Он распахнул двери в стене. Самые смелые лондонманты вбежали внутрь и подняли свое оружие или стрекала, которыми подгоняли лейкоцитов. За окнами фабрики началось движение.

Из боковых дверей и из-за мусорных баков возникли фермеры-оружейники, бормоча молитвы плодородию и одновременно стреляя. Из окна выпрыгнуло существо с собачьими очертаниями, составленное из разорванных бумаг. Несколько секунд Билли думал, что его выдувают монстропасы, но рядом не было ни одного из них. Каждый клочок бумаги, из которых состояло существо, был запятнан чернилами.

— Боже, — выдохнул Билли. — Это он, Дейн. На всех на них.

На каждом клочке бумаги имелось достаточно чернил Гризамента, чтобы он мог двигаться магическим способом. Он стал теперь расточительным и нетерпеливым, находясь на грани желанного апофеоза. Чернильно-бумажный волк прыгнул на кричащих лондонмантов и стал разгрызать их бумажными зубами, точно кость.

— О господи, — сказал Билли. — Пора двигаться.

Он нацелил фазер и пополз. В стене под ним участок раскрошенной кирпичной кладки изменился, просел и превратился в древнюю дверь с давно сломанным замком, так что ее можно было распахнуть. Саира вошла и, закусив губу, стала в стороне, а за ней вошли укушенные кракеном. Билли увидел верующих, отмеченных спрутом-богом.

Они были гораздо сильнее, чем имели на это право: поднимали куски стены и отшвыривали в сторону. Уродливо деформированные, они продолжали изменяться, словно распираемые изнутри волнами прилива: мышцы их ходили так, как не присуще человеку.

— Боже, — прошептал ошалевший, растерянный Билли и выпустил в здание слабый луч, который сопровождался завыванием.

Один из кракенистов отрастил себе глаза гигантского спрута: жуткие черные круги располагались с обеих сторон головы, и лицо выглядело зажатым между ними. Какая-то женщина вспучилась, все ее тело стало мышечной трубкой, из которой торчали конечности, нелепые, но очень сильные. Она носилась по простору, движимая своим телом-сифоном, плыла в воздухе, словно в воде; волосы ее развевались от морских течений, пролегавших за многие мили от этого места. Кто-то задрал руки, демонстрируя пузыри, которые лопались и превращались в присоски, как у спрута, а у другого на месте рта появился зловещий клюв.

Они набрасывались на оружейников и прорывались сквозь вихрь покрытой чернилами бумаги. Пули пронзали их; в ответ они ревели, кусались и били. Обладатель присосок с надеждой поглядывал на внутренние поверхности своих рук. Отметины, пузырясь, становились маленькими пылесосами, но руки оставались прежними. Билли наблюдал за ним. Это было невероятно и пугающе, но…

Но не божья издевка ли это: ни у кого из кракенистов не появилось щупалец?

Дейн новых очертаний не приобрел — но когда оглянулся на Билли, глаза его были сплошными зрачками, совершенно черными. И никаких приспособлений для охоты.

— Билли, — раздался тоненький голосок из пластмассового человечка в его кармане.

— Вати! — Билли щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание Дейна, и помахал фигуркой. — Вати.

— …Нашел тебя, — сказал голос и снова закашлялся. Затих.

— Вати…

После нескольких секунд молчания Вати сказал:

— Первое, что я когда-то сделал по собственной воле: вышел из данного мне тела. И мог бы сделать это снова. Меня застали врасплох, вот и все. Мне просто пришлось… — Грубое повторное закрепление в ушебти, в кукле, созданной для эксплуатации, ужасно его ранило. — То было единственным местом, которое я мог найти. Пробыл в нем так долго.

Вати в лучшем случае наполовину пробудился, покинув не обитаемую духами область между статуями, где находился в коме. Он снова впал в молчание.

— Проклятье! — воскликнул Билли. — Вати!

Но больше звуков из куклы не слышалось, а между тем подоспело их время. Билли знаком велел Дейну следовать за ним и пополз вперед. Они присели на балконе под высоким окном, глядя на то, как внутри фабрики совершаются последние приготовления Гризамента.

