Джейн пошла за ней по узким переходам, думая о том, что они, должно быть, еще в задней, не парадной части дома, адом этот очень большой. Наконец Камилла постучалась в дверь, тихо сказала: «Она пришла» (Джейн подумала: «Как служанка») и отошла в сторону. Мисс Айронвуд, вся в черном, сидела, сложив на коленях руки, точно так же, как в последнем сне, если это был сон.

— Садитесь, моя милая, — сказала мисс Айронвуд.

Руки у нее были очень большие, но никак не грубые. Все было большим у нее — и нос, и рот, и серые глаза. По-видимому, ей давно исполнилось пятьдесят.

— Как вас зовут, моя милая? — спросила мисс Айронвуд и взяла карандаш.

— Джейн Стэддок.

— Вы замужем?

— Да.

— Муж знает, что вы к нам пришли?

— Нет.

— Простите, сколько вам лет?

— Двадцать три.

— Так, — сказала мисс Айронвуд. — Что же вас беспокоит? Джейн вдохнула побольше воздуху.

— Я вижу странные сны, — сказала она. — Вероятно, у меня депрессия.

— Какие именно сны? — спросила мисс Айронвуд. Джейн рассказывала довольно сбивчиво и глядела на сильные пальцы, держащие карандаш. Суставы этих пальцев становились все белее, на руке надувались вены, и, наконец, карандаш сломался. Джейн в удивлении остановилась и подняла голову. Большие серые глаза все так же смотрели на нее.

— Продолжайте, моя милая, — сказала мисс Айронвуд. Когда Джейн кончила, она довольно долго молчала, и Джейн начала сама:

— Как вы считаете, со мной что-нибудь плохое?

— Нет, — сказала мисс Айронвуд.

— Значит, это пройдет?

— Не думаю.

Джейн удивилась.

— Неужели меня нельзя вылечить?

— Да, вылечить вас нельзя, потому что вы не больны. «Она издевается, — подумала Джейн, — она считает, что я сумасшедшая».

— Как ваша девичья фамилия? — спросила мисс Айронвуд.

— Тюдор, — сказала Джейн.

В другую минуту она бы смутилась, ибо очень боялась, как бы не подумали, что она этим гордится.

— Уорикширская ветвь?^{72}

— Да…

— Вы не читали небольшую книгу, всего в сорок страниц, о битве при Вустере?^{73} Ее написал ваш предок.

— Нет. У папы она была. Он говорил, это единственный экземпляр. Потом она куда-то делась.

— Ваш отец ошибался, сохранилось еще по меньшей мере два экземпляра. Один — в Америке, другой — здесь, у нас.

— Так что же книга?

— Ваш предок абсолютно верно описал битву в тот самый день, когда она состоялась. Но он там не был. Он был в Йорке.

Джейн растерянно посмотрела на мисс Айронвуд.

— Ваш предок видел битву во сне, — сказала та.

— Я не понимаю…

— Ясновидение передается по наследству.

Джейн задохнулась, словно ее оскорбили. Именно такие вещи она ненавидела. Что-то древнее, непонятное, неразумное без спроса врывалось в ее жизнь.

— У нас нет доказательств… — начала она.

— У нас есть ваши сны, — перебила мисс Айронвуд.

Тон ее, и без того серьезный, стал строгим.

«Неужели она не понимает, — думала Джейн, — что неудобно обвинить во лжи даже далекого предка?»

— Сны? — настороженно выговорила она.

— Да, — сказала мисс Айронвуд.

— Что вы имеете в виду?

— Я считаю, что вы видели правду. Алькасан действительно сидел в камере, к нему приходил человек.

— Но это же смешно!.. — сказала Джейн. — Это чистое совпадение, а потом был обычный кошмар. Ему отвернули голову! И… и откопали старика, оживили…

— Небольшие неточности есть, но основное — правда.

— Я в такие вещи не верю.

— Конечно. Вас так воспитали, — сказала мисс Айронвуд. — Вам придется открыть самой, что у вас дар ясновидения.

Джейн подумала о фразе из книги и о самой мисс Айронвуд — их она тоже видела заранее. Но это же чепуха!..

— Значит, вы не можете мне помочь? — спросила она.

— Я могу сказать вам правду, — отвечала мисс Айронвуд. — Во всяком случае, пытаюсь.

— Вы не можете это остановить… вылечить?

— Ясновидение — не болезнь.

— Да на что оно мне! — вскричала Джейн.

Мисс Айронвуд молчала.

— Может быть, вы мне кого-нибудь порекомендуете? — спросила Джейн.

