— Искал книги Яна Гуса и общался с его последователями.

— А они еще остались?

— Их хватает. В Богемии они живут целыми общинами при потворстве знати, которая хоть и склонилась перед Папой, но… сам понимаешь…

— Что же он задумал?

— В Богемии правит сын Казимира польского. И именно через Богемию пойдут войска швейцарцев и ломбардцев. Уверена, что Джан Батиста там не спроста.

— Собирается поднять мятеж гуситов? Вздор! Их никто не поддержит.

— По слухам он закупает книги и собирает слухи о том, как гуситы сражались. Местная знать вполне ему благоволит, благо, что у него есть деньги.

— А что король?

— Вынужден закрывать глаза. Ведь по словам Джан Батиста он собирает материалы для хроники. Ничего предрассудительного.

— Ясно, — кивнул Карл и вновь подошел к окну.

— Тебя это тревожит?

— Призраки гуситов? Нет.

— Иоанн?

— Что если он победит?

— Тем лучше для тебя.

— О нем и так говорит вся Европа.

— Ты ему завидуешь милый? А мне казалось, что ты уважаешь славных воинов. Он и с пехотой становился с пикой в руке, и конницу водил в атаку. Словно бы подражая тебе. Мальчик жаждет славы. Прямо, как и ты в юности…

Карл от этих слов дернулся как от оплеухи, но промолчал. Маргарет меж тем продолжала.

— Поговаривают даже, что ему бы родиться твоим сыном, дабы продолжить стяжать воинскую славу Бургундского дома.

— Поговаривают?

— Кулуары полнятся разных сплетней.

— И что мне делать?

— Позволь ему испугать Габсбургов.

— Испугать? Вот зачем Иоанн написал эту чертову книжку? Зачем? Он ведь заявил претензии на огромные земли и по меньшей мере три короны. А также на мои земли во Фландрии и Брабанте. Зачем эта игра?

— Для Луи.

— Ты думаешь?

— Он король далекой земли на востоке. Вряд ли он пойдет завоевывать Англию или Брабант. Даже если у него все получится, разрываться на две столь удаленные державы будет непросто. А Иоанн, судя по отзывам Антуана, человек разумный. А значит он не для тебя писал эту книгу. Он пытается смутить Луи и Габсбургов. Ведь твои попытки навредить ему очевидны для всех. Зачем герцогу Бургундии помогать Казимиру разгромить какого-то непонятного короля на востоке? Да еще временно отказавшись от своих претензий на Лотарингию? Вот.

— Слишком запутанно.

— Я имела разговор три месяца назад в Брюгге. И меня заверили, что город всецело на твоей стороне, и что никакой там древний норманн не в праве владеть Фландрией.

— А если это не уловка?

— Милый, это уловка. Поверь моей интуиции. Причем в книге Иоанн явно не заявляет свои права. Он говорит о том, что его предок правил Фризией. После же смерти его вотчину передали не законному наследнику, а непонятно кому. Это можно по-разному трактовать. В любом случае, это нам… тебе на руку, потому что в Конфедерации уверены — ты обижен и потому поддерживаешь их, предоставив денег Казимиру. Мальчик все правильно рассчитал.

— Но Антуан не называет его искусным в интригах.

— Я бы не стала доверять таким оценкам. Если он выжил в том, аду, что вокруг него творился, то наверняка умен и ловок. Другой вопрос — что он хочет. Это щедрый подарок тебе. И если мальчик разобьет конфедератов с ломбардцами, то ты окажешься ему должен. Крепко должен. Долг этот, конечно, можно и не отдавать, но… — развела она руками и мило улыбнулась.

[1] В те годы иллюминациями называли иллюстрации.

[2] Гарольд II Годвинсон происходил от Годвина, который был внуком короля Уэссекса Этельреда I, разбившего первое Великое воинство викингов.

1476 год — 11 мая, Смоленск

Прекрасно зная о том, что Казимир уже начал кампанию против него, а из глубин Европы медленно, но верно надвигается серьезное войско, Иоанн решил действовать на опережение. Просто потому что не видел никакого смысла сидеть на попе ровно и ждать у моря погоды.

