— Тогда нам только остается мириться с Патриархом, — тихо произнес Иван Юрьевич Патрикеев.

— А что это нам даст? Патриарх слуга султана и служит только ему. Оттого и станет действовать в интересах своего сюзерена. А у нас с ним война и конфликт, причем неразрешимый.

— Мануил же говорил о том, что вам нечего делить, — удивился Феофил.

— Я тоже это могу сказать. Для красного словца. На деле же нам миром там не разойтись. Сам подумай. Торговлю персидскую в обход осман пытаюсь наладить? Пытаюсь. Занял три ключевых центра работорговли в регионе[3]? Занял. А ведь степь с подачи султана занималась массовым отловом и продажей в рабство людишек. В том числе и наших с вами. А султан, который контролировал эту торговлю «живым товаром», получал с нее огромные прибыли. Как бы не большие, чем от персидской торговли. А ведь я еще со Стефаном, князем Молдавии дружбу дружить начал. Тоже боль для султана. Куда не сунься — всюду боль. А значит, что?

— Война неизбежна. — Резюмировал Феофил.

— Это, само собой. И сейчас мы можем заключить только перемирие, как бы его ни назвали. Но главное в другом. Если мы вернемся в подчинение Патриарха, то он наводнит Русь своими людьми и духовенство наше вновь станет не союзником нашим, а врагом. И вновь Русь станут раздирать распри, провоцируемые православными слугами султана.

— Получается, что выбора нет? — Удивленно спросил Холмский.

— Есть еще два варианта. Но они тоже не без недостатков.

— Какие же? — Оживился Феофил.

— Можно потребовать автокефалии нашей церкви. Это было бы благостно. Но султан на это не пойдет, не желая терять такой рычаг воздействия на нас. А мы… у нас просто нет должно обученных людей, чтобы претворить ее в жизнь, даже если он согласится.

— Пожалуй, — кивнул митрополит, глазки которого, впрочем, заблестели. Стать патриархом ему очень даже захотелось. — А четвертый вариант?

— Поднять знамена Яна Гусса.

— ЧТО?! — Ахнул Феофил.

— Это сразу привлечет к нам массу его сторонников, что во многом решит проблему нехватки образованных священников. А заодно почти наверняка спровоцирует несколько волн религиозных войн. Другой вопрос — надо ли нам это? Да, мы посеем раздор что в Риме, что в Константинополе, получив духовную независимость. Но окажемся вовлечены в весьма продолжительные войны и разругаемся не только с греками, но и латинянами. Хотя… если посмотреть на ту политическую обстановку, в которую нас эти греки с латинянами поставили я не уверен, что сейчас ситуация лучше.

В гриднице наступила тишина. Все переваривали слова Иоанна. А тот переводил взгляд с одного на другого. И отслеживая реакцию. Наконец, когда королю надоела эта игра в молчанку, он подбросил «петарду в костер»:

— В принципе мы еще ислам можем принять…

— ЧТО?!

— КАК?!

— НЕТ!

— НЕМЫСЛИМО!

— Согласен с вами, друзья. Я также воспринял это предложение одного имама. Ведь это нам ничего не дает. Конфликт с султаном останется там, где и был. Только к нему добавиться обостренное противостояние со всеми христианскими державами.

Феофил хмыкнул и с усмешкой спросил:

— А как же спасение души?

— Спасение души, друг мой, вряд ли зависит от того, кому верующие платят десятину. Вера она в сердце, а не в церкви и не в кошельке. Церковь лишь поводырь, дабы заблудшие смогли найти дорогу к Богу. Не к спасению, а к Богу. Спасение утопающих, дело рук самих утопающим. Им можно только бросить бревно, чтобы они схватились за него и выплыли. Но сделать они это смогут только сами. Или ты скажешь, что Патриарх, что предал интересы своей паствы и верной собачкой служит султану-иноверцу, поможет людям приблизится к спасению души? Или может быть Папа, что погряз в стяжание светской власти и денег, лучше?

