На предложенные мне вопросы об участии в военной организации для свержения существующего строя докладываю, что я не представляю себе возможным борьбу незначительных по числу лиц с целым государственным строем, поэтому мои разговоры, консультация по чисто техническим вопросам никак не могут считаться чисто активным участием в организации переворота.

В. Д. Жуков

Указания лиц, которые приведены в выдержках протоколов, мне лично некоторых знакомых, считаю правильными, как бывшие события, но то что не уясняю, при каких это обстоятельствах происходило. Будучи у своих бывших сослуживцев как старый знакомый, встречал иногда лиц, которых раньше никогда не видел, потому сказать, как их зовут, я не могу. Как доказательство, что считаю своей обязанностью и долгом, получая деньги, нести службу, как это надлежит, я указываю на моих сотрудников и комиссара фронта тов. Каныгина, который в письменной форме говорил о моей деятельности, донося в центр. Поэтому не считаю себя саботажником и не совмещаю понятий о пользе и вреде одновременно для Советской Республики. Если же мои собеседования, консультация в свое время и были как показатель участия организованного выступления, то от них я не отказываюсь – существующий строй лишил меня семьи, голод и нужда, которые я испытывал, не могли заставить меня полюбить видимую обстановку.[280]

В. Д. Жуков

25 октября 1919 года

ПОКАЗАНИЯ И. Р. ЛЕЙЕ*[281]

Приблизительно в конце июля или начале августа на Тверском бульваре ко мне подошел господин и познакомился со мной, который впоследствии назвался Всеволодом Антоновичем.[282] При встречах он заговаривал о политике и однажды предложил мне взять на себя руководство и охрану вокзалов в свои руки. Я сказал, что вокзал все равно в моих руках и что никакой разницы нет. Всеволод Антонович хотел вовлечь меня в военную организацию, и я дал ему слово взять на себя охрану вокзалов. У меня не хватило мужества отказать ему и думал, что все равно по долгу службы я должен охранять вокзалы. Всеволод Антонович познакомил меня с господином с черными усиками, роста выше среднего (и через него я познакомился с Миллером) и сказал мне, что я должен находиться в подчинении Миллера. Мы были у Миллера на квартире, и здесь мы вели беседу о вокзалах. Затем я вторично был недели две назад и сказал Миллеру, что меня переводят на Александ ровскую жел. дор., а потому я отказываюсь.

Затем я у Миллера ни разу не был. Всеволод Антонович больше ни с кем меня не знакомил. Я говорил Миллеру, что г. нашем полку имеется резерв в 60–70 человек, но об ударной группе ничего не говорил. Но я все же сказал Миллеру, что все эти люди верные и будут мне подчиняться; фактически рабочей силы у меня не имелось.

Я совершенно отрицаю, чтобы когда-либо устраивал приезд агентов к Мамонтову и для взрыва мостов. Больше ничего не имею показать.

При сем присовокупляю, я слыхал от Миллера, что предполагаетсякого-то направить к Мамонтову, но знаю наверно, что у них случились какие-то счеты в деньгах и люди не были отправлены. Никакою присяжного поверенного я не знаю, кто бы должен был поехать для взрыва моста. Ничего больше показать не могу. Я целиком поддерживаю и ярый сторонник Советской власти.

Кроме того, я был познакомлен с Дмитрием Яковлевичем, который потом, оказалось, был Алферовым. Дмитрий Яковлевич пригласил однажды меня на заседание на М. Дмитровке, которое было недели две тому назад; на этом заседании говорил Всеволод Антонович. Люди уходили и входили, когда я пришел, то меня оставили минут [на] 15–20, в то время были там Миллер, молодой блондин невысокого роста в офицерской форме, Дмитрий Яковлевич и я и довольно полный господин с козлиной бородкой. Когда я уходил, я заметил, что входил пожилой господин с бородкой, я его фамилии тоже не знаю и видел в первый раз. На заседании Всеволод Антонович сказал нам, то есть мне и молодому блондину: «Вы поступаете в распоряжение Миллера» – и при этом передал Миллеру какую-то карту, одну из частей г. Москвы. Мне лично Всеволод Антонович сказал: «Вы оставайтесь на вокзалах». Я промолчал, хотя уже знал, что наш полк уходит с Николаевской дороги, и я все равно не в состоянии выполнить своей задачи. На этом заседании мне было сказано Всеволодом Антоновичем, что я слишком болтлив. При сем могу сказать, что во время заседания Всеволод Антонович часто выходил с полным господином в другую комнату и о чем-то шептались. Я помню как-то, недели полторы тому назад, я пришел на Дмитровку и хотел поговорить с Дмитрием Яковлевичем. Когда я вошел, Дмитрий Яковлевич меня не принял, говоря, что у них заседание. Вообще, мне говорил Дмитрий Яковлевич, что заседаний основательных не бывает, а собираются всегда не более четырех-пяти человек, и то те сейчас же уходят, а другие приходят. Ко мне лично они относились свысока, ничего нельзя было их спросить, обо всем умалчивалось. Несколько раз я задавал вопросы, как называется ваша организация, мне всегда давали уклончивые ответы. Раз я чуть не влетел, теперь постараюсь больше носа своего не совать и жить и работать так, как работал до этого злосчастного момента.

Н. Лейе

С. И. Талыпин получил ордер на помещение, куда сложено было оружие, через одно лицо, которое служит в отделе по распределению жилых и нежилых помещений. Отдел этот находится на Софийке,[283] лицо это – студент, причем этот студент был в дружественных отношениях с С. И. и знал, что работает для организации. Не ручаюсь, но кажется, его отчество Григорьевич. С. И. боялся, чтобы Тихомиров об этом не рассказал. А. Н. Яндоловский был познакомлен с Миллером Ал. Ал. Михайловым; причем на вопрос Миллера: «Можно ли рассчитывать при выступлении на ваш батальон?», ответил: «Все будет сделано». Причем Яндоловский назначил Михайлова на одну из командных должностей в организации. По освобождении собирается уехать за границу.

А. А. Михайлов ездил по Павелецкой жел. дор. по поручению Миллера и из вагонов осмотрел один из мостов близ Москвы с целью взрыва.

А. А. Михайлов и С. С. Казаринов по освобождении собираются уехать в Архангельск.

Г. Т. Свищев имел знакомство в Главном штабе и сообщил Ступину через это лицо положение на всех фронтах.

С. С. Денисов сообщил, что он по поручению Миллера принес к последнему около 2 пудов динамиту, кроме того, говорил, что благодаря бегству его начальника по службе многое из его поступков осталось неоткрытым. Е. Я. Свидерский, высказывая свои взгляды на постановку учебного дела, говорил: «Я презираю тех офицеров, которые с увлечением предаются службе и этим только укрепляют Советскую власть. Теперь необходимо преподавать так, чтобы, не давая никаких знаний курсантам, подталкивать и разрушать то здание, которое наполовину разрушено» (считая под зданием Советскую власть).

Перуанский, из Высшей стрелковой школы, в своих разговорах часто высказывал свое недовольство Советской властью, говоря, что ему вся эта волынка уже надоела.

Тарлицкий и Радионов (Высшая стрелковая школа) при разговоре между собою говорили: «Чем хуже, тем лучше. Скорее все теперешнее погибнет, и эта власть изменится».

Н. Н. Кудрявцев говорил, что командный состав Высшей стрелковой школы порешил между собою в случае переворота уничтожить генерала Филатова.

Генерал Даниловский часто высказывал свое недовольство Советской властью.

Шваки также неодобрительно относился при разговорах к Советской власти.