[5] Иоанн заменил аркебузирам берендейку поясным патронташем с газырями.

[6] Среди прочего снаряжения пехоты король ввел небольшой ранец (в духе немецкого времен ПМВ) для личных вещей и просторный плащ с капюшоном из шерсти, который увязывался скаткой вокруг ранца.

[7] Одно из самых ранних изображений бердыша — Псалтырь с часословом Гийю де Буалё середины XIII века.

[8] На Русь бердыши появились не раньше 1590-х годов.

[9] Бердыши типа III по диссертации Олега Двуреченского.

1475 год — 18 мая, Хаджи-Тархан

Прошло чуть больше двух недель с момента битвы при Сарае, как Иоанн вновь увидел с борта своего корабля неприятеля, окопавшегося у глинобитного города. В этот раз им оказался Хаджи-Тархан.

Невысокая каменная стена окружала этот город со стороны степи, сложенная, как и в Сараей, просто так. То есть, навалом. Со стороны реки же его формально не прикрывало ничего, кроме специально устроенных позиций янычар. Те догадались выставить перед собой теперь не просто плетеные щиты, а различные корзины, наполненные землей и песком. Что формировало своего стенку, вполне недурно прикрывающую от пуль и картечи. Командир янычаров сделал правильный вывод из сражения при Сарае и постарался избежать нового фактически расстрела своих подчиненных.

Кроме янычар за этой импровизированной стеной располагались и другие войска. Немного местного городского ополчения и немного наемников или союзников с северного Кавказа. Король не сильно в них разбирался, тем более, что традиционных для региона форм одежды они еще не носили, так что доверился мнению своего советника, который встречал их на торжище у старого Юрьева-Камского.

Старого потому что после смерти Юрия Васильевича, король велел делать так, как он планировал изначально. То есть, ставить город в стратегически более удобном для России месте. Поэтому к 1475 года город опустел и был разобран на строительные материалы. А Юрьев-Камский перенесли южнее, туда, где в XXI веке находился поселок Камское Устье. Дабы город контролировал слияние Волги с Камой, а также выступал центральным узлом для переправы в этом месте. С перспективой строительства понтонных мостов, находящихся под присмотром государевым.

Так вот, этот советник и распознал в мелькающих за корзинами с землей людях — воинов каких-то северокавказских племен. Кроме того, в многочисленных мелких деревушках и усадьбах, что окружали Хаджи-Тархан виднелись вооруженные всадники — степные дружинники. Но не значительно массой собранные, а словно бы курсирующие там малыми группами и наблюдающие за ситуацией. Менгли Герай, видимо, опасался не только «речных гостей», но и степных. Ведь поражение при Сарае в значительной степени реабилитировало положение Тимур-хана как вассала короля Руси. Степь она всегда понимала только одно — силу. Кто сильнее, тот и выше стоит. Поэтому в свое время так легко и подчинилась войскам Чингисхана — в глазах простых кочевников не было никого во всей округе, кто мог бы с ними соперничать.

Сейчас же происходило что-то аналогичное. Сначала битва при Алексине, в которой Большая орда с союзниками потеряла очень много воинов. Настолько много, что все вокруг зароптали, поговаривая с уважением и трепетом о бойцах в красных гербовых накидках с золотым восставшим львом. А теперь еще и сражение при Сарае, в котором Иоанн легко и непринужденно разгромил довольно крупные войска Менгли Герая, подкрепленные артиллерией и аж тысячей прославленных янычар.

А ведь была еще и Крымская кампания прошлого года, в которой дядя Иоанна разгромил османское войско в полевом сражении, а потом занял Кафу, тупо вырезав ее защитников. Османов, кстати. Да и союзников-татар, что вздумали бунтовать, без всяких проблем выбил оттуда. А еще гуляли слухи о иных победах короля Руси доходили. Штурмах городов и полевых битвах против воинов Новгорода, Твери, Рязани и Литвы. И даже каких-то там швейцарцах, о которых генуэзские и венецианские купцы и прочие путешественники, в то время «гулявшие» по степи, отзывались в высшей степени уважительно.

Менгли Герай боялся.

