— Разве видеть самому — недостаточно?

— Достаточно для детей и животных.

— А для разумных людей?

— Мой дядя, доктор Дункансон (быть может, вам доводилось о нем слышать), говорил: «Поклянитесь мне на слове Божьем», — и клал на стол большую Библию. Так он усмирял тех, кто хотел рассказать о видениях. У меня, миссис Стэддок, вера иная, но принципы те же. Если кто-нибудь хочет, чтобы Эндрью Макфи в него поверил, пусть явится, будет так добр, открыто, при свидетелях, не стесняясь ни фотоаппарата, ни термометра.

— Значит, вы что-то видели?

— Да. Но это не разговор. Бывают обманы чувств, бывают фокусы…

— Чтобы он!.. — сердито воскликнула Джейн. — Никогда не поверю!..

— Я бы предпочел, миссис Стэддок, обходиться без слов этого типа. Что такое «верить»? Честный исследователь обязан принимать в расчет и фокусы. Если такая гипотеза противоречит чувствам — тем более. Существует сильная психологическая опасность, что он о ней забудет.

— Есть же верность, в конце концов, — сказала Джейн.

Макфи, бережно закрывающий табакерку, поднял глаза.

— Да, — сказал он. — Она есть. Когда вы станете старше, вы поймете, что такую большую ценность нельзя отдавать отдельным лицам.

Тут раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Макфи, и вошла Камилла.

— Вы кончили, мистер Макфи? — спросила она. — Джейн обещала погулять со мной до ужина.

— Что ж, дорогие дамы, гуляйте, — печально произнес шотландец. — Они захватят всю страну, пока мы прохлаждаемся.

— Жаль, что вы не читали стихов, которые я сейчас прочла, — сказала Камилла. — Там все сказано в двух строчках:

Не торопи грядущего, глупец.
Терпения с нас требует Творец.{92}

— Что это? — спросила Джейн.

— «Талиессин», — отвечала Камилла.

— Мистер Макфи, наверное, любит одного Бернса.

— Бернса! — презрительно выговорил Макфи, доставая из письменного стола огромный лист бумаги. — Не буду вас задерживать.

— Он все рассказал? — спросила Камилла в коридоре.

— Да, — ответила Джейн и, что редко с ней случалось, схватила спутницу за руку. Ими обеими владело чувство, которое они не сумели бы назвать. Когда они отворили дверь в сад, они увидели то, что, при всей своей естественности, потрясло их, словно знамение.

Ветер дул весь день, и небо очистилось. Холод обжигал, звезды сурово сверкали, высоко наверху висела луна — не томная луна любовных песен, но охотница, дикая дева, покровительница безумных. Джейн стало страшно.

— Он сказал… — начала она.

— Я знаю, — сказала Камилла. — Вы поверили?

— Да.

— А он объяснил, почему у Рэнсома такой вид?

— Молодой? То есть, как у молодого, но…

— Такими становятся те, кто вернулся с планет. Во всяком случае, с Переландры. Там и сейчас райский сад. Попросите, он вам расскажет.

— А он умрет?

— Его возьмут на небо.

— Камилла!

— Да?

— Кто он?

— Человек, моя дорогая, Пендрагон, повелитель Логриса. Весь этот дом, все мы, и мистер Бультитьюд, и Пинчи — то, что осталось от Логрского королевства. Идем туда, на самый верх. Какой ветер! Наверное, сегодня они придут.

4

Джейн купалась под присмотром барона Корво, пока остальные совещались у Рэнсома.

— Так, — сказал Рэнсом, когда Грейс Айронвуд кончила читать свои записи. — По-видимому, все это правда.

— Правда? — переспросил Димбл. — Я не совсем вас понимаю. Неужели они могут это сделать?

— А как по-вашему, Макфи? — спросил Рэнсом.

— Могут, могут, — сказал Макфи. — Такие опыты давно ставят на животных. Отрежут голову, тело выбросят. Если кровь подавать под нужным давлением, голова какое-то время продержится.

— Что ж это, господи! — сказала Айви Мэггс.

— Вы хотите сказать, голова останется живой? — спросил Димбл.

— Это слово не имеет четкого значения. Какие-то функции в ней сохранятся, с обычной, житейской точки зрения она будет жива. Что же до мышления… если бы речь шла о человеке… не знаю.

