– Что вы де…

– Я хочу, кавальери, чтобы вы мне почитали. Если я буду внимать вам, я не смогу смотреть на вас. Я никогда не услышу ни единого слова, что вы произнесете от себя. – И она кивком указала юноше на дверь, предназначенную для священника.

Чувства переполняли Марьотто, поэтому он не протестовал, даже когда Джаноцца закрыла за ним дверь. Она успела заранее зажечь свечу в исповедальне. Сама Джаноцца вошла в келью для кающегося.

– Простите меня, отец, ибо я согрешила.

Первые три вопроса, какие обычно священник задает исповедующемуся, застряли у Марьотто в горле.

– Прочти трижды «Славься, Мария» и подойди поцеловать меня.

– Ах, отец! – воскликнула девушка. – Если вы не можете придумать ничего другого, лучше начинайте читать.

Марьотто послушно расстегнул застежку переплета и раскрыл книгу. На фронтисписе имелась надпись. Перевернув страницу, юноша прочел:

– Nel mezzo del cammin di nostra vita…[54]

Барджелло оказался прав: Скалигер действительно вернулся в палаццо через час. Ни на лоджии, ни в гостиной к тому времени почти никого не осталось. В гостиной Скалигер обнаружил только Антонио, Пьетро и Виллафранка – они лежали на кушетках, сдвинутых, чтобы сподручнее было раздавить бутылку. Окровавленные подушки свидетельствовали, что кушеткам место теперь не в гостиной, а на свалке. Фракасторо и Морсикато наложили повязки и ждали, не появятся ли еще пострадавшие. В дальнем углу на топчане распластался мертвецки пьяный Марцилио да Каррара.

– Надеюсь, вы не все вино выпили, – произнес Кангранде. На нем по-прежнему не было фарсетто, однако рубашка стала заметно чище за счет растаявшего снега.

Пострадавшие обернулись на голос. Оба доктора подхватили Кангранде под руки и заботливо усадили на кушетку.

– Вы двое хорошо дополняете друг друга, – заметил Кангранде, взглянув на Антонио и Виллафранка. – А со своими лубками тянете на переплет увесистого тома.

– Да, лучше и правда пустить меня на переплет – хоть какой-то толк будет, – проворчал Виллафранка.

– Довольно самоедства – я не собираюсь выгонять тебя с работы.

– Вы поймали его? – встрепенулся Пьетро.

На лице Кангранде отразилось отвращение.

– Нет! Он исчез! Как в воду канул! Как сквозь землю провалился! Как… как будто он не человек, а призрак.

– Наверняка у негодяя сообщники, которые успели снять для него комнату. – Пьетро озвучил их с Антонио и Виллафранка предположение.

– Мои люди обыскивают все дома до самого Римского квартала. Ты спросишь, почему я уверен, что его не найдут? Да потому что он колдун!

– Некромантия – не единственное объяснение, – заметил Морсикато, ощупывая рваную рану на плече Кангранде. Фракасторо шлепнул Морсикато по руке. Морсикато руку отдернул, не забыв сложить пальцы в кукиш.

– У вас много врагов, мой господин, – произнес Виллафранка.

– Гм. Не понимаю почему.

Подчиняясь доктору, Кангранде улегся на свободную кушетку. Фракасторо принялся накладывать швы. Под рукой у него был целый арсенал иголок. Капитан закрыл глаза, но на лице его не дрогнул ни один мускул. Лишь когда доктор замешкался с иглой в руках, Кангранде рявкнул:

– Авентино, черт тебя подери! Ты не хочешь мне обезболивающего дать?

– Разумеется, мой господин, – с готовностью отвечал Фракасторо. – Я как раз ждал, чтобы вы попросили. – И Фракасторо передал хозяину флягу.

– А нас-то! – возмутился Антонио. – А нам-то вина не дали!

– Все потому, что не вы предоставляете мне пищу и кров, – усмехнулся Фракасторо.

– Как себя чувствует Ческо? – спросил Пьетро.

Скалигер сделал большой глоток из фляги.

– Надеюсь, заснул. Он не очень пострадал.

– Мерзавец немного помял его своими ручищами, – произнес Морсикато. – А так ничего.

– А где ваша тень, Капитан? – подал голос Виллафранка.

– Мавр охраняет дом Катерины. Он там пробудет всю ночь.

Виллафранка рассердился.