— Если вы пойдете к психоаналитику, — сказала мисс Айронвуд, — он будет вас лечить, исходя из предпосылки, что сны ваши порождены подсознанием. Не знаю, что выйдет. Боюсь, что-нибудь плохое. А сны останутся.

— Зачем это все? — сказала Джейн. — Я хочу жить нормально. Я хочу работать. Почему именно я должна такое терпеть?

— Ответ на ваш вопрос известен много высшим, чем я.

Обе они помолчали. Потом Джейн неловко приподнялась и сказала:

— Что ж, я пойду, — и вдруг прибавила: — А вы откуда знаете, что это правда?

— На это я отвечу. Мы знаем, что сны ваши — правда, ибо часть фактов известна нам и без них. Именно поэтому доктор Димбл так ими заинтересовался.

— Значит, он меня послал не ради меня, а ради вашей пользы? — сказала Джейн. — Жаль, что я этого не знала. Вышло недоразумение. Я думала, он хочет мне помочь.

— Он и хочет. Кроме того, он хочет помочь нам.

— Очень рада, что и меня не забыли… — с ледяной иронией сказала Джейн, но попытка не удалась. Она все-таки растерялась и сильно покраснела. Она была очень молода.

— Милая моя, — сказала мисс Айронвуд, — вы не понимаете, как это все серьезно. То, что вы видели, связано с делами, перед которыми и наше с вами счастье, и даже самая жизнь поистине ничтожны. От вашего дара вам не избавиться. Не пытайтесь подавить его, ничего не выйдет, а вам будет очень плохо. С другой стороны, вы можете употребить его во благо. Тогда и сами вы придете в себя, и людям очень, очень поможете. Если вы скажете о нем кому-нибудь еще, им воспользуются почти наверное те, для кого и счастье ваше, и жизнь — не важнее, чем муха. Вы видели во сне настоящих, существующих людей. Вполне вероятно, они знают, что вы невольно следите за ними. Если это так, они не успокоятся, пока не завладеют вами. Советую вам быть с нами, это лучше и для вас самой.

— Вы все время говорите «мы». Тут что, какое-то общество?

— Если хотите, можете называть это обществом.

Джейн уже несколько минут стояла. Все возмутилось в ней — и уязвленное самолюбие, и ненависть к таинственному. Ей было важно одно: не слышать больше серьезного, терпеливого голоса.

«Она мне только повредила», — подумала Джейн, все еще видя в себе больную.

Вслух она сказала:

— Мне пора. Я не понимаю, о чем вы говорите. Не хочу я ни во что ввязываться.

К обеду Марк немного повеселел благодаря виски, которое они пили с мисс Хардкасл. Я обману вас, если скажу, что Фея ему понравилась. Конечно, он ощущал ту гадливость, которую ощущает молодой мужчина при непристойно развязной, но непривлекательной женщине. Собеседница его явно это понимала и даже находила в этом удовольствие. Она рассказала ему множество зверских анекдотов. Марк часто видел, как женщины пытаются острить по-мужски, и это шокировало его, но все же он чувствовал свое превосходство. Фея оставила мужчин далеко позади. Затем она перешла к профессиональным темам, и Марк содрогнулся, услышав, что в тридцати случаях из ста казнят не тех, кого надо. Сообщила она и некоторые детали казней, которые ему и в голову не приходили.

Да, это было противно. Однако все перекрывало ощущение, что ты — свой человек. За день он много раз чувствовал себя чужим, и чувство это исчезло, когда мисс Хардкасл говорила с ним. Жизнь она прожила интересную. Она побывала и суфражисткой, и британской фашисткой, сидела в тюрьме не один раз, встречалась с премьерами, диктаторами, кинозвездами. Она знала, что может, а чего не может полиция, и считала, что может она почти все. Институтскую полицию она ставила очень высоко и сообщила, что сейчас особенно важно внушить публике, насколько лечение гуманней наказания. Однако на ее пути еще стояло немало бюрократических заслонок. «Правда, газеты у нас все, кроме двух, — сказала она. — Ничего, мы и эти прихлопнем». Марк не совсем понял ее, и она объяснила, что полиции страшно мешает идея «заслуженного наказания». Считается, что с преступником можно сделать то-то и то-то, но не больше. У лечения же пределов нет — лечи себе, пока не вылечишь, а уж вылечился ли больной, решать не суду. Лечить — гуманно, предотвращать болезнь — еще гуманней. Скоро все, кто попадется в руки полиции, будут под контролем института, а там и вообще все, каждый человек. «Тут-то мы с тобой и нужны, — сказала она, тыкая пальцем Марку в жилет. — В конечном счете, сынок, что полицейская служба, что социология — одна собака. Значит, нам с тобой вместе работать».