— Что ты хочешь? — Спросил Иоанн на латыни, ибо не владел греческим.

— Не я, но мы. И мы хотим мира, — смиренно произнес Мануил, который также его разумел. — Ибо раскол среди православных вызывает в наших сердцах великую скорбь.

— И как ты себе это представляешь? Патриарх отзовет Киевского митрополита? Или может быть вернет мне мать с отцом?

— Мы все совершаем ошибки. Дионисий был вынужден выполнить приказ султана и назначить Киевского митрополита.

— Это очевидно, — кивнул Иоанн. — И зачем мне такой мир? Султан мой враг. А ты, его слуга. Каковым бы ни было твое хорошее отношение ко мне, ты все одно сделаешь то, что желает султан. Не вижу смысла прекращать нашу рознь.

— Султан не враг тебе. Он впечатлен твоими военными успехами, о которых последнее время только и разговоров в городе Константина. Он ищет мира с тобой. Ибо ему нечего делить с тобой.

Король задумался.

В принципе, ему был нужен мир.

Свою стратегическую задачу по завоеванию Волжского торгового пути Иоанн выполнил. И теперь нуждался в его освоении, а это много мирного труда. И ту массу войн, которую наш герой невольно развел вокруг себя, требовалось прекращать.

Со степью мало-мальски он разобрался, обескровил и поставил под формальный контроль. Так что время в десять-пятнадцать лет у него было. Наверное, было. Во всяком случае, он на это надеялся. Оставалось закрыть конфликт с султаном, который автоматически успокоит остатки недовольных в степи, и привести к миру «этого козлика» Казимира.

А потом со всем рвением начинать строить корабли и готовиться к затяжному военному конфликту на Балтике. Ибо прогрессирующий конфликт с Ганзой мог поставить крест на его торговом проекте. При этом, зная, как ганзейские купцы обдирали новгородских, пытаться договариваться с ними добром король не спешил. Для начала требовалось «открыть дверь с ноги» и «приласкать их оглоблей поперек хребта», чтобы разговор пошел в нужном русле.

— Хорошо, — нехотя произнес Иоанн. — Давай поговорим об этом. Что султан даст мне за мир?

— Но…

— Ты ведь понимаешь — Казимир мне не противник. А значит очень скоро мои руки будут развязаны, а душу станут греть амбиции. Ведь в Ромейской земле, что ныне под пятой магометан, хватает богатой добычи. А предки мои, что ходили в те земли походами, указали мне путь.

— У султана много воинов.

— У султана много воинов, но нет армии. Многое ли смогли дикие кельты при Алезии? У них тоже было много воинов, но не было армии. А у Цезаря наоборот. И он разбил их, многократно превосходящих числом.

— Ты не Цезарь! — В сердцах воскликнул Мануил.

— Почем знать? Я командовал в четырнадцати сражениях[6] и выиграл их все, даже несмотря на численное превосходство противника. И полевые битвы, и штурмы городов. И первое сражение выиграл, когда мне было всего десять лет.

Мануил замолчал, переваривая эти слова. Он слышал, что правитель Москвы успешен в войне. Но не настолько же? Это был аргумент. Сильный, крепкий аргумент, который Иоанн применил не столько для устрашения султана, сколько для того, чтобы в среде вокруг Патриарха был поднят вопрос старинной Симфонии[7].

Церковь православная, как и степь, уважала только силу, и подчинялась только силе, как еще в римские времена повелось. У католичества эта традиция давно ослабла, заменившись иными акцентами, а вот в православии сохранились. И Иоанн попытался сыграть от этой карты.

