1. Членом «Национального центра» я сделался, помнится, в начале февраля 1919 года. Совершенно верно, что представил меня туда О. П. Герасимов. О деятельности НЦ ранее этого срока ничего определенного не знаю, кроме того, что некоторые его члены уехали на юг. Один из уехавших, Н. Ив. Астров, переписывался с Н. Н. Щепкиным, но письма эти были очень редки. При мне всего их получено два или три.

Вступая в НЦ, я говорил, что не знаю его программы, могу быть его членом, только если приемлемы люди с убеждениями правее к.-д. (я ранее сочувствовал октябристам), но для меня вполне приемлема платформа «Единая Россия и твердая национальная власть». Стоя на этой платформе, я не могу, конечно, сочувствовать существующей власти, с экономическими воззрениями которой я тоже принципиально расхожусь.

С. Е. Трубецкой

Первое собрание НЦ, на которое я попал, было, кажется, в феврале 1919 года, в Научном институте и происходило совместно с представителями «Союза возрождения», должно быть, теми, которых вы мне называли: я, впрочем, знаю из них только С. П. Мельгунова, В. В. Волк-Карачевского и Кондратьева, имена остальных мне не известны. От НЦ участвовали, помнится, Н. Н. Щепкин, С. В. Котляревский, О. П. Герасимов, М. С. Фельдштейн и я. Речь шла об общей платформе, могущей объединить эти организации в данный момент. Левые требовали упоминания об Учредительном собрании или вообще об «источнике власти». На следующем собрании (там же) были и представители «Совета общественных деятелей» – Д. М. Щепкин и С. М. Леонтьев. После обмена мнениями некоторое объединение состоялось. Точной формулировки привести не могу, но объединение намечалось на почве признания необходимости единой твердой демократической власти. Было высказано пожелание, чтобы в дальнейшем не утрачивался контакт между этими тремя организациями. Таким образом, родился так называемый «Тактический центр». Заместителем представителя в нем НЦ – О. П. Герасимов некоторое время спустя был избран.

Больше совместных заседаний трех организаций не было, или, по крайней мере, я о них не знаю. Вообще, в 1919 году я несколько раз болел и поэтому бывал не на всех собраниях. НЦ, как вы верно осведомлены, собирался в Научном институте и на квартире Н. К. Кольцова. О каждом заседании порознь рассказывать не могу – это были скорее беседы за чашкой чая на темы дня. Всякий рассказывал, что он слышал о продвижении Колчака, о разложении Красной Армии и т. п., больше всех рассказывал Н. Н. Щепкин, как находившийся в общении с военной организацией. Другой член военной комиссии – Н. А. Огородников, видимо, не был в курсе дела. Все сетовали на недостаток информации и ждали чего-то. Щепкин по нашему поручению несколько раз писал на Юг, прося информации и указаний, чем мы могли быть полезны. Он же передавал туда сведения от военных. Сведения эти шли прямо к нему, минуя военную комиссию. Письма с Юга, как я сказал, приходили редко и по содержанию никого удовлетворить не могли. Самое подробное из них напечатано в «Известиях» (найдено у Н. Н. Щепкина). Раньше, как мне говорил Щепкин, было получено письмо из Сибири, но при мне таких писем не было. Раза два Щепкин говорил нам, что из Петрограда пишут (фамилии он не называл), что там получено сообщение из Финляндии: Юденич признал Колчака, соглашение с финнами налаживается, Петроград будет скоро взят… Раз какой-то молодой человек, приехавший из Киева, рассказывал про местные настроения. Другой раз то был приехавший с Дона, третий – из Сибири. Рассказы носили обывательский характер. Кроме этих трех случаев, при мне рассказов «с мест» не было.

Вы говорили мне о приезде с Юга полковника Хартулари и о его докладе в НЦ. Об этом ровно ничего не знаю, и если вообще этот факт имел место, то это могло случиться только во время моей болезни. Никого, конечно, такая «деятельность» не могла удовлетворить, но ничего другого не оставалось делать. Мы все знали о существовании «военной организации», но в чем она, собственно, заключалась, было, думаю, для всех, кроме Щепкина, тайной.