Поэтому, сразу как просохла земля, он выступил со своим войском к Смоленску, объявив воинский сбор еще зимой. Чтобы из Новгорода, Твери, Рязани и других городов отряды успели подойти по снегу. Да, это создавало увеличенную хозяйственную нагрузку на Москву. Но он к ней готовился уже несколько лет, заведя при своей столице «государевы склады».

В любом случае, собравшись до весенней распутицы, войска имели время попросту притереться друг к другу. А сам король, инспектируя их снаряжение, имел возможность что-то исправить или дополнить. Мало ли? Та же пехота с пришедшими в негодность ботинками далеко не уйдет. Так что Иоанн свет Иоаннович с самым пристальным вниманием проверял роту за ротой.

И надо сказать, что находил массу всяких «косяков» и промахов. Бывшие дружинники, ставшие командирами пехоты, относились к своим подчиненным — вчерашним крестьянам — попустительски. Да, предписанное делали, но соблюдая букву предписания, а не дух. За что король давал им втык. А особенно зарвавшихся даже отстранял от службы и сажал в холодную, ставя вместо них заместителей, на глазах которых бывших начальников и мордовали. Да перед строем. Да с подробным пояснением — за что и почему, дабы каждый пикинёр и аркебузир знал о том.

Инспекции касались не только снаряжения и вооружения.

Король каждый день принимал пищу из котла походной кухни той или иной роты, проверяя качество еды и, заодно, общаясь со служивыми. Не только пехотой, разумеется. Внимание к кавалерии и артиллерии он уделял не меньше. Но там особо не шалили, особенно в артиллерии, которая была его любимым детищем.

И обозы…

О обозы! К ним у короля был особый, пристальный интерес. Он ведь крепко помнил довольно расхожую фразу Суворова о том, что интендантов нужно вешать без суда и следствия после нескольких лет службы, ибо есть за что. Поэтому он носом рыл и ничему не доверял «на слово», ибо и ему, и всей Руси предстояло большое испытание. И обгадиться в нем из-за чьей-то глупой оплошности Иоанну не хотелось.

Так или иначе, но всю распутицу войско простояло у Москвы, а как земля просохла — выступило на запад — к Смоленску. Опираясь при том по ходу движения на организованные по зиме военные склады. Тащить с собой весь ворох продовольствия он не желал, поэтому, готовясь к войне, формировал запасы на приоритетных направлениях кампании. Отчего его продвижение оказалось весьма быстрым. Слишком быстрым, по мнению ратных людей Польши и Литвы, засевших в Смоленске…

— Чего-то их слишком много, — мрачно произнес боярин Лев Борисович Глинский.

— Пешцы же, — возразил князь Иван Юрьевич Мстиславский, наместник Витебский и Минский, прибывший со своими людьми на помощь Смоленску, который, без всякого сомнения, шел осаждать Иоанн.

— При Ржеве эти пешцы нам так наподдали до сих пор бока болят.

— А, — махнул рукой Иван Юрьевич. — По-всякому могло сложиться. Просто не повезло.

— А вот, гляди, конница. Всадники один к одному, что те — с копьями длинными, что те — с луками. Словно братья близнецы.

— Робеешь?

— Опасаюсь, что город мы не удержим.

— Не робей. Бог даст отобьемся. Вона стены какие.

— В Новгороде и Рязани тоже были стены.

— Типун тебе на язык!

— Гляди, едет кто-то… — перебил их начинающуюся перепалку кто-то из иных бояр.

Тем временем кавалькада из десятка всадников подобралась к городским воротам метров на пятьдесят. Их предводитель, что стоял рядом с знаменосцем, достал какое-то странное приспособление в виде конуса с ручкой. Приложил его ко рту и начал вещать:

— Милостью Божьей король Руси и каган Великого травяного моря Иоанн свет Иоаннович предлагает славным смолянам добровольно перейти под его руку. Дабы крови христианской не лить и разорения не учинять. А коли до вечера доброй волей не поклонитесь, то быть бою смертному и разгону[1] лютому по всему городу на усладу войска.

После чего десятка всадников удалилась, не дожидаясь ответов или каких-либо реакций. Титул уж больно людей смутил.