– Ну? – угрюмо спросил Мэт, низко надвинув шляпу, как только ловец воров добрался до него. – Нет, дай я сам скажу. Они снова ускользнули из дворца. И снова никто не заметил их ухода. И снова, чтоб им сгореть, никто даже понятия не имеет, где они сейчас.
Джуилин бережно опустил монету в карман куртки. Он никогда не играл на скачках и, казалось, берег каждый медяк, попадавший ему в руки.
– Все четверо уехали из дворца в закрытом экипаже. На пристани они наняли лодку. Том нанял другую и отправился следом, чтобы выяснить, куда они держат путь. Судя по их нарядам, они собрались в приличное место. Хотя от этих благородных никогда не знаешь, чего ждать. Они рядятся в шелка, даже если им предстоит ползать в грязи. – Джуилин усмехнулся, взглянув на Налесина, который стоял сложив руки и делая вид, что полностью поглощен лошадьми. Усмешка коснулась только губ ловца воров. И тот и другой тайренцы, но в Тире пропасть между вельможами и простолюдинами шире, чем где бы то ни было, и оба не жаловали друг друга.
– Женщины!
Услышав, как Мэт произнес это слово, несколько прекрасно одетых дам, стоявших поблизости, обернулись и искоса взглянули на него из-под ярких зонтиков. Он ответил им хмурым взглядом, хотя две выглядели очень даже недурно, и они засмеялись и защебетали между собой, будто Мэт сделал что-то забавное. Кажется, знаешь женщину и чего можно от нее ждать, а она вдруг выкидывает что-нибудь такое, от чего голова идет кругом. Но он обещал Ранду, что Илэйн в целости и сохранности доберется до Кэймлина, и Найнив и Эгвейн с ней. И он обещал Эгвейн, что с этими двумя ничего не случится во время их пребывания в Эбу Дар, не говоря уже об Авиенде. Никто из них не объяснил Мэту, зачем им понадобилось тащиться сюда; ну конечно, нет. Ни одна из них и двадцати слов с ним не сказала с тех пор, как они прибыли в этот проклятый город!
– С ними ничего не случится, – пробормотал Мэт себе под нос, – даже если мне придется распихать их по бочкам и отвезти в Кэймлин на телеге.
Не исключено, что Мэт был единственным человеком на свете, который смел в таком тоне говорить об Айз Седай, не оглядываясь при этом через плечо; может, даже Ранд и все те, кого тот собрал вокруг себя, не позволяли себе подобного. Чтобы напомнить самому себе, что это и впрямь так, Мэт нащупал сквозь рубашку висящий на груди медальон в виде лисьей головы, который не снимал никогда, даже во время купания. Медальон, несомненно, не был верхом совершенства, но прикосновение к нему всегда успокаивало.
– Тарабон сейчас, наверное, ужасное место для женщины, которая не слишком заботится о своей безопасности, – пробормотал Джуилин, наблюдая за тремя мужчинами в вуалях, в оборванных кафтанах и бывших когда-то светлыми мешковатых штанах, которые торопились вверх по насыпи, прочь от размахивающих своими дубинками охранников. Не существовало правила, запрещающего бедняку спуститься вниз, но охранники букмекеров именно их и не пропускали. Две хорошенькие женщины, которые прежде смотрели на Мэта, похоже, готовы были заключить пари, удастся тарабонцам обойти охранников или нет.
– У нас самих прямо под боком полным-полно женщин, не задумывающихся даже о том, где им укрыться, если разразится гроза, – сказал Джуилину Мэт. – Возвращайся туда, откуда отплыла лодка, и дождись Тома. Скажи, что я хочу видеть его как можно скорее. Я должен знать, что замышляют эти глупые женщины, чтоб им сгореть.
Красноречивый взгляд Джуилина говорил, что еще неизвестно, кто здесь глупый. В конце концов, это-то они и пытались выяснить вот уже целый месяц, с тех пор как оказались здесь. Бросив последний взгляд на убегающих мужчин, Джуилин неторопливо отправился тем же путем, каким пришел, снова выставив на ладони монету.