Помещение кишело бумагой в виде самолетиков, обрывков и клочков, все они были измазаны чернилами и целенаправленно порхали. Ниже стояло множество старых механизмов, остатков печатных машин и резаков. Зал на нескольких уровнях опоясывали галереи. Билли увидел, что основная часть фермеров-оружейников уцелела.

Еще там была Бёрн, строчившая записки, читавшая их и спорившая с ними, сама себе писавшая ответы Гризамента. Возле огромной кучи оторванных обложек толпились техники, не обращая внимания на хаос, возясь с механизмами, спрессовывая промокшую бумажную пульпу в гидравлической машине и собирая отцеженную жидкость цвета грязи.

— Это библиотека, — сказал Билли, указывая через стекло. Промокшая, изуродованная библиотека кракенистов, перерабатываемая в чернила.

Все эти древние знания облили растворителем. Чернила сочились со страниц, на которых когда-то были словами. Пигмент, должно быть, частично состоял из остатков кофе, возрастного потемнения, хитина раздавленных жучков. Даже после такой варварской переработки выжимка, которую собирали техники, концентрировала в себе все знания о кракене. Там же, на возвышающемся помосте, в большой неглубокой бадье Билли увидел бесформенную массу — Гризамента, его колышущееся жидкое тело.

Дейн уткнулся в стекло и издал какой-то яростный стон. Он излучал холод.

— Он собирается добавить это к себе, — сказал Билли. — Или же себя — ко всему этому.

Он будет насыщенным, этот жидкий оттиск, жидкий мрак, который содержал все тайны архитевтиса, гомеопатически связанный со всеми формами, которые тот когда-то принимал, со всем написанным о нем, со всеми его секретами. Усвоив все это, Гризамент будет знать о кракене больше, чем любой из тевтексов в любое время.

— Ускорить процесс! — Они слышали через стекло крик Бёрн, будто стекла стали тоньше, чтобы помочь им. — Пора заканчивать. Мы можем выследить животное, но нам надо заполучить остаток знаний. Быстрее.

Бумага носилась так, словно в комнате неистовствовал вихрь. Клочок, пролетавший у верхушки шуршащей бумажной колонны, распластался по стеклу рядом с Билли и Дейном. Чернила внимательно на них посмотрели. Это продолжалось всего секунду, и лоскуток вернулся назад в бумажный вихрь. Остальные последовали за ним, и смерч стал падать сквозь собственный центр.

— Вперед! — крикнул Билли.

Осколки выбитого его ногой стекла посыпались в комнату. Он выстрелил в бумажную бурю, но оружие не сработало. Билли бросил мертвый фазер в гигантскую чернильницу, заполненную Гризаментом.

Раздались выстрелы. Двое из кракенистов, пробившихся в помещение, упали. Дейн не двигался. Билли услышал хлопок и влажное чмоканье удара: в боку Дейна появилась новая рана. Из нее сочилась черная кровь. Дейн посмотрел на Билли глазами глубоководного обитателя и улыбнулся — как-то не по-человечески. Он сделал себя чем-то б о льшим.

Билли схватился за пистолет на поясе Дейна. Бумажные клочки ринулись на него, приняв форму черепа, готового к укусу. Он взмахнул бутылкой с отбеливателем, которую принес с собой. Вылетела изогнутая, словно сабля, струя. Там, куда она попадала, чернила теряли цвет. Билли чувствовал запах отбеливателя сквозь пороховую гарь — такой же аммиачный, как от архитевтиса.

Донеслись вопли. Одного кракениста пожирала стая пятен Гризамента, с убийственной игривостью принявшая форму бумажного тигра. Билли перехватил взгляд Дейна. Каждый что-то увидел в глазах другого. Дейн перепрыгнул через ограждение: раны, казалось, совсем ему не мешали. Он падал быстро, но не под воздействием безмозглой силы тяжести. Бумага пыталась сокрушить его, но Дейн увертывался на лету, убил выстрелом какого-то техника. Распыляя отбеливатель в своем падении, он направлял струю на бумагу, и та инстинктивно отступала прочь, к Гризаменту.

Цель он выбрал с точностью хищника. Но на его пути стала Бёрн и приняла удар жидкости на себя. Та действовала в инвертированной манере Поллока [88], и одежда женщины теряла цвет по линии разбрызгивания. Бёрн ткнула Дейну в лицо старомодным парикмахерским распылителем и нажала на кнопку.