— Зачем Саймону этакое чудо-юдо? — спросил Дейн, не сводя глаз с жалкого и потрепанного фамильяра.

— Ну как же, — ответил Вати-статуя. — Ты же знаешь, как привык одеваться Саймон. Дейн, ты что, никогда телик не смотришь?

— И как же он одевался? — спросил Билли.

— В бутафорскую форму, — сказал Вати. — С маленьким значком на груди.

В голосе его сквозило лукавство.

— Какое это имеет значение? — осведомился Дейн.

— Нет, — сказал вдруг Билли, не сводя глаз с причудливого существа. — Ты просто водишь нас за нос.

— В точку, — подтвердил Вати. — Ты усек.

— Что? — сказал Дейн, глядя то на статую, то на Билли. — О чем вы?

Постоянно приходится слышать, объяснял Билли Дейну — и как же приятно ему было что-то объяснять Дейну, — о влиянии научно-фантастического чтива на подлинную науку. До нас доходят смущенно-гордые признания в том, что для большинства ученых источником вдохновения служит всякий визионерский вздор, которым они увлекались в юности. Специалисты по спутникам кивают на Артура Кларка, а биологов на их поприще заманивают невро- и нанотехнологические грезы авторов небылиц. А главное, тягостное проникновение в космос, изображенное Родденберри [48], вызвало стремительный рост количества юных физиков, пытающихся воспроизвести репликаторы, трикордеры, фазеры и кабины нуль-транспортировки.

Но это касалось не только точных наук. На той же почве взрастали и другие специалисты. Социологи всемирной Сети рылись в старых измышлениях. Философы, благодарные торговцам альтернативной реальностью, крали у них понятие о множественности миров. И — большая часть людей не ведала об этом — придуманное будущее стало зародышем воззрений целого поколения лондонских магов, которые не меньше физиков жаждали подражать своим фаворитам. Наряду с техноязычеством и магией хаоса, кроулианством и помпезным друидизмом появились кузнецы реальности, принадлежащие к телевизионному поколению.

Что обидно, большинство магов вдохновлялись не фэнтези, не «Баффи», не «Энджелом», не «Американской готикой» и не «Сверхъестественным» [49]. Предпочтение отдавалось научной фантастике. Путешествия во времени исключались, во вселенной не было фиксированных линий, но чародействующие поклонники «Доктора Кто» [50]изготовляли нетрадиционные волшебные палочки, отвергнув ивовые прутья ради тщательно обточенных металлических стержней, которые называли акустическими отвертками. Прорицатели, увлеченные «Семеркой Блейка» [51], называли себя «детьми Орака». Четвертая по могуществу женщина-оборотень в Лондоне официально поменяла свое имя на Майя, а фамилию — на Космос: 1999 [52].

Среди волшебников имелись и приверженцы более изысканных творений, кого не оставляли равнодушными «Звездные копы»; были и окультуренные некроманты, подсевшие на «Лексс», а вот поколение помоложе называло себя в честь героев сериала «На краю Вселенной» и «Галактики» (римейка, разумеется).

Но наиболее популярной оставалась классика, а самой матерой классикой среди магов, так же как и у специалистов НАСА, считался «Звездный путь» [53].

— Саймоновского фамильяра, — сказал Вати, — зовут Трибблом [54].

— Само собой, я смотрел «Звездный путь». Но что это за чертов триббл такой, понятия не имею, — признался Дейн.

Они проходили рядом с Лондонским мостом. По последнему известному адресу Саймона вот уже несколько месяцев никто не появлялся. Они вели охоту.

— Ну, в общем, одна из тех штуковин, — сказал Билли.

На нем опять был дурацкий студенческий прикид, слишком молодежного стиля. Он заглянул в пластиковый пакет, который держал в руке. В пакете исходил дрожью Триббл. Они шли мимо фигурок на краю шиферных крыш, мимо гипсовых статуэток в нишах зданий, мимо дурно одетых манекенов. Из всех них по очереди раздавался шепот Вати, утешавший Триббла, помогавший сохранять спокойствие этому не-животному.

— Ты уверен, что мы идем верной дорогой? — спросил Билли.

