Подойдя ближе, Билли увидел, что это не совсем так. Шторы были задернуты на всех трех этажах, и внутри, возможно, горел очень слабый свет — снаружи казалось, что кто-то переносит свечи в глубине комнат.
— Вати, ты бывал здесь раньше? — спросил он.
— В комнатах — никогда, — отозвалась фигурка в руке Билли. — Там не в кого пробраться.
Селлар постучал в дверь — сложное кодовое стаккато. У его ног стояла целая батарея пустых бутылок. Селлар прижал ухо к деревянной двери, затем подозвал Билли. Шторы на нижнем этаже были из плотной хлопчатобумажной ткани цвета бычьей крови; на втором — из пестрой материи сине-зеленых тонов; на верхнем — с растительным рисунком. Все они прижимались к стеклу изнутри.
— Начнем, пожалуй, — сказал Селлар.
Он написал записку, содержания которой Билли не видел, свернул ее, сунул в бутылку, плотно закрутил крышку и протолкнул бутылку в отверстие для почты. Прошло несколько мгновений, не более. Билли вздрогнул, когда створка отверстия открылась и бутылка упала обратно, разбившись о бетонную ступеньку. Лай собак и крики заигравшихся детей не ослабевали. Билли поднял бумагу, держа свою куклу так, чтобы Вати тоже мог читать.
Бумага была влажной. Чернила расплылись вокруг слов, написанных замысловатым почерком с завитушками, которые выходили за пределы строк.
ТЕВТИС БОЛЬШЕ НЕ НАШЕ СУЩЕСТВО. БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВО. НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ОКЕАНУ. МЫ ГОВОРИЛИ С КРАКЕНАМИ, ОБИТАЮЩИМИ СРЕДИ НАС, ЧТОБЫ ВЫЯСНИТЬ, ПОЧЕМУ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ОНИ И МЫ НЕБЕЗРАЗЛИЧНЫ К ТОМУ, ЧТО НАСТУПАЕТ. ЭТО НЕ КНЯЗЕК, ИЗБРАННЫЙ НАМИ ИЛИ ИМИ В АКВАРИУМЕ.
Билли посмотрел на Вати.
— Ну? Ты что-нибудь понял?
— Я думаю… — сказал Вати. — Здесь говорится, что это всего лишь кракен.
— Всего лишь?
— Вроде как… обычныйкракен. Полагаю. И… я хочу сказать… он больше не их, мне так кажется.
— Дейн считал, что в этом кракене может быть что-то особенное, поэтому его и умыкнули. Что он может быть заложником.
Одна из бесподобных распрей между кракенами. Враждующие полководцы, битвы со скоростью дрейфа континентов. Столетие уходит на вытягивание каждого щупальца длиною с провинцию, чтобы охватить ими конечности врага; укус, во время которого челюсти стискиваются на протяжении нескольких человеческих поколений, и в итоге отрывается кусок плоти величиной с город. Даже быстротечные величественные столкновения их отпрысков, архитевтисов, были только пародиями на споры родителей.
— Должно что-то такое быть, — сказал Билли. — В мире есть и другие гигантские спруты. Почему именно этот? Почему все вертится вокруг него? Какого он… происхождения? Откуда родом?
— Оно говорит, не в этом кракене дело, — сказал Вати. — Море.
Билли и фигурка уставились друг на друга.
— Так почему же мы здесь? — спросил Билли. — Почему младенец кракен ведет к концу всего сущего? — Он вперился кукле в глаза. — Что на самом деле известно морю — или кракенам? Как насчет?.. Вати, как насчет того, чтобы ты спросил у кракенов напрямую?
Если взять лодку… Им надо взять лодку и, скажем, большого железного или медного Будду. Оказавшись над глубоководьем, над впадиной в Атлантике, они могли бы наклонить статую, чтобы та упала за борт, — и Вати начал бы, покачиваясь, долгое путешествие, спуск в самую сокрушительную тьму. Наконец он остановился бы в донной грязи, среди обглоданных миксинами костей, и привлек бы внимание какого-нибудь глаза, которому дела нет до того, что он так огромен. «Здравствуйте, — мог бы сказать Вати. — По какой именно причине ваш мелкий ребенок, питающийся планктоном, возжелал сжечь целый свет?»
— Как я потом выберусь обратно? — спросил Вати.
На морском дне были, конечно, разбросаны статуи, но вопрос — на каком расстоянии от места его глубоководного интервью? Что, если они окажутся вне пределов досягаемости? Тогда Вати придется сидеть там в черноте и ужасающей скуке, и его станут ощупывать мерцающие рыбины, пока океан не разрушит статую, лишив Вати и местопребывания, и личности. Значит, поместить самую тяжелую статую-якорь на конец цепи, увешанной другими изваяниями, чтобы он, закончив опрос, мог подняться через них обратно в носовую фигуру…
— Что это мы делаем? — перебил сам себя Билли.