– Я выставил вокруг дома донны Катерины целый отряд. Мои люди на милю никого не подпустят к мальчику.

Выставил – молодец. А мавр несет дозор сам по себе.

– Ишь ты, – проворчал, будто вслух подумал, Морсикато. – Этот мавр однажды предсказал, что я, ежели отправлюсь в дальние страны, прославлю свое имя.

– И что же тебе не по нраву? – удивился Кангранде.

– Ненавижу путешествия, – признался Морсикато. – У меня морская болезнь.

Барджелло, трясшийся над честью фарсетто не меньше, чем над собственной сломанной лодыжкой, осушил ближайшую бутылку.

– Кстати о предсказаниях. Как вы думаете, Капитан, похищение малыша имеет отношение к прорицательнице?

Кангранде вздрогнул и неопределенно пожал плечами.

– Я слышал, девушку убили, – проговорил Морсикато. – Куда вы дели труп?

– Я нанял актеров – они его и сожгли, – не без гордости отвечал Виллафранка.

– Нужно было позвать нас. – Морсикато жестом обвел Фракасторо и себя.

Доблестный барджелло покачал головой:

– Сам Господь Бог не смог бы ее спасти.

– Синьор Морсикато имеет в виду, – перебил Фракасторо, – что мы немало рассказали бы о ее смерти. Господь свидетель, через наши руки прошли сотни раненых. Характер раны часто указывает на убийцу.

– Вот как! Хорошо, я учту на будущее. – И барджелло громогласно рыгнул.

– Полагаю, мы и так знаем, кто убил прорицательницу, – произнес Кангранде. Фракасторо снова взялся за иглу, и Кангранде скривился от боли. Морсикато открыл было рот, желая что-то предложить, однако испепеляющий взгляд Фракасторо заставил его ограничиться пассивным наблюдением. Кангранде никому не доверял свои раны, кроме своего личного врача.

– Воронье пугало, да? – сказал Пьетро.

– Пугало? Отличная кличка, – одобрил Кангранде. – Видимо, убийство прорицательницы было только предупреждением.

– Как это? – удивился Пьетро.

Виллафранка рассказал о странном положении головы убитой девушки. Кангранде фыркнул.

– Великолепное contrapasso. Наверно, убийца – большой поклонник твоего отца, Пьетро.

– А при чем здесь мессэр Данте? – не понял Антонио.

– А при том, что у него в «Аду» прорицатели и гадалки несут такое наказание – их лица повернуты задом наперед за попытки заглянуть в будущее, – объяснил Пьетро.

– Значит, кем бы ни был убийца, он своим поступком выразил отношение к предсказанию, – подытожил Морсикато.

– Или же у него извращенное чувство юмора, – предположил Кангранде.

– Все это интересно, но кто же такой похититель? – гнул свое Антонио. – Чего ему надо?

– Кто он такой, мы выясним. У нас уже есть зацепка. Ческо сорвал с негодяя цепочку, а на цепочке был медальон, каких я отродясь не видывал. А чего ему надо, мы у него спросим, когда поймаем.

Барджелло решился высказать свое мнение:

– Может, мерзавец похитил мальчика с целью выкупа. Если Виллафранка рассчитывал на вспышку гнева со стороны Кангранде, его ждало жестокое разочарование.

– Мой господин, должен ли я присоединиться к поисковому отряду? – Пьетро поднялся. – Я прекрасно запомнил похитителя.

– Боже упаси! – Кангранде своим восклицанием опередил обоих докторов. – Ложись, отдыхай. Вон как тебя леопард разукрасил. Утром зайдешь ко мне. Только не спеши – чует мое сердце, дел будет невпроворот. – И Скалигер закрыл глаза.

– Как поступят с леопардом? – поинтересовался Морсикато.

– Дель Анджело считает, зверя надо умертвить. А я считаю, зверь защищался и потому должен жить. Мы это завтра решим.

– Одного не понимаю, – горячо воскликнул Пьетро, – как похитителю так быстро удалось выбраться из палаццо?

– Проверим. – Скалигер приоткрыл усталые глаза. – Сегодня столько всего произошло, Пьетро, что я совсем забыл о хороших манерах. Завтра напомни мне поблагодарить тебя. Еще раз.

Пьетро покраснел. Антонио подмигнул ему. Скалигер закрыл глаза и, кажется, перестал реагировать на стежки Фракасторо.