисот пятидесяти фунтов. Это было полезное, но специфическое оружие. Оттого и не особо ходовое, поэтому Иоанн вел расчет оперативных запасов из оценки всего полусотни выстрелов.
Аркебузы были самыми экономными и потребляли что-то порядка фунта пороха на две сотни выстрелов. Отчего четыре сотни таких «карамультуков» при расчете ста выстрелов на ствол требовало восемьсот фунтов «огненного зелья».
Совокупно по прикидкам Иоанна требовалось что-то порядка двух тысяч четырехсот — двух тысяч пятисот фунтов пороха. То есть, чуть за тонну. Много. Очень много. Начиная же эту войну, ревизия показала едва за полторы тысяч фунтов. И где брать порох еще Иоанн понятия не имел.
Он уже успел ознакомиться с местными способами производства «огненного зелья» и толком так и не понял, как у них вообще что-то получалось. Не говоря уже о том, что селитряницы работали медленно, имели крайне низкое КПД и чрезвычайно большой цикл. Года два, иной раз три. И было их мало. Так что все поступления от внутренней выделки пороховой не превышало как правило и двухсот фунтов в год. Причем порох этот был весьма поганый и очень гигроскопичный[1], ибо делали его не на калийной селитре или хотя бы натриевой, а на весьма поганых нитратах[2]. Все полноту ситуации усугубляла еще и сера, которая была строго привозной…
Дефицитность пороха заставляли Иоанна стараться, по возможности, уменьшать объем боевых действий. Сведя к минимуму расход «огненного зелья». Опасаясь, что в самый ответственный момент может наступить катастрофа. В его голове все было настолько мрачно, что он даже подумывал о том, что сжечь Тверь к чертям собачьим. Благо, что город был деревянный. И ежели по ночи начать обстреливать его из луков стрелами с подпаленной паклей, то все получится. Не хотелось бы, конечно. Очень не хотелось бы терять такой полезный и крупный город, но эта мысль время от времени стучалась в голове. Особенно после того, как малый боярин тверской сам ее озвучил, пусть и в искаженной форме…