С другой стороны, я знал, что при участии Котляревского теоретически разрабатываются какие-то записки, и, интересуясь экономическими вопросами, я желал принять участие в этой работе, но это сделать не пришлось. Видел я одну экономическую записку, где доказывалось, что будущее лежит в мелкоземельной собственности и в развитии промышленности тоже на началах собственности – принципы, с которыми я вполне согласен, но какое практическое значение могла иметь эта записка, мне совершенно не ясно.

Говорилось в собрании НЦ о желательности составить проект плана экономической политики на случай победы Деникина; но дальше пожеланий дело, кажется, не пошло. Вот приблизительно в чем заключалась деятельность собраний НЦ. Не думаю, чтобы на собраниях, которые я пропускал, она носила бы иной характер. За все мне известное время было, помнится, только два «постановления» НЦ, о которых должен был сообщить на Юг

Н. Н. Щепкин: первое – признать недопустимость отдачи русских земель какому бы то ни было государству в награду за выступление против РСФСР и второе – признать недопустимым формирование «Эмигрантских министров». По поводу слухов о «Парижском правительстве».[250] Обсуждали еще вопрос о желательности или нежелательности такого учреждения, как ВСНХ, для руководства экономической жизнью, но постановления по этому вопросу вынесено не было.

2. Весной (не помню точно срока) я был избран вместо Н. А. Огородникова членом военной комиссии. В нее входили Н. Н. Щепкин, С. М. Леонтьев и я. Не знаю, насколько военные посвящали Щепкина в свои планы, но мы с Леонтьевым не знали ни имен, ни даже числа участников организации. Н. Н. Стогов, глава организации, сообщил нам в первое свидание, что он придает организации только подсобное для Колчака или Деникина значение, так как размеры ее слишком малы, чтобы претендовать на большее. В дальнейшем Стогов рассказывал нам о полученных им сведениях про продвижение Колчака и т. д. Эту информацию мы потом передавали нашим друзьям. Практически Стогов предложил одну задачу: подыскать гражданских помощников военным начальникам участков, на которые должна была быть разбита Москва. Щепкин обещал подумать и, может быть, найти одного-двух. Мы с Леонтьевым сказали, что никого найти не сможем. На этом Стогов был арестован, я видел его всего два или три раза. Щепкин познакомил Леонтьева и меня с заместителем Стогова – С. А. Кузнецовым. Причем собрания комиссии продолжали носить характер информации. Кузнецов говорил, что организация растет (тоже не называя чисел) и приобретает приверженцев в артиллерийских и автомобильных частях, а также в разных военных школах. Никаких имен он не называл, и, считая это правильным, мы его не спрашивали. Кузнецов просил прибавить денег на «пособия» членам организации. Он просил, не помню точно сколько, только не меньше 100 тысяч рублей в месяц. Деньги были у Щепкина, он говорил, что они на исходе, и мы просили его писать в Сибирь, чтобы прислали таковых.

Наконец Щепкин сообщил нам, что от Колчака прибыл «Василий Васильевич» с одним миллионом денег, что должны везти еще, но, насколько знаю, больше денег не приняли. Деньги военным Щепкин передавал через И. Н. Тихомирова, мы с Леонтьевым дел с ним не имели и даже не знали его лично. Раз Щепкин дал мне деньги для передачи Кузнецову, что я и исполнил.

Тут Кузнецов был арестован, и через некоторый промежуток времени Щепкин познакомил нас с начальником штаба Стогова полковником Ступиным. Разговоры в комиссии продолжали носить тот же характер информации. Раз Ступин потребовал, чтобы была организована пропаганда среди рабочих, но ему было известно, что это невозможно. Со Щепкиным Ступин разрабатывал какие-то проекты прокламаций на случай выступления. Они должны были быть доложены в комиссию, но так доложены и не были.