— Речь о человеке шла, — сказала Грейс Айронвуд. — Такой опыт ставили в Германии. С головой казненного.

— Это точно? — с большим интересом спросил Макфи. — А вы не знаете, какие были результаты?

— Нет, больше не могу! — сказала Айви и быстро вышла из комнаты.

— Значит, эта мерзость не сон, — сказал мистер Димбл.

Он был очень бледен. Жена его, напротив, являла лишь ту сдержанную гадливость, с какой дамы старого закала выслушивают неприятные подробности, если этого нельзя избежать.

— Доказательств у нас нет, — сказал Макфи, — я сообщаю факты. То, что она видела во сне, возможно.

— А что это за чалма? — спросил Деннистон. — Что у него там выкипает?

— Сами понимаете, что это может быть, — сказал Рэнсом.

— Я не уверен, что понимаю, — сказал Димбл.

— Предположим, — сказал Макфи, — что все это правда. Тогда исследователям этого типа прежде всего захочется подстегнуть мозг. Они будут пробовать разные стимуляторы. Потом, вероятно, они откроют череп, чтобы… да, чтобы мозг выкипал наружу. По их мнению, это должно увеличить его возможности.

— А на самом деле? — спросил Рэнсом.

— Мне кажется, здесь они ошиблись, — сказала Грейс Айронвуд. — Это приведет к безумию или не даст ничего. Однако я не знаю точно.

Все помолчали.

— Можно предположить, — сказал Димбл, — что ум его усилился, но преисполнен страдания и злобы.

— Мы не вправе судить, — сказала Грейс Айронвуд, — очень ли он страдает. Вероятно, поначалу болела шея.

— Важно не это, — сказал Макфи. — Важно решить, что теперь делать.

— Одно мы знаем точно, — сказал Деннистон. — Движение проникло в другие страны. Чтобы получить эту голову, они должны были иметь своих людей хотя бы во французской полиции.

— Логично, — сказал Макфи, потирая руки. — Но возможно иное допущение: взятка.

— Нет, знаем мы и другое, — сказал Рэнсом. — Мы знаем, что, в определенном смысле, они умеют достигать бессмертия. Они создали новый вид, как бы новую ступень эволюции. Для них и мы, и все люди — просто кандидаты в бессмертные.

— Однако, — сказал Макфи, — надо ли нам терять голову, если кто-то потерял тело? Выкипают у него мозги или нет, но мы с ним потягаемся — и вы, доктор Димбл, и вы, доктор Рэнсом, и Артур, и я. Мне хотелось бы узнать, какие будут приняты меры.

И, постучав костяшками по колену, он строго посмотрел на Рэнсома. Лицо Грейс Айронвуд преобразилось, словно занялись поленья в камине.

— Быть может, мистер Макфи, — сказала она, — вы разрешите нашему руководителю решать самому?

— Быть может, доктор, — сказал Макфи, — вы разрешите совету знать о его планах?

— Что вы имеете в виду? — спросил Димбл.

— Вот что, — сказал Макфи. — Простите за напоминание, но враги захватят всю страну, пока мы выжидаем. Если бы меня послушались полгода тому назад, страну бы захватили мы. Я знаю, вы скажете, что так действовать нельзя. Может, и нельзя. Но если вы и нас не слушаете, и сами ничего не решаете, зачем мы тут сидим? Не набрать ли вам лучших советников?

— А нас распустить? — спросил Димбл.

— Вот именно, — сказал Макфи.

Рэнсом улыбнулся.

— У меня нет на это прав, — сказал он.

— Тогда, — спросил Макфи, — по какому праву вы нас призвали?

— Я вас не призывал, — сказал Рэнсом. — Тут какое-то недоразумение. Вам казалось, что я вас выбирал?

Никто не отвечал ему.

— Казалось вам?

— Что до меня, — сказал Димбл, — все случилось само собой. Вы ни о чем меня не просили. Потому я и считал себя как бы попутчиком. Я думал, с другими было иначе.

— Вы знаете, почему мы с Камиллой здесь, — сказал Деннистон. — Конечно, мы не загадывали заранее, на что мы можем пригодиться.

Грейс Айронвуд заметно побледнела.