Бывший новгородский архиепископ, являвшийся в первую очередь администратором, и только потом священником, улыбнулся, принимая доводы своего сюзерена. Ему, в сущности, было плевать. Потому что он и сам стремился к стяжанию личной власти и богатства. Да и вокруг него были такие же люди. А те, что увлекались более духовным развитием, уходили во всякого рода пустыни и глушь, дабы заниматься чем-то в корне ему непонятным…

Это разговор получился долгий. Ведь кроме обсуждения политической обстановки требовалось продумать общую стратегию предстоящей войны. Что само по себе было непросто. Ибо хватало и тех в окружении Иоанна, что, испугавшись великого войска, собираемого Казимиром, предлагали играть эту партию от обороны. Но обороной войн не выигрывают.

[1] В королевстве Русь осенью 1473 года была утверждена титулярная табель о рангах, по которой все население королевства было разбито на 15 категорий: рабы (холоп — раб, челядь — временный раб, закуп — долговой раб), свободные люди (бонд — свободный человек), дворяне (юнкер, рыцарь, баронет), бояре (барон, виконт, граф, маркиз, герцог) и августейшая фамилия (принц, наследник, король). После чего началась процедура приведения населения к этой норме, начав с аристократов. Это был первый шаг административной реформы, начатой Иоанном.

[2] Таким образом Иоанн планировал привлечь на свою сторону в предстоящем военном конфликте ресурсы Ганзы, способной выставить довольно крупное наемное войско для поддержки Тевтонского ордена в этой кампании.

[3] Центром работорговли региона была Кафа. Плюс Казань и Хаджи-Тархан, которые играли вспомогательное значение, выступая скорее филиалами Кафы.

1476 год — 27 февраля, Дижон

— Получилось! Получилось! — Радостно восклицая ворвался Великий бастард Бургундии в кабинет к своему брату — Карлу Смелому.

— Что получилось? — Раздражено спросил тот, едва пять минут как уединившийся с супругой.

Герцога, конечно, это вторжение разозлило. Но он уже привык. За восемь лет их совместной жизни их с супругой почти никогда не оставляли наедине. То в разъездах приходилось быть, то в делах каких-то, то вот такие вот … врываются. Из-за чего и с интимными отношениями, а как следствие, и с детьми, имелись категорические трудности. Ведь дети от благих намерений не зачинаются. А Карла немало беспокоило то, что у него всего один ребенок, да и тот дочь.

— Швейцарцы собираются в поход! — Воскликнул Антуан. — Большой толпой! И Ломбардцы вместе с ними!

Карл нервно дернул щекой. Ему не хотелось участвовать в этой авантюре, но супруга и братец уговорили.

Маргарет Йоркская была для него, наверное, самым полезным человеком во всем его государстве. Именно на ней «висели» обширнейшие административные задачи и целый пласт дипломатии, как внутренней, так и внешней. Поэтому кому-кому, а ей Карл доверял, не только как жене, но и как другу, сподвижнику и соратнику.

А единокровный брат? Он был его полной противоположностью, отчего выступал этаким гармоничным дополнением. Особенно отличаясь в своих сексуальных похождениях и прочих авантюрах. Чего он только не вытворял! Даже как-то под шумок умудрился выудить у Людовика XI двадцать тысяч золотых экю за «предательства брата», а потом вместе с Карлом посмеялся над «парижским лопухом». Дружные с детства они не растратили доверия и в возрасте. Антуан был безоговорочно предан брату, а тот это понимал и с огромным удовольствием принимал.

Вот эти два человека и уговорили Карла после поражения в битве при Эрикуре в 1474 году пойти на одну уловку. Начать раздувать военные неудачи швейцарцев на Руси, стремясь максимально высмеять общины этой Конфедерации. Исподволь. Дескать, король Руси надсмехается над этими «козопасами», которых без всяких трудностей разогнал «ссаными тряпками». И, параллельно, работать с Казимиром, дабы тот плотнее окучивал этих ребят.

Именно Карл дал взаймы своему августейшему брату, чтобы тот рассчитался со швейцарцами. Именно он сумел договориться с финансовыми кругами Фландрии, Брабанта и Артуа о том, чтобы предоставить Казимиру крупные кредиты на войну под залог определенных концессий в Польше и Великом княжестве Литовском.