Морсикато дал Пьетро последние указания по уходу за рваными шрамами на лбу. Пожелав всем спокойной ночи, Пьетро с трудом, опираясь на костыль, поднялся.

Антонио дернул его за рукав, и все усилия юноши пошли насмарку. Зато Антонио смог сказать ему на ухо:

– А где все время был Мари? Почему он тебе не помог?

– Он… он разговаривал… – Пьетро замялся, – он разговаривал с твоей невестой. На лоджии. Наверно, он даже не успел сообразить, что произошло. Дело ведь заняло всего несколько минут.

– Ладно, по крайней мере, они нашли общий язык, – проворчал Антонио. – Новость хорошая. А что, если б не нашли? – Антонио сел на кушетке в ожидании носилок, которые должны были доставить его домой.

Пьетро вышел из импровизированного лазарета и пересек коридор. У парадного входа Баилардино да Ногарола отряхивал снег с сапог. При виде Пьетро он устало улыбнулся.

– Вот это смельчак так смельчак. Клянусь, поеду на Родос, стану госпитальером. Рад видеть тебя на ногах, Пьетро.

– А я рад быть здесь, мой господин, – отвечал Пьетро.

– Говорят, леопард едва не раскроил тебе череп.

– Так и есть, мой господин.

– Что ж ты в лапы ему полез?

– По глупости, мой господин. – Пьетро указал на повязку над правым глазом, скрывающую следы когтей.

– Боже всемогущий! На полпяди бы ниже – и глаза как не бывало!

– Ничего, котик меня просто погладил. Похитителя не нашли?

Баилардино покачал головой.

– Никаких следов. По крайней мере, в домах к западу отсюда. Мои люди до сих пор ищут, но я обещал Кэт справиться о твоем здоровье. О твоем, брат, о твоем! Знаешь что: кончай-ка ты рисковать жизнью ради нашей семьи. А то Кэт поседеет до времени. – Баилардино опустил массивную, красную, как кусок говядины, руку Пьетро на плечо. – Ты ей нравишься, парень. А вот новый шрам твой Кэт не понравится. Да и я от него не в восторге.

По ближайшему от них гобелену точно ветерок пробежал. А ведь все окна и двери были закрыты. Пьетро и Баилардино насторожились. Гобелен слегка топорщился – они не заметили этого раньше потому, что на ткань падала густая тень.

Баилардино вскинул брови, увидев, что Пьетро взял костыль наперевес.

– Да, – громко повторил Баилардино, вынимая меч из ножен, – мы все очень полюбили тебя, Пьетро.

Пьетро сделал шаг к гобелену, прислонился плечом к каменной стене и ударил по бугру костылем.

Бугор взвыл. Из-под гобелена выскочил маленький Мастино делла Скала. Он потирал плечо с видом оскорбленной добродетели.

– Дядя Баилардино, спрячь свой меч!

Пьетро опустил костыль и погрозил Мастино кулаком.

– Тебе уже раз сказали: не смей шпионить.

Мастино смотрел злобно, как волчонок.

– Ты за это заплатишь! – крикнул он и бросился к двери под лестницей.

Баилардино вложил меч в ножны.

– Вот паршивец. Мало его секли. – Баилардино поежился. – Здесь чертовски холодно!

– Наверно, тяжело было после забега опять выйти на улицу.

– Кстати о забеге, – вспомнил Баилардино. – Передай своему приятелю Монтекки, что такой ловкости рук я никогда не видывал. И что мне все известно.

– О какой ловкости рук вы говорите? – нахмурился Пьетро.

– О той самой, что он проявил там, где должен был проявить ловкость ног. Ох и скользкий тип этот Марьотто, что твой гусиный помет.

– Что он сделал?

– А вот что. Крошка капуанец должен был победить. И Монтекки это знал. Вот почему он схватил Капуллетто за ноги. Стащил, стало быть, его с пьедестала и дорогу себе расчистил, – усмехнулся Баилардино.

Пьетро похолодел.

– Откуда вы знаете?

– Мне ли не знать, если наш маленький Капуллетто рухнул прямо на меня! Имей в виду, если б я мог сам такое сотворить, уж я бы своего не упустил. Эти двое еще сопляки – но и я неплохо пробежал, для старого-то кулика. Скажешь, нет?

– Да, – рассеянно отозвался Пьетро.

– Кангранде в гостиной? Пойду-ка скажу этому селезню, что и старые кулики еще хоть куда – любую курочку затопчут. А потом и домой, к Кэт – успокою ее, совру, что ты не ранен. Кстати, она хотела тебя видеть. Приходи завтра, только не раньше полудня – по утрам ее мутит.

Пьетро обещал, они пожелали друг другу спокойной ночи, и Баилардино направился в гостиную.

Пьетро очень хотелось пересечь пьяцца дель Синьория, подняться в комнату отца в Domus Bladorum и лечь в постель. Однако он, несмотря на нечеловеческую усталость, решил проверить палаццо. Марьотто нигде не было. Пьетро думал постучать в комнаты, где остановились падуанцы, и спросить, вернулась ли Джаноцца, но так и не решился.

Через час Пьетро, чуть живой, приковылял домой. Поко до сих пор развлекался где-то в городе, отец же писал, скрючившись за столом.

– Тебе не помешает лампа, сынок? Меня посетила Муза.

И похищение ребенка, и бой с леопардом укрылись от внимания Данте – неудивительно, раз у него случился приступ вдохновения. Данте не заметил даже свежей повязки, увенчавшей его сына. Пьетро промычал нечто маловразумительное и рухнул на постель не раздеваясь. Через несколько секунд он уже спал.

Данте оставил черновики, приблизился к кровати и укрыл Пьетро одеялом. С минуту он постоял над спящим сыном, затем вернулся к «Чистилищу».

Если бы Пьетро догадался продолжить поиски в домашней церкви Скалигеров, они (поиски) увенчались бы успехом. Свеча заметно укоротилась, однако все еще ярко горела, когда Марьотто добрался до второго круга ада.

Джаноцца оказалась прекрасной слушательницей. То и дело она издавала глубокий вздох или приглушенное восклицание, равно вдохновлявшие чтеца. В остальное время девушка дышала негромко и прерывисто, чтобы Марьотто не подумал, будто она задремала.

При последних словах девушка подалась вперед. В голосе ее звучал восторг.

– Кто же эти двое? Я понимаю, что любовники, но кто именно? О Клеопатре уже говорилось, и о Парисе, и о Тристане. Может быть, это Ланцелот и Джиневра?

– Терпение, – упрекнул Марьотто. – Скоро все откроется.

И он прочел о том, как Данте воззвал к душам влюбленных, несомых ветром, и о том, что несчастные отвечали поэту.

Из кельи послышались всхлипы. Марьотто перестал читать.

– Джаноцца? – Он прильнул к решетке, разделявшей их. Дверь кельи для кающегося открылась, и девушка побежала прочь.

«О нет, – думал Марьотто. – Нет! Нет! Нет! Это я ее огорчил! Ей не понравился отрывок? Я что-то сделал? Или не сделал? Должен ли я бежать за ней? Она – невеста Антонио. Разве я могу последовать за ней? Боже, разве я могу за ней не последовать?»

Дверь исповедальни отворилась. От движения воздуха свеча мигнула и погасла. Девушка скользнула в исповедальню, закрыв за собой дверь. Их поглотила кромешная тьма. Джаноцца разрыдалась на груди у Марьотто.

– Что, что случилось? – не помня себя, повторял юноша. – Что случилось?

– Стихи такие красивые! – И она прижалась лицом к его дублету и в отчаянии вцепилась пальцами в шнуровку.