Он совсем не был уверен даже в победе против этого речного воинства. Хотя полагал, что янычары в предыдущем сражении нанесли Иоанну достаточно урона, дабы ослабить его в должной степени. Вон какие тучи стрел в небе были!

Но это — ладно. В этом вопросе он был просто не уверен и готов побороться. А что делать со степью? Ведь она пойдет только за сильным. И Иоанн таковым себя показал. А значит на сторону Тимур-хана перейдут колеблющиеся…

Король же сидел в Сарае так долго, поджидая Тимур-хана, с которым следовала и его собственная конница. Но совсем по другой причине.

Хан Большой орды сумел к Сараю подойти, имея под рукой всего полторы тысячи всадников. Степных дружинников. Но бедных и слабо снаряженных, так как орда не успела оправиться от битвы при Алексине и Крымского «замеса». Да и столкновение с войсками Менгли-Герая привели к определенным потерям. Так что лоб в лоб Тимур-хан пока еще не мог соперничать со степным войском бывшего крымского хана. Пока еще. Ибо от того начался отток сторонников, именуемый в просторечье дезертирством. Для раннефеодального общества, впрочем, обычное дело.

Но ждать Иоанн не мог, хоть и понимал, что месяца два-три и под рукой его союзника уже окажется тысячи три или даже больше всадников. Не самых надежных и верных, однако, сути это не меняло. Можно было выиграть войну простым ожиданием. Но это не поднимало его рейтинг силы. Поэтому выступил он не только по реке двумя пехотными полками при поддержке артиллерии, но и отправил с Тимур-ханом свою регулярную конницу. Всю, кроме той роты улан, что «ускакала» в Крым.

А ее у короля прибавилось. Не самой лучшей выездки и выучки, но прибавилось. К 1475 году он уже обязал Новгород, вместо городового полка, содержать по роте улан с гусарами и две роты аркебузиров. Рязань, Тверь и Владимир также были обязаны содержать по роте гусар и роте аркебузиров[1]. Так что, с Тимур-ханом выступили две роты улан и пять рот гусар, то есть, считай степняков, облагороженных и нормально вооруженных после поступления на королевскую службу. А это две тысячи сто вооруженных до зубов всадников под командованием Даниила Холмского на хороших конях, в ламеллярной чешуе и шлемах[2]. Да еще с обозным хозяйством. На их фоне Тимур-хан со своими сторонниками выглядел бедным родственником как численно, так и качественно.

Шестьсот конных копейщиков и тысяча пятьсот конных лучников. И если гусары были еще довольно слабо приведены к «регулярности», находясь пока на пути к ней, то уланы в полной мере относились к кавалерии развитого Нового времени. Они умели сражаться в конном строю, наносить таранный удар длинными пиками и в целом хорошо слушались команд, представляя собой «причесанный» аналог крылатых гусар Речи Посполитой века этак XVII. Разве что без кирас и без крыльев[3], да организованные по принципам века XVIII.

Понятное дело, что за один-два и даже три года не получить нормальной кавалерии развитого Нового времени. Но, учитывая, что те же уланы комплектовались исключительно из бывших дружинников, и среди них насаждалась строгая дисциплина с субординацией, то Иоанн сумел в этом вопросе продвинуться очень далеко и достигнуть результатов видных «невооруженным взглядом».

Именно эта кавалерия, формально подчиненная Тимур-хану и подошла к Сараю. Но к битве она не успела. А так бы под Сараем все и закончилось. Поэтому Иоанн предпринял новую попытку и выступил к Хаджи-Тархану. Но ему на стругах туда идти было день-два. А коннице больше. Поэтому он дал возможность ей передохнуть после долгого перехода и отправил вперед, обходить неприятеля по дуге. Так, чтобы он вновь не сбежал. И вот теперь, уверенный, что они уже обошли Ходжи-Тархан и заходят к нему со стороны Кумы, решился на атаку.

Струги короля, как и при Сарае, шли линейным строем в некотором отдалении от берега. Метрах в двухстах[4]. Чтобы по ним точно никто не мог достреливать из обычного в этих местах оружия.