— Нет, — отозвался Вати. — Я пытаюсь отследить обратный канал. Думаю, он ведет куда-то сюда. На близком расстоянии я его почувствую.

— Так при чем здесь этот чертов триббл? — поинтересовался Дейн.

— Как раз об этом я пытаюсь тебе рассказать. — Слова Вати легкими дуновениями вылетали из всех статуй. — Саймон совершенно помешался на этом дурацком сериале. Посещал фанатские сборища, обзавелся коллекцией, фигурками, всей этой чепухой. И через день надевал эту идиотскую форму.

— Ну и? — сказал Дейн. — Он, стало быть, талантлив, сколотил деньжат и растранжирил их на финтифлюшки. Транслятор, вырядившийся под долбаного мистера Спока.

— Скотти, — поправил Дейна Билли, глядя на него поверх очков, в старомодной учительской манере. — Спок ничего не транслировал.

— Что-что? Ладно. Слушай, Билли, телепортировать можно разными способами. Сворачивать пространство, например. — Дейн с хлопком соединил ладони. — Вот так две области, далекие друг от друга, могут на мгновение соприкоснуться. Но Саймон этим не занимается. Он транслятор. Дезинтегрирует все, что угодно, и транслирует частицы в другое место, где соединяет их в прежнем порядке.

— А не было ли недавно аукциона, где продавались экспонаты из «Звездного пути»? — спросил Билли. — Пару месяцев назад? На «Кристи» или где-то еще? Кажется, припоминаю… Там все аукционисты были в такой форме. Продали модель звездного корабля за миллион фунтов или около того.

Дейн наполовину закрыл глаза.

— Слышу звоночек, — сказал он.

— Ощущаю что-то странное, — сказал Вати из обшарпанной каменной собаки. — Думаю, он хочет, чтобы мы свернули налево.

— Мы ходим по кругу, — заметил Билли.

Они замедлили шаг. Уже трижды обошли они высотный жилой дом, двигаясь вокруг неухоженной бетонной башни по замкнутой траектории, словно та была солнцем. Попадались прохожие, но никто не обращал на странных путников особого внимания.

— Он хочет провести нас туда, — сказал Билли, — но боится.

— Хорошо, ждите здесь, — возвестил Вати из пластиковой совы — пугала для птиц на крыше аптеки. — Я гляну, что да как.

Вати перенесся в уютно-крошечную пластмассовую Деву Марию на приборном щитке, затем на кладбище, в надгробного ангела, и осмотрелся сквозь его загаженные птицами глаза. Перепрыгивания к основанию башни — резкие рывки, — и вот Вати уже озирал здание из лошади на детской площадке.

В некоторых квартирах, как ощущал он, имелись фамильяры. Все состояли в профсоюзе. Двое участвовали в забастовке; третий — кто это? а, попугай — по-прежнему работал: ему отчего-то дали на это разрешение. Трое членов профсоюза были удивлены, почувствовав присутствие своего руководителя. Вати простерся наружу и на нижнем этаже нашел детскую куклу. У него заняло несколько мгновений, чтобы оглядеться из миниатюрной Барби, найти в соседней квартире терракотовую даму, снова перепрыгнуть, снова оглядеться и, не обнаружив ничего интересного, перейти в китайскую пастушку на каминной полке в еще одной квартире.

Он скользил из фигурки в фигурку. Мгновения осознания себя в статуэтках образовывали своего рода облако. Он пронзил этажи, переносясь из одной резной куколки в другую, — то были безвкусные древние сувениры, которые пялились, совокуплялись, ели, читали, спали, смеялись, сражались, были заняты человеческими мелочами, которые совершенно не интересовали Вати.

В трех этажах от крыши он развернул свое сознание в пластиковой фигуре капитана Кирка, почувствовав швы, оставшиеся от литейной формы, шарниры крошечных конечностей и грубо намалеванную форму Звездного флота. Затем Вати всмотрелся в разоренную квартиру. Не прошло и минуты, как он вернулся вниз, в сувенирного трубочиста со встроенным будильником. Безделушка стояла в витрине того магазина, рядом с которым переминались с ноги на ногу Билли и Дейн.