Да, лоб в лоб он с султаном еще не сталкивался. Но четырнадцать побед из четырнадцати в полевых битвах и штурмах всего за семь лет, да еще местами над численно превосходящим противником — это солидно. В то время как сам Мехмед, опираясь на опыт своих предков воевал иначе, стараясь создать на поле кардинальное численное превосходство с опорой на многочисленных иррегуляров. Да, у него были янычары и артиллерия. Но основу его войска все еще составляли феодалы-тимариоты, мало отличимые от степных дружинников, акынджи, азапы и прочие иррегулярные массовки. Он всюду воевал от толпы. А потому бил своих врагов не умением, но числом. В отличие от Иоанна, что заставило очень крепко задуматься Мануила, вызвав оттенок улыбки на лице Феофила. Он ведь был таким же православным и держался той же Симфонии, только, в отличие от своего предшественника на посту митрополита, раньше понял, на чью сторону нужно перейти…

[1] Колет в данном случае — это стеганый полукафтан с нашитой на него ламеллярной чешуей.

[2] Редуты известны с XVI века, поэтому в этом вопросе Иоанн оказался первооткрывателем.

[3] Минас-Итиль в переводе с синдарина «Крепость Восходящей Луны».

[4] С VIIIпо X век столицей хазар был город Итиль в устье Волги.

[5] Бастионы были известны в Италии с начла XV века, хотя популярность получили лишь с середины XVI.

[6] Иоанн лично участвовал в битвах при обороне Мурома (1468.04.29), на Шелони (1471.06.28), при Новгороде (1471.07.04), штурм Новгорода (1471.07.05–06), при Москве (1471.08.21), при Алексине (1472.07.28–29), при Москве (1472.09.01), на Оке (1473.05.02), штурм Рязани (1473.05.04), на переправе тверской дороги (1473.05.28), инцидент в Твери (1473.06.17), при Ржеве (1473.07.06), при Сарае (1475.05.05), при Хаджи-Тархане (1475.05.18)

[7] Симфония — традиция в православной церкви тех лет, согласно которой церковное руководство поддерживала того правителя, кто был сильным. А кем он был — не важно. Завоеватель-иноверец, бутовщик-повстанец или законный наследник — ровным счетом все равно. Главное, чтобы за ним была сила и реальная власть. Из-за этой традиции православие оказалось замешано в массе всевозможных заговоров и измен, способствуя дестабилизации политической обстановке в тех странах, где доминировало.

1476 год — 3 января, Москва

Иоанн вошел в гридницу, замер на несколько секунд, обводя взглядом присутствующих, и проследовал к своему месту во главе длинного стола. Сел. С полминуты помолчал. После чего глянув на Феофила, молвил:

— Расскажи всем, что тебе удалось узнать.

— Король Польский и Великий князь Литовский Казимир начал подготовку к войне. Наши люди при его дворе слышали, что он сумел договориться с большим наемным войском и теперь пытается склонить магнатов идти на войну с ним.

— И это было бы полбеды, — произнес Иоанн, когда митрополит замолчал, дав краткую выжимку. — Казимир мыслит не только идти войной на нас, но и земли наши обещает в уделы и кормления, соблазняя тем польскую и литовскую шляхту.

— Он так уверен в своих силах? — Спросил Василий Фёдорович Сабуров, что руководил пехотой полевого войска короля в должности магистра пехоты. То есть, был своего рода, главным начальником над пешими войсками, в то время как Даниил Холмский предводительствовал над регулярной конницей будучи магистром кавалерии. Оба при этом имели графские титулы[1].

— По слухам он договорился со швейцарцами и ломбардцами, — тихо произнес Феофил. — И, вероятно, еще с кем-то.

— Швейцарцев мы уже били.

— Что не отменяет главного — они представляют из себя очень серьезную угрозу. — Громко и отчетливо сказал король. — Их слава гремит по всей Европе. С кем не столкнутся — всех громят. Мы — исключение.

— К тому же, — решил дополнить Иоанна митрополит, — битва при Ржеве оказалась полна случайностей. Если бы они привели больше людей, то разбили бы нас без всяких сомнений. Казимир, скорее всего, это учел, как и недостатки своего прошлого воинства. Посему мы ожидаем большое войско. Много больше прежнего. Во всяком случае в Смоленске уже начали запасать припасы для него. И оно будет не только с большим отрядом пехоты, но и при артиллерии, и конных латниках, каковые без всякого сомнения будут предоставлены Ломбардией в немалом числе.