Наши контрреволюционные организации и главари упустили следующее, что цена жизни идет геометрической прогрессией, и в то время, когда Советская власть увеличила содержание к осени 1919 года в 5–7 раз, контрреволюция все оставила по-старому и получился крайне комический факт: что могло значить 500 рублей для командира дивизиона, при казенном пайке он получал на советской службе около 3000 рублей. Но поступить в организацию было легко, а уйти очень трудно. Коготок увяз – всей птичке пропасть; несмотря ни на что, многие члены организации всеми силами старались выйти из нее, тем более что большинство было против активного выступления.

Я считаю, что если бы главари организации увеличивали бы плату параллельно с увеличением платы властью, то народу в организации было бы несравненно больше и не было бы такого бегства под разными предлогами из нее. В погоне за средствами некоторые члены организации часто прибегали к некрасивым поступкам. Так, например, при требовании денег показывали состоящими на учете 60 человек, а фактически их было человек 15–20. Знаю факт, что было и 3. Пример могу привести; по моему мнению, Г. А. Филипьев – у него было около 20 человек, а деньги получал человек на 50–60.

NB. Был еще разряд лиц, но по своей малочисленности я его выбрасываю вон. Это лица тщеславные, во что бы то ни стало желающие играть первые роли, если не там, то здесь, за все берущиеся, все желающие взять в свои руки, а потом и не могущие ничего сделать хорошо. В пример привожу Миллера: он и артиллерист, и начальник сектора, и взрывает мосты, и хранит оружие, бензин, типографию. Сам таскает пироксилин и т. д., и все сам.

Процентное отношение разрядов – выведенный итог из личных наблюдений и по разговорам с контрреволюционерами:

Разряды %

I …………………… 2—3

II………………….. 2—5

III ………………… 2—5

IV………………… 5—15

V ………………….. 72—89

Если первый разряд можно назвать – идейные контрреволюционеры, то II – подлые, III и IV – шкурники, а V – страдательный элемент.

22 декабря 1919 года

Относительно того, что В. Д. Жуковым предполагалось ограбление одного из банков, я положительно ничего не могу сказать, так как ни от кого по этому поводу ничего не слышал, тем более что последнее время В. Д. Жуков бывал у меня очень редко, а вскоре он уехал на Туркестанский фронт. Нужды ему заходить ко мне не было, так как с И. Н. Т. он мог видеться каждый час, живя в одном с ним доме, Новослободская, 2, только этажом выше. Отрицать же намерение Жукова тоже не могу, так как с этой стороны совершенно не знаю.

В начале 1919 года и осенью 1918 года Иван Ник. Тихомиров производил разведку о хранении денег в одном из советских учреждений, помещавшихся против Страстного монастыря по внешнему проезду сего бульвара. Разведка выяснила следующее: деньги хранятся в несгораемом шкафу, несколько миллионов, а охраняются очень слабо, караул небольшой, малодисциплинированный и службу несет плохо. Для экспроприации означенных денег требовалось хорошо вооруженных людей человек 20 с бомбами и проч., динамит для взрыва увезенной кассы, грузовой автомобиль и квартира в глухом месте и пустом доме для ликвидации увезенной на автомобиле кассы (не очень большой), так как на месте взрывать и открывать ее не представлялось возможным. Ни людей, ни оружия, ни автомобиля И. Н. Т. не получил. Из членов организации, насколько я теперь помню, никто не пошел, считая такое дело авантюрой в духе нашего Пинкертона.