Донесся еще один звук разбившейся бутылки. Новое сообщение.
МЫ НЕБЕЗРАЗЛИЧНЫ. К ОГНЕННОМУ СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЮ. МЫ НЕ ЖЕЛАЕМ, ЧТОБЫ ЛОНДОН ИСЧЕЗ. И ВЫ С ИЗГНАННЫМ КРАКЕНИСТОМ, И МЫ ХОТИМ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ. МЫ СУТЬ ПРОДУКТ ВЗАИМОЗАВИСИМОГО РАЗВИТИЯ. У КРАКЕНОВ ЭТОГО НЕ БУДЕТ, К НИМ ЭТО НЕ ОТНОСИТСЯ.
Помогали ли в этом сами гигантские спруты — или их родители, другая стадия развития бога, обожествляемая родня? Из-за чего — из-за божественной ярости вследствие неверного истолкования?
— Почему именно этоголовоногое? — прошептал Билли.
ТЕ, ДРУГИЕ, — ПРОТИВ НАС. ПРЕЖДЕ МЫ ДУМАЛИ ИНАЧЕ. ТЕПЕРЬ ЗНАЕМ. ВЫ ДОЛЖНЫ ДОБРАТЬСЯ ДО КРАКЕНА И УБЕРЕЧЬ ЕГО ОТ ОГНЯ.
— О, вы думаете? — пробормотал Билли. — За это спасибо, в голову не приходило…
Он продолжил чтение.
ВЫ ДОЛЖНЫ ОСВОБОДИТЬ ИЗГНАННИКА.
— Это Дейн, — сказал он.
ВАМ ПОКАЖУТ.
— Зачем это? — спросил Билли. — Что такое «взаимозависимое развитие»?
Он нахмурился, наклонил голову и дочитал.
УНИЧТОЖЬТЕ ЭТУ БУМАГУ. ВАМ ПОМОГУТ.
А что же Дейн?
Дейн висел вниз головой и истекал кровью, пересказывая самому себе истории своего деда, истории о мужестве своего деда. «Однажды, — сказал он внутри собственной головы голосом деда, — меня схватили». Было это воспоминанием или выдумкой Дейна? Неважно. «В то время, значит, случались драки с рингстонерами. Когда-нибудь сталкивался с рингстонером? В общем, что-то у нас с ними было, даже не помню, мы обещали помочь какой-то другой церкви с какими-то святыми мощами, а те помогали нам, не помню…» Сосредоточься,подумал Дейн. Дальше.«В общем, они всего меня опутали, устроили чертову колыбель для кошки, а потом явились, чтобы задать мне трепку, и все такое прочее. Вот». Принюхайся.Дейн в роли своего деда стал принюхиваться. «Я подпустил их совсем близко. Представляешь, дал своей голове распространиться по всей комнате! Они торжествовали. Тебе никогда сего, а нам завсегда того.Но когда они приступили, когда подошли прямо ко мне, я ничего не говорил. Пока они не оказались совсем рядом. Тогда я произнес молитву, и я как знал, что так оно случится, как будто знал, что с ними это будет, что все веревки, которые у них были, оказались, как всегда, руками Бога, и Бог распустил их, и я освободился, и вот тогда, парень, я им показал».
Ура.В какой-то момент отзвуки внутри комнаты, где висел Дейн, изменились — в нее входили люди. Дейн перестал говорить с собой и попытался слушать. При том что сотворили с его глазами, он не видел, кто там. Не видел, но даже сквозь волны боли слышал — и понимал, что голос, который он слышит, принадлежит Тату.
— Серьезно, совсем ничего? — спросил Тату.
— Много крика, но это не считается, — сказал кто-то из нацистов. — Вам нехорошо? Вы вроде расстроены.
— Да, расстроен. По правде говоря, я чертовски расстроен. Помните монстропасов?
— Нет.
Гнусавость, слюнявость, собачий скулеж. Тот самый человек-собака. Напичканный магией член этой бригады, сделавший себя наполовину немецкой овчаркой, жалкая фашистская поделка, мясной каламбур, — Дейн презирал ее даже тогда, когда поделке случилось рвать его своими клыками.
— Ну… Они обычно работали с Гризаментом, давно, когда я… Давно, в общем. Ну и только что одну из моих фабрик остановил сгусток пыли или еще чего, очень похожий на чертова дракона…
— Не понимаю, что это значит…
— Это значит, возвращается какая-то дрянь, которую я не ожидал больше увидеть. Этот дерьмоед должен что-то знать. Он в чем-то замешан. Он знает, где находится долбаный спрут — ведь это его бог, не так ли? И он знает, где найти Билли Харроу. Продолжай разбираться.