Мэт хмуро смотрел на скаковой круг, не видя происходящего на нем. До толпы на другой стороне было не больше пятидесяти шагов, и Мэт внимательно всматривался в лица стоящих там людей, выхватывая взглядом одно за другим. Согбенный седой старик с крючковатым носом; женщина с острым подбородком, в шляпе, состоящей, казалось, из одних перьев; похожий на аиста высокий господин в зеленом шелке с золотой отделкой; хорошенькая пухленькая полногубая молодая женщина в платье, которое не столько прикрывало, сколько выставляло напоказ все ее прелести. Чем дольше стояла жара, тем откровеннее и тоньше становились одеяния женщин в Эбу Дар, но сейчас едва ли не впервые Мэт почти не замечал их. Уже не одну неделю он не думал о женщинах, кроме тех, которые и сейчас не выходили у него из головы.
Бергитте, конечно, не нуждается в защите; всякому, кто осмелится досаждать Охотнице за Рогом, не позавидуешь, так считал Мэт. А Авиенда... Этой нужно только, чтобы рядом находился кто-то, кто помешает ей прирезать всякого вставшего у нее на пути. Если Мэт правильно понимал, она способна всадить нож в любого, в кого ей вздумается, – кроме Илэйн. Несмотря на то что проклятая Дочь-Наследница вечно задирала нос, она умудрялась не спускать с Ранда своих похожих на луны глаз. И хотя Авиенда ведет себя так, будто готова зарезать любого мужчину, который взглянет в ее сторону, – и она туда же! Ранд умел обращаться с женщинами, но он попал в западню, позволив этой парочке сговориться. Тут явно недалеко до беды, и почему этого пока не случилось, было выше понимания Мэта.
Неизвестно почему его взгляд вернулся к женщине с острым подбородком. Она была хорошенькая, но в ней ощущалось что-то по-лисьи коварное. Примерно ровесница Найнив, решил Мэт; на расстоянии трудно сказать точно, но он умел оценивать женщин не хуже, чем лошадей. Конечно, в отличие от коня, любая женщина запросто обведет вокруг пальца. Стройная. Почему, глядя на нее, он вспомнил о соломе? Волосы, видневшиеся из-под шляпы с перьями, были темными. А, ладно, ерунда все это.
Бергитте и Авиенда прекрасно обойдутся и без его опеки; в целом то же можно сказать о Найнив с Илэйн, если бы они так не упорствовали в своих заблуждениях и не держались самодовольно и излишне напористо. Однако то, что они все это время избегали его, можно объяснить по-разному. Ключом к их поведению было именно упорство в своих заблуждениях. Они относились к тому типу женщин, которые ругают мужчину и гонят его прочь за то, что он сует нос в их дела, а потом ругают его же, когда он не оказывается под рукой в нужный момент. Они, конечно, ни за что не признают, что Мэт был им нужен, даже потом; нет, кто угодно, только не они. Протяни руку помощи – и ты уже вмешиваешься; не делай ничего – и ты ненадежный, никчемный человек.
Женщина с лисьим личиком, стоящая по ту сторону круга, снова неизвестно почему попалась Мэту на глаза. Не солома – конюшня, вот о чем она ему напоминала. В чем не больше смысла. Мэт много раз прекрасно проводил время в конюшнях с молодыми и не очень молодыми женщинами, но эта была в скромного покроя голубом шелковом платье, закрывающем шею до самого подбородка и отделанном белоснежными кружевами у ворота и на рукавах. Леди, а он сторонился благородных женщин хуже смерти – с их сладкими, но пропитанными высокомерием речами, с их уверенностью, что любой мужчина тут же прибежит, стоит позвать или даже просто кивнуть. Кто угодно – только не Мэт Коутон. Удивительно, но белые перья на шляпе женщины вполне могли заменить опахало. Где ее служанка? Нож. Почему при виде нее у него мелькнула мысль о ноже? И... огонь? Что-то горящее, во всяком случае.
Тряхнув головой, Мэт попытался сосредоточиться на том, что важнее. Память у него стала дырявая, и провалы в ней частично заполнили непонятно откуда взявшиеся воспоминания каких-то других людей – о сражениях, дворцах и странах, сгинувших столетия назад. Например, он совершенно отчетливо помнил их бегство из Двуречья с Морейн и Ланом, но больше почти ничего до тех пор, пока они не добрались до Кэймлина; имелось немало и других «подарочков» в том же роде, касающихся и более раннего, и более позднего времени. Если целые годы его юношеской жизни будто провалились куда-то, как можно надеяться, что он вспомнит всех женщин, когда-либо попадавшихся на пути? Может, она похожа на какую-то женщину, умершую тысячу лет назад или даже больше. Свет не даст соврать – такое случалось довольно часто. Даже при виде Бергитте он иногда испытывал легкий зуд в памяти. Ох, от этих четырех женщин у Мэта голова шла кругом. Только они и были важны.