Весной этого 1919 года И. Н. Тихомиров и В. В. Ступин приказали мне войти в связь с Государственным банком на Дмитровке, казначейством и почтамтом, заведя там знакомство и установив связь, и, если представится возможным, завести там ячейку. С почтамтом и казначейством я отказался установить связь. Про почтамт И. Н. Т. сказал, что там на телеграфе служит его родственница и дело наладить можно. В Государственном же банке связь была установлена непосредственно через Анну Владимировну Богословскую (Цветной, [б-р] д. 3, кв. 3, в том же доме, где живет скульптор Меркулов, рядом с цирком Соломонского), где в банке, по словам, у нее было много своих работ и дело налажено еще раньше; об этом было мною доложено В. В. Ступину и И. Н. Тихомирову. После чего я получил приказание познакомить А. В. Б. с И. Н. Т., что я и сделал, и они много раз на дому вели беседу, но о чем – не знаю. Кажется, в конце концов оба остались друг другом недовольны или, быть может, просто не доверяли друг другу. На этом дело заглохло. Анна Владимировна Богословская, высокая шатенка, была сослана за попытку освободить арестованных. Человек она беспокойный, старается играть роль, много говорит, но мало делает. Хотя натура деятельная и готова на всякое рискованное предприятие – ограбление, убийства, быть может, и пр. Живет с братом и его семьей, нуждается постоянно в деньгах. В большевистских кругах имеет знакомство, но каких – не знаю.

В конце июля, около этого времени, В. А. Ступин и И. Н. Т. мне сказали следующее в кратких словах: у киргизов два комиссара: один Ханской ставки – Тунганчин[263] и другой общий – Джангильдин,[264] и они оба находятся в неприязненных отношениях друг к другу. Джангильдин живет на Рязанском вокзале в своем вагоне и ждет открытия в Киргизские степи дороги, куда он повезет 20 000 000 рублей. Надо установить за ним наблюдение – связь и эти деньги экспроприировать. В Киргизском комиссариате (Трубниковский переулок, 10) у меня был знакомый, Николай Александрович Замятин (адрес: Денежный переулок, не то 17, не то 19, кв. 2), бывший ротмистр 2-го гусарского Изюмского полка. До войны был в запасе. Лет ему около 39–40, высокого роста с бородкой, в пенсне, нос длинный, довольно красивый. Я обратился к нему, и он меня познакомил со своим товарищем, тоже из Киргизского комиссариата, не помню только, как зовут его и фамилию; но по списку комиссариата могу вспомнить. Если не ошибаюсь, то его зовуг Сергей Владимирович или Петрович и фамилия на букву «X», он бывший лицеист, московский, потом был земским начальником. Среднего роста, брюнет, бородка прямоугольная, но не по всему подбородку, а посредине, полный. Он очень не хотел ехать с комиссариатом и искал в Москве места. С. В., оказывается, знал его раньше как лицеиста и направил для приискания места в РВСР, кажется, к Бабикову; результаты в дальнейшем не известны.

Вот через этого человека я и должен был войти в связь с киргизскими миллионами. Он был на вокзале, виделся с комиссаром Джангильдином, он его и раньше знал, и Джангильдин брал его с собой. По делу о деньгах выяснилось, что караул около 20–30 человек и всего в эшелоне около 100, но потом останется очень мало, и экспроприация денег вполне возможна, но только в пути, а когда Джангильдин поедет, неизвестно. Мною об этом было доложено В. В. Ступину и Ивану Николаевичу Тихомирову, и они мне приказали войти в связь более тесную с вокзалом и установить наблюдение. Этого я сделать не имел ни возможности, ни желания, считал такие авантюры, как экспроприация каких-то денег, для меня не подходящими. Какие были по этому поводу после предприняты шаги, не знаю, во всяком случае, я больше не видел и не встречал и разговора о нем и о деньгах ни с И. Н. Т., ни с В. В. Ступиным не было, тем более что последнее время я несколько с И. Н. Тихомировым разошелся, и он как-то перестал со мной делиться мыслями и стал реже бывать, потому что переехал с квартиры на дачу в Томилино.

Думаю, что NN и Николай Александрович Замятин помнят этого человека и могут указать его фамилию; возможно, что он еще в Москве, его также видели один раз И. Н. Тихомиров и В. В. Ступин, последний не наверно.