1. Желая нести ответственность за то реальное, что я совершил, считаю необходимым еще раз опровергнуть два обвинения, может быть незначительные, которые мне были предъявлены.

На одном из первых допросов мне было сказано, что у меня найдена записка, которую я будто бы передавал т… Котляревскому. Решительно и весьма категорически опровергаю этот факт. Никакой записки вообще не писал и никогда ни своих, ни чужих записок Котляревскому не передавал. Мною лично оставлены были тезисы по вопросу об отделении церкви от государства в момент, когда мы предполагали обсудить проект НЦ. Мы обсуждали их в своей маленькой группе, и дальше ее они не пошли. Будучи исконным противником церковных начал в жизни, я считал нужным установить определенную точку зрения для критики позиции НЦ, построенной на других началах. Записка, найденная у меня и мне предъявленная, по своему существу, как я мог понять при допросе, решительно расходится со всем моим миросозерцанием. Никогда в жизни не писал то, что нарушает мои принципы: смело и гордо могу заявить, что о том свидетельствует вся моя литературная работа.

2. Должен еще раз протестовать против обвинения, что будто мною принято было поручение от «Нац. центра» составить какой-то список с охранническими целями. По существу я уже дал ранее пояснение происхождения своего «Словаря революционных Деятелей», работу над которым никогда ни от кого не скрывал. Если в уме кого-либо из представителей НЦ моя работа могла получить такой характер, то, вероятно, вследствие моих слов: когда в частных беседах заходила речь о том, что всякое новое правительство будет в затруднении, так как во всех учреждениях сидят коммунисты и пр., я говорил, что мой «Словарь» будет служить хорошим справочником для всех деятелей революции без исключения. Характер моей работы мне фактически нетрудно доказать.

Я решительно протестую против показания, если таковое в действительности было, что я принял поручение от «Нац. центра». Каким образом я мог принять поручение от чуждой мне политической организации, все сношения с которой у меня ограничились двумя или тремя заседаниями и участием в так называемом «Тактическом центре»? Мне могла бы дать поручение группа «Союза возрождения», но никак не «Нац. центр», для которого он, социалист правого крыла, по идеологии не более был приемлем, чем коммунисты, До образования «шестерки» о «Национальном центре» я знал только по информации Н. Н. Щепкина; мой же «Словарь» был затеян и осуществлялся с осени 1918 года.

С. Мельгунов

Отвечая ниже на вопрос о Савинкове и Алексинском, я не могу опять категорически не возражать против этой роли, которую приписывает так называемому «Тактическому центру» следствие или, быть может, даже участники «шестерки». При такой оценке совершенно искажаются функции мои как представителя московской группы «Союза возрождения», с одной стороны, а с другой стороны – я целиком солидаризируюсь с мнениями и отчасти с действиями, солидарности с которыми у меня быть не могло. Смею думать, что я могу быть избавлен от подозрения в стремлении преуменьшить свою вину, – двадцать с лишком лет общественной работы позволяют квалифицировать свои действия по иному масштабу. Законно и естественно стремление избегать ответственности за деяния необнаруженные, но недостойно – отказываться от нее при их раскрытии. Но также смешно принимать на себя ответственность за то, чего не было. При известных общественных условиях есть смысл преувеличивать «заговор» в целях устрашения и воздействия, но таких условий нет налицо.

Я решительно утверждаю, что организации, объединяющей три группы, не существовало. Для меня могут быть важными показания моих товарищей по группе, а отнюдь не показания участников «шестерки», а в особенности оставшихся в живых, так как их позиция идейно коренным образом расходится с моими взглядами, да и взглядами всей группы СВ. Хотя процесс имеет только «исторический» интерес, как мне сказано было при одном из допросов, тем не менее преждевременно еще выяснять различие взглядов сопроцессников, раз сидишь в тюрьме. Я продолжаю настаивать на правильности характеристики функции «Тактического центра», данной в предшествующих моих показаниях, а равно причину и момент его возникновения. Совершенно убежден, что иной характеристики не могут дать и все остальные участники московской группы. Не странно ли, что я, участник этой всеобъединяющей организации, не знал даже того названия, которое придают некоторые якобы руководящему и дирижирующему центру? Позволяю спросить: а что же мои товарищи по группе, знали это наименование?

Я так упорен в этой части своих показаний потому, что чувствую, как совершенно понемногу искажается моя принципиальная позиция, очень далекая от какой-либо солидарности с практикой Советской власти, от какого-либо одобрения ее методов действия, но далеко не однотонной с позицией тех, которые находятся в другом крайнем лагере. Если бы следствию было угодно, я мог бы с известной полнотой и откровенностью изложить мотивы своего общественного поведения, вытекавшие из оценки современности в отдельные моменты и из определения возможного будущего. Мое легкое отношение к Советской власти, как оно складывалось до последнего времени, было уже мною охарактеризовано в одном из предшествующих показаний. Это – фактор отрицательный в моих мотивах. Фактором положительным является борьба с теми, которые неизбежно придут на смену и будут стремиться смести то положительное, что дала революция. При этом в сфере политической реакции я не вижу возможности появления власти, которая подавляла бы все гражданские свободы в большей степени, чем это делалось в период так называемой диктатуры пролетариата. Власть, всякая новая политическая власть, будет слаба, с реакционным ее вожделением будет легче бороться во имя хотя бы политической свободы, чем с властью коммунистического правительства, которое опирается на инстинктивное чувство массы и идет по пути нового социального строительства. Последнее я, конечно, никогда не отрицаю и всецело бы сочувствовал, если бы пути были не ошибочны, а методы не так узко деспотичны. Я не верю в возможность осуществления таким путем социализма. Отсюда неизбежная общественная реакция, к ослаблению которой, по моему мнению. Должны быть направлены все силы людей моего психического склада. Этот мотив определял мое отношение к той или иной силе, возникавшей в России. Может быть, этот до некоторой степени оппортунизм и ошибочен и преступен. Но все-таки это оппортунизм теоретический, ибо он ставил задачей бороться с эксцессами другой крайности. Объявлять меня солидарным с ней неправильно. Во всяком случае, я лично против этого всемерно протестую.

О том, что Савинков не был принят в «Союз возрождения» при его возникновении, мне неизвестно и в самом факте этом сомневаюсь. О принятии его официально и не могло быть речи: 1) в «Союз» вступали, хотя и персонально, только представители политических партий, 2) Савинков к моменту возникновения «Союза» был связан с другой политической организацией, подробностей существования которой я не знаю, 3) позиция Савинкова в то время не соответствовала позиции, которую хотел занять «Союз», и к его позиции политический инициатор «Союза» относился отрицательно.

Алексинский никогда не принадлежал к московской группе «Союза», никаких ему поручений за границу группа не давала, ибо не считала себя даже вправе это делать, не будучи связанной с тем, который являлся официальным членом «Союза» и от имени кого действовал на Юге и за границей. А пригласили только раз Алексинского к себе перед его отъездом и информировали его о наших точках зрения, считая важным познакомить демократические и социалистические крути Западной Европы с положением дел в Советской России. Отъезд Алексинского произошел не по нашей вовсе инициативе.

С. Мельгунов

5 